Пенгборн умеет говорить так благородно, что ты невольно прислушиваешься к каждому его слову. Честно говоря, я не понимаю, почему Портер так на него злится. Он просто пожилой человек. Надо же сердце иметь.

– Бред какой-то, – морщит губки Грейс.

– Вам, наверное, нравится, если вы посвятили этому столько лет, – говорю я.

– Понимаете, я люблю общаться с людьми. К тому же у меня нет ни образования, ни профессии, поэтому чем мне еще было заниматься? Это все, что я умею. – Он чешет голову с торчащей в разные стороны непослушной седой шевелюрой. – Лет десять назад меня пытались отправить на пенсию, но дома мне заняться совершенно нечем. Я никогда не был женат. У меня есть собака, Дэйзи, но ей надоедает целыми днями на меня смотреть. Поэтому я продолжал ходить на работу, даже когда мне перестали платить.

– Как это? – спрашивает Грейс, не в силах скрыть недоверие. – И долго?

– Месяца три или около того. В конце концов мистеру Кавадини надоело отправлять меня домой, он опять зачислил меня в штат и включил в график дежурств. – Он расправляет плечи и улыбается широкой, радостной улыбкой. – И вот теперь я стою здесь. Работа меня все еще не убила. Думаю, Портер уже в бухгалтерии. Закройте-ка уши, леди, вряд ли мой звонок его обрадует.

Когда Пенгборн связывается с Портером, Грейс толкает меня плечом:

– Рада, что нам наконец выпало работать в одну смену.

– Взаимно, – совершенно искренне отвечаю я, – команда Грейли: Грейс и Бейли, с нами бизнес всегда на высоте.

– Команда Брейс: Бейли и Грейс, нам все по плечу. Мы хохочем – до тех пор, пока Фредди у турникетов не бросает на нас еще один взгляд и Грейс в ответ ему злобно шипит. Он оставляет нас в покое.

– Какие у тебя планы на выходные? – задает она мне вопрос.

– А почему ты спрашиваешь?

– В субботу после работы будут посиделки у костра. Что-то вроде вечеринки на пляже.

Я тут же вспоминаю Дэйви, приятеля Портера, и сильнее сжимаю в руках ящик для денег:

– Это которые в Боун Гарден?

– Ага. Ты о них уже слышала?

– Краем уха.

– В основном там собираются сёрферы, но бывает и другая публика. Как правило, летом такие вечеринки проводятся каждую субботу. Иногда там скучно, в другие разы весело, но это самое подходящее место познакомиться с ребятами из Брайтси для такого новичка, как ты. Я могу тебя представить.

Уклонист в моей душе тут же скукоживается, выискивая предлог, чтобы отказаться, но мне, как это ни странно, хочется туда пойти. Особенно с Грейс. Поэтому я отвечаю:

– Конечно, почему бы и нет?

И тут же, не дожидаясь ответа, рассказываю, где живет отец, после чего мы договариваемся, когда она заедет за мной на своей машине. Можете себе представить? Я вдруг превратилась в бабочку, порхающую по общественным мероприятиям. Вот что делает с человеком свежий воздух да солнечный свет.

А может, я просто с большей надеждой смотрю в будущее, узнав, что у папы есть женщина. К тому же полицейский, готовая любому надрать задницу.

– Мы просто друзья, – заверил он меня, когда вечером мы возвращались домой. – Торопиться нам некуда.

Больше он ничего не добавил, и развивать эту тему мы не стали. Если у него все нормально, если он счастлив, я за него только рада.

Кстати, о радости – в моей голове бьется еще одна мысль, представляющаяся мне куда важнее: встреча с Патриком в «Блинной хижине». Патрик, и только Патрик, в миллионный раз напоминаю я себе, прекрасно понимая, что он может оказаться Алексом, а может и нет. Но вчера вечером я решила изыскать способ с ним поговорить, проявив находчивость, и с тех пор без конца об этом думаю. Глубокий вздох.

Мои размышления прерывает вихрь прохладного музейного воздуха – мне приходится посторониться, чтобы пропустить Портера в образе разъяренного буйвола, идущего на приступ будки по продаже билетов.

– Я вырву тебе толстую кишку, пришью к ней ключ и запихну обратно. – Портер берет Пенгборна за руку, открывает его ладонь, вкладывает в нее ключ и смыкает на нем пальцы коллеги. – Больше. Не. Теряй.

Пожилой охранник улыбается:

– Хороший ты парень, Портер. Спасибо тебе.

Пенгборн похлопывает Роса по плечу, ничуть не обескураженный его злой тирадой в свой адрес. Он лучше большинства людей.

– Вперед, леди. Фредди уже с ума сходит от беспокойства. Займитесь наконец билетами, чтобы от этой очереди не осталось и следа.

Команда Грейли – в состязании на лучшее название победу одерживаю я – по обыкновению задает жару, и очередь действительно в два счета исчезает. Просто потому, что мы лучшие. Дежурный смотритель отмечает нашу хорошую работу, а мистер Кавадини, в кои-то веки заглянувший посмотреть, как у нас дела, даже правильно называет наши имена.

Так что день выдался хороший – до четырех часов пополудни.

Поток посетителей музея заметно иссяк. Мой перерыв подходит к концу, я уже собираюсь стойко продержаться пару оставшихся часов, но поскольку у меня еще есть в запасе пару минут, направляюсь на рабочее место через крыло Вивьен. Миную зал Сан-Франциско с мостом Золотые ворота, под которым проходят посетители, и улицей Чайна-таун, где можно поглазеть на витрины магазинов, выдержанных в стиле конца XIX века. Обратив взор на китайский чайный магазинчик, я замечаю двух ребят лет четырнадцати, ведущих себя несколько странно. Они стоят в нескольких ярдах от меня и пялятся на экспозицию в духе снимаемых в Сан-Франциско в 1940-х годах фильмов «нуар». Их внимание привлекла статуэтка мальтийского сокола, устроившегося на столе прославленного кинодетектива Сэма Слайда из одноименного фильма, сыгранного на экране Хамфри Богартом. Один из них, белокурый пацан в белой рубашке поло и мокасинах, ради эксперимента тычет пальцем в статуэтку, в то время как его сонный приятель с рюкзаком стоит на стреме.

Догадаться, что у них на уме, совсем не трудно. Вот придурки. Неужели они не заметили камер видеонаблюдения? Да нет, тот, что с рюкзаком, без конца на них поглядывает, прикидывает угол их зрения и немного смещается в сторону, закрывая собой дружка, доморощенного Ричи Рича. Не знаю, о чем они думают. Все экспонаты в музее приклеены, прибиты гвоздями, привинчены шурупами или заперты на замок.

Но только не этот.

Парень в поло опять тычет в сокола пальцем, и тот покачивается. Самую малость. Но этого вполне достаточно. Они собрались свергнуть статуэтку с пьедестала. Идиотам захотелось ее украсть.

Я оглядываюсь по сторонам. Посетителей в зале совсем немного. Я опускаю голову и направляюсь в его противоположный конец, где, если верить дурацкому плану музея для сотрудников, в стенной панели спрятано переговорное устройство. Убедившись, что меня никто не видит, я ныряю под пальму в кадке, открываю панель и нажимаю кнопку вызова охраны. Из допотопной трубки до меня доносится голос Портера.

– Это Бейли, – шепчут мои губы, – я в зале Сан-Франциско.

– Что это ты забрела так далеко от будки для продажи билетов? Да и потом, говори громче, я тебя не слышу. Или ты таким образом подбиваешь ко мне клинья? Так вот почему у тебя такой сексуальный голос! А знаешь, мне нравится.

Я тихо постанываю и всерьез подумываю о том, чтобы положить трубку.

– Заткнись и слушай меня внимательно. Здесь двое пацанов, они задумали кражу.

– Похоже, сэр, вы ошиблись номером.

– Портер! – с трудом сдерживаюсь я. – Они сейчас уволокут мальтийского сокола.

– Не суетись и оставайся на месте. Меня от тебя отделяют два зала. Я сейчас буду. Не своди с них глаз, но сама не подходи. Они могут быть опасны. Я не шучу, поэтому если что – потом не говори.

Трубка умолкает. Я закрываю панель, с непринужденным видом выныриваю из-под пальмы, усиленно делаю вид, что интересуюсь живописными полотнами, а на самом деле слежу за мальчишками. Они по-прежнему расшатывают статую сокола. Под мостом Золотые ворота проходит парочка, при виде которой парни вынуждены немного отложить намеченное злодейство. Я опять прячусь за пальмой в кадке.

Ну же, Портер, давай. Я понимаю, этот сокол не имеет никакого отношения к предметам реквизита, использованным во время съемок фильма, как и большинство других экспонатов, потому как на кадрах картины фигурируют только две статуи, одна из которых была продана с аукциона за несколько миллионов долларов. Но здесь дело принципа, и это сводит меня с ума.

– Где они? – скользит по волосам у меня за ухом теплое дыхание Портера.

Я непроизвольно прижимаю к шее плечо, и ему это почему-то кажется забавным.

– Щекотно, Райделл? – шепчет он.

Я игнорирую его комментарий, отвожу ветку пальмы и показываю ему ребят, которые опять раскачивают статуэтку:

– Вон. Белое поло и рюкзак.

– Ну не свиньи ли, а? – недоверчиво ворчит он. – Это ж надо до такого додуматься – украсть сокола!

Врать не буду, когда я вижу, что Портера это бесит в той же степени, что и меня, меня пробирает дрожь. Мне нравится, что теперь мы с ним на одной волне.

– Что будем делать? – шепчу я.

– В соответствии с инструкцией «Пещерного дворца» при задержании воров первое правило предписывает не поднимать шума. Ни погонь, ни скандалов, чтобы все было в рамках приличия. Ничего такого, из-за чего другие посетители почувствовали бы себя неуютно. Это означает, что мы должны легко и непринужденно вывести их на чистую воду.

– Не говори загадками, – шепчу я.

Портер опускает голову и тихо говорит:

– Мы позволим им ее украсть.

– Что? – Мое лицо теперь так близко от его, что я даже вижу в его карих глазах золотистые прожилки.

Разве они у него карие? Что-то я раньше не замечала.

– Ни в коем случае!

– Отчего же, именно так мы и поступим. Потом проследуем за ними к выходу и возьмем их без лишних проблем на парковке.

– Да? – переспрашиваю я, немало заинтригованная подобной перспективой.

– Теперь они вполне могут разделиться. В прошлом году у меня уже так было, двое козлов прихватили наручники Джея, в которых было на тысячу баксов золота, и спокойно вынесли из музея, пока меня распекал Кадавр. Так что одному мне не справиться. Поможешь?