Несколько раз его адвокат приходил ко мне, передавая приглашение Ангела прийти в тюрьму на свидание. И ни одного я не приняла. Любое упоминание об этом человеке приносило невыносимую боль. Меня будто пережевывало изнутри от одной мысли о нём. Хотелось сделать всё что угодно, лишь бы прекратить это мучение с примесью ненависти. Я презирала его каждой клеткой тела и каждым кусочком души. Он словно Сатана, с которым я подписала договор и которому продала душу, а теперь, как бы ни старалась, не могла получить её обратно. И в наказание за бездумность, угли ада поджаривали меня изнутри, заставляя корчиться от ужасной боли.

Нервозность по поводу возможной погони или срыва плана, перемешанная со всё еще живыми эмоциями по поводу всего случившегося, подводили меня к самому краю безумия, от которого удерживала одно — скорая встреча с дочерью.

В поисках успокоения, по дороге до места, где мы должны были сойти на берег и пересесть на самолет, достала из сумки металлическую коробку, то, ради чего я возвращалась в дом детства и без чего не могла покинуть город. Положив на колени красную шкатулку, провела ладонью по выведенным лаком для ногтей цветам и сердечкам, повторяя очертания каждого изгиба. Как давно это было, когда я сидела при свете ночника, кропотливо вырисовывая маминым белым лаком для ногтей узор, стараясь сделать эту шкатулку исключительной. Я торопилась успеть приготовить подарок ко Дню матери. Очень четко помнила то, как сильно хотела выделить шкатулку из сотен таких же, наводнявших магазины. Мне важно было показать ей, насколько сильно она уникальна для меня, что, несмотря на все попытки отца указать мне на её недостатки, я не видела их. Для меня мама всегда была идеальной. Вырисовывая её же лаком свои каракули на крышке шкатулки, я и предположить не могла, как сильно она полюбит мой подарок, и будет использовать её для хранения самого ценного, что у неё было.

Следом за металлической коробкой достала из сумки рамку с фото, осторожно вытаскивая задник и вытряхивая себе на ладонь маленький ключ, предназначающийся для замка на шкатулке. Сняв замок, и убрав крышку коробки в сторону, шумно выдохнула, увидев содержание шкатулки. Сверху лежала наша с мамой фотография. На ней мне было пять лет, и я улыбалась в камеру беззубым ртом. Под ней находилась еще целая стопка наших совместных фото. На некоторых из них присутствовал отец, но я их тут же откладывала в сторону. Я до сих пор не знала, что именно с ним произошло, но интуитивное понимание того, кто именно причастен к его исчезновению, поселилось во мне сразу, как только услышала о его пропаже. И пусть я осознавала, что его уже нет среди живых, но в душе еще теплилась надежда услышать когда-нибудь о нём как о живом человеке. Невзирая на весь ущерб, нанесенный моей жизни, он оставался моим отцом, и я не желала ему смерти. Просто хотела, чтобы его жизнь шла параллельно моей, не соприкасаясь ни в одной точке.

Перебрав фотографии, я увидела изображение незнакомого мужчины. Внимательно всматриваясь в идеальные черты, не нашла в них ничего, что могло мне указать на то, кем он являлся. Задумавшись, отложила странную фотографию в сторону. Кем мог быть этот человек для мамы, что она хранила его в тайнике вместе с моими фотографиями? Пока я не могла разгадать эту загадку, но, надеюсь, смогу получить ответ на этот вопрос позже.

Заглянула вновь в шкатулку, увидев на дне коробки лишь один предмет, вызывающий у меня в равной степени и трепет, и страх. Передо мной лежал мамин дневник. После её смерти отец куда-то увез все её вещи, оставив для меня лишь ту фотографию в рамке. И только эта шкатулка в нише за его костюмами осталась нетронутой. Все эти годы я знала о её местонахождении, но не осмеливалась вытащить из укрытия, которое мама показала мне много лет назад, назвав его тайником для сокровищ, обещая однажды показать мне его содержимое. После того как её не стало, я всё время испытывала дикое искушение заглянуть туда и наконец-то узнать мамины тайны. Но я боялась, что отец проведает о существовании шкатулки, решив отобрать у меня последнюю связь с мамой, и боялась узнать её с той стороны, которая могла разрушить для меня образ идеальной матери, сохранившийся с детства.

Яхта подскакивала на волнах в такт моему взволнованному сердцу. Пришло время распрощаться со всеми призраками прошлого, перестав витать в облаках и прекратив идеализировать одних, демонизируя всех остальных. Я хотела узнать правду, всё еще надеясь на то, что она оставит от моего растоптанного сердца хотя бы кусочек. Трясущимися руками я осторожно перевернула розовый кожаный переплет, впервые за много лет увидев мамин почерк. Ровные буквы смотрели на меня, призывая прочесть их. Собравшись с духом, я приступила к первой записи.

25 мая

Дорогой дневник!

Какое-то банальное начало. Да и дурость это, обращаться к бумаге, как к живому человеку. Попахивает шизофренией. Мама подарила эту дурацкую тетрадь, сказав, что ведение дневника отлично помогает систематизировать мысли и выплеснуть все эмоции, терзающие в течение дня, на бумагу. Пока не вижу ничего хорошего в этой затее. Как-то глупо общаться с неживым предметом. Да и не надежно это, доверять мысли бумаге.

16 июня

Боже мой! Боже мой! Этот день просто обязан остаться в моей памяти и памяти моих потомков! Официально — сегодня был лучший день в моей жизни!

Я провела целый вечер с Аароном Льюисом! И почему я не хотела идти на эту вечеринку?! Если бы только знала, что именно меня ждет, то оказалась бы там самой первой. Хотя… Нет. Всё случилось, как и должно было произойти. Спасибо моему дурному настроению и желанию сбежать из шума. Не отправься я искать тихий уголок, то ни за что не наткнулась бы на него в кабинете отца Анджелы, и нас бы не заперли снаружи какие-то придурки, и мы не проговорили четыре часа подряд. Боже-е-е-е! Он гораздо лучше, чем я себе представляла! А какие у него глаза! Не видела больше ни у какого такого красивого цвета.

Ах, да! У нас в субботу свидание!

25 июня

Я счастлива! Других слов, чтобы описать своё состояние, я не могу подобрать. Была вчера на свидании с Аароном. Не смогла удержаться и поцеловала его сама. Он ответил на поцелуй. И у меня перехватило дыхание. До сих пор чувствую вкус его губ. Вряд ли смогу сегодня уснуть. Буду снова и снова прокручивать в голове этот вечер.

30 июля

Свершилось. Мы сделали это! Всё прошло лучше, чем в рассказах девчонок. Он ждал меня в их домике для гостей. Приготовил свечи, вино, посыпал лепестками роз покрывало. Именно так я и представляла свой первый раз. И, кажется, я сказала, что люблю его. Боюсь, как бы теперь Аарон не изменил своё отношение ко мне. Я люблю его. Боже! Как же сильно я люблю его и не знаю, как буду жить дальше, если после того, что случилось, перестану быть интересной для него. Почему я такая дура? И зачем, вообще, раскрыла свой глупый рот?

1 августа

Аарон признался мне в любви!!!! Аарон Льюис, тот самый Аарон Льюис, по которому сходила с ума вся школа, признался, что любит меня! Я не могу дышать от счастья!

10 августа

Я в панике. Через неделю Аарон уезжает в Бостон на учёбу, а я остаюсь здесь. Папа не позволил мне сменить университет и поехать учиться вместе с Аароном. Сможем ли мы сохранить наши чувства на расстоянии? Не знаю, как буду жить без него.

18 августа

Он уехал. Прошло лишь несколько часов, а я уже готова бежать за билетом на самолет, лишь бы оказаться рядом с ним. Как я смогу дождаться нашей встречи? Разлука невыносима. Жизнь невыносима своей несправедливостью. Отец невыносим.

15 сентября

Вчера отец пригласил на ужин какого-то друга, хотя тот слишком молод, чтобы разделять интересы отца. Папа слишком рьяно нахваливал мне его заслуги. Если честно, я даже лица того парня не запомнила, как и не обратила бы внимания на этот вечер в целом, если бы не внезапно появившийся на пороге Аарон! Он прилетел, чтобы увидеть меня. А отец вышел из себя и попросил охрану выкинуть его за порог. Я побежала за ним следом, но меня не выпустили за ворота. Тогда я совершила то, что давно мечтала сделать. Вылезла через окно в комнате и перелезла через забор. Почувствовала себя настоящей супер — героиней. Аарон! Мой любимый, родной Аарон ждал всё это время меня, отыскивая способ пролезть внутрь. И мы, как и все прошедшее лето, сбежали в его домик для гостей. Родители Аарона, в отличие от моих, были чрезвычайно рады меня видеть и не пытались препятствовать нам проводить время вместе. Все было как во сне. Я не могла надышаться его запахом. Не могла налюбоваться им. Какие у него прекрасные глаза. Ни у кого больше нет радужки такого цвета. Только у него. У моего Аарона.

3 октября

Отец каждую неделю приводит к нам на ужин этого Павла. Как он меня раздражает. Более самодовольного и расчетливого типа еще не доводилось встречать. Он продумывает каждое своё слово, будто боясь оступиться. И смотрит на меня, даже не знаю, каким словом лучше описать его взгляд, как на трофей, что ли. Мне становится тошно от этого.

Теперь, когда отец напрямую рассказал мне о своём плане, эти ужины превратились в настоящую пытку. Вчера он попросил меня расстаться с Аароном. Сказал, что выходить замуж нужно только за своих, с таким же менталитетом, и за тех, кто не позволит детям забыть их корни и язык. Согласно его принципам, Аарон совершенно не вписывался в моё будущее. Только я так не считаю. Мне наплевать на всё, что говорит этот бесчувственный человек, привыкший командовать на работе и считающий, что имеет право распоряжаться чужими судьбами. И самым отвратительным в его монологе стало заявление о том, что в качестве зятя он видит Павла, успевшего достичь определенного успеха в политике и подающего большие надежды. А про любовные похождения с «мальчишкой» самое время позабыть. Я хлопнула дверью в его кабинет и заперлась в комнате, проплакав два дня.

Даже не смогла нормально разговаривать с Аароном. Просто слушала его и всхлипывала, ссылаясь на ссору с отцом, но не вдаваясь в подробности. Незачем ему знать о бредовых идеях отца.