Дженн Беннет - Вероятно, Алекс

Правда, не все. Например, Портер. Он поднимает меня на ноги и выдает где-то в районе моей головы серию ругательств.

– Когда они только образумятся…

– Что случилось? – спрашиваю я и в этот момент замечаю, что толпа потихоньку начинает редеть.

То тут, то там от нее отделяются отдельные личности и направляются к веренице припаркованных машин.

– Вот козлы! Это все костер, – объясняет Портер, – когда он поднимается слишком высоко, его можно увидеть с дороги. Окрестные жители относятся к нему терпимо только до тех пор, пока он не виден. А потом вызывают полицию. Для них, черт возьми, это что-то вроде сигнала тревоги.

Но это еще не все. По ту сторону костра происходит что-то еще. Чтобы привлечь внимание Портера, я показываю на двух парней, помогающих Дэйви взобраться на большую, плоскую скалу на самом краю пляжа. На нее набрасывается прибой, окатывая ноги парня брызгами пены. Но он либо не замечает этого, либо ему наплевать. В руке он сжимает какой-то предмет, напоминающий большую палку. Потому Дэйви кричит всем заткнуться, толпа умолкает и обращается в слух.

– В честь всех наших павших братьев, размозживших свои кости об эти камни сада добра и зла, сегодня, в день годовщин… – Он пошатывается, но тут же выпрямляется. – В день годовщины гибели Пенниуайза, я хочу устроить военный салют, дав тройной залп. Готовы?

Что, черт возьми, он собрался делать?

– О боже, – стонет Портер.

Дэйви поворачивается лицом к образованной скалами стене, кладет палку на плечо и…

Мир вокруг меня проваливается в тартарары.

Я…

Пляжа больше нет.

Мне четырнадцать лет, я только что вернулась из школы и теперь стою в гостиной нашего старого дома в Нью-Джерси. На дорогом ковре валяются осколки стекла и виднеются пятна крови. Мама зашлась в крике, но я ничего не слышу. Потом ковер снова превращается в песок, толпа в экстазе орет, все возвращается в норму. Хотя нет, не возвращается.

– Бейли! – кричит мне в лицо Портер, тряся за плечи. Я сгладываю, но в горле у меня пересохло.

– Бейли!

Я здесь. Со мной все в порядке. Лишь боюсь перед ним расплакаться – это будет унизительно. Слишком поздно – рука, прикоснувшись к лицу, обнаруживает, что по нему уже катятся слезы. Я вытираю их и делаю несколько глубоких вдохов.

Бабах!

В голове опять вспыхивает страшное воспоминание, но в этот раз я никуда не улетаю. Оно лишь страшно пугает меня и приводит в смятение. Может, Портер перед этим и не думал меня трясти? Может, я дрожу сама?

– Господи, что с тобой? – спрашивает он, убирает с моего лба прядь волос и проверяет, нет ли у меня жара.

– Все хорошо, – наконец говорю я, отводя его руку. Не потому, что не нуждаюсь в его помощи, просто мне нужно посмотреть, что делает Дэйви. Он в это время перезаряжает ствол. Из обещанных трех залпов у него остался один. Скорее всего, у него в руках дробовик. Отсюда судить трудно.

Как же мне это ненавистно. Такого со мной уже давно не было. А я оказалась не готова. Знай, что меня ждет, я бы собралась с духом. Но так…

Дэйви прикладывает оружие к плечу. Последний выстрел. Я зажимаю руками уши. На какой-то момент на лице Портера отражаются тревога и замешательство, но он обнимает меня и прижимает к свой груди мою голову. Бабах!

Я с силой прижимаюсь к нему, но он не отстраняется. И это помогает. Выстрел звучит глухо. У меня есть надежный якорь, выпускать который из рук нет никакого желания. Прижиматься к нему с такой силой, должно быть, позорно, но мне наплевать, просто потому, что от него исходит тепло и у него на груди я чувствую себя в безопасности. Но вот он отстраняется, пытается что-то сказать и мне. Хочу я того или нет, придется его выслушать.

– Надо бежать, Бейли! – говорит он. – И как можно быстрее.

Я понимаю почему.

Красно-синие огни. К нам нагрянула полиция.

– Мне нужно найти Грейс, – кричу я ему, когда мы мчимся по песку.

Вокруг царит полный хаос, все разбегаются в разные стороны, половина собравшихся, толкая друг друга, бросается вверх по дорожке к припаркованным автомобилям, но именно там их ждут полицейские огни.

– Грейси и сама о себе позаботится, – орет мне в ответ Портер.

Он крепко держит меня за руку и пробивается вперед по тропинке, чтобы оказаться подальше от костра в неосвещенной зоне пляжа. Подальше от людей.

– В подобные переплеты она попадала и раньше, у нее здесь миллион друзей, которые с удовольствием отвезут ее домой.

Но мне все равно кажется, что поступать так неправильно. Я пытаюсь ему об этом сказать, однако нас окружает такой гам, что невозможно даже услышать собственный голос.

Теперь полицейская машина уже не одна, а две. И только сейчас меня поражает мысль: а что, если это Ванда? Что, если она арестует меня, даже если я и не пила? Воображение рисует, как папа приезжает за мной в полицейский участок, и внутри все сжимается.

– Департамент полиции Коронадо Ков, – ревет из динамиков патрульного автомобиля мужской голос, – подними руки, чтобы я мог их видеть.

Вот дерьмо. Они кого-то взяли. Надеюсь, что Дэйви с его дробовиком, который так хорошо крошит камень.

Портер огибает основную массу улепетывающих участников вечеринки. Мы пробегаем мимо огромного валуна, за ним среди сухого прибрежного кустарника змеится узкая тропинка, по которой уже несется какая-то парочка. Вокруг темно, но окрестности все же различимы.

– Пригнись и не шуми, – говорит Портер, и мы скользим по этой тропинке среди сухой травы.

Когда до вершины холма остается совсем чуть-чуть, мы вынуждены остановиться и подождать, пока в нескольких шагах от нас не пройдет яркий луч обшаривающего местность прожектора патрульной машины. Уже собираемся бежать дальше, но в этот момент мне приходит эсэмэска от Грейс: Где ты? На которую я отписываю: Спасаюсь бегством вместе с Портером. Ты в безопасности? И тут же получаю ответ: Да, со мной все в порядке. Волновалась, что потеряла тебя. Скажи Пехать на С по Голд к ферме Кангуа. Будешь дома, сбрось мне сообщение.

Я показываю Портеру текст, и он кивает в ответ. На берегу никого нет, мы мчимся мимо бесчисленных автомобилей и подбегаем к небесно-голубому жилому автофургону «фольксваген», выпущенному в 60—70-х годах: длинному и зияющему со всех сторон окнами. Папа называет их мини-вэнами сёрферов, потому как они достаточно большие для того, чтобы возить на крыше доски. У этого выкрашены белой краской крылья, а заднее окно облеплено наклейками, явно свидетельствующими о принадлежности его хозяина к числу любителей сёрфинга. Портер открывает дверцу с пассажирской стороны, проскальзывает на водительское сиденье и жестом велит мне забираться следом.

– Черт! – говорит он и вставляет ключи в замок зажигания, видя, что в нашу сторону вновь направляются проблесковые маячки.

Двигатель протестует и напрочь отказывается заводиться, будто в скверном фильме ужасов.

– Ну же, давай, давай.

И вдруг автомобиль – наконец-то! – оживает, издавая оглушительный рев. Бешено вращаются колеса, вгрызаясь в песок, мы трогаемся с места, оставляя позади весь этот кошмар, и улепетываем с максимальной скоростью, какую только может развить эта пятидесятилетняя колымага, – скоростью, честно говоря, совсем небольшой, но какая теперь разница? В зеркало заднего обзора можно наблюдать всю сцену неудавшейся вечеринки.

Я застегиваю ремень безопасности и тут же вжимаюсь в сиденье:

– О господи.

– Ты в порядке?

– Не знаю.

– Не хочешь рассказать, что это с тобой было на пляже?

– Нет.

Он хмурится:

– Мне очень досадно… за Дэйви.

– И не говори. Полное дерьмо. Не хочу тебя обидеть, но… почему ты с ним дружишь?

Сжимающие руль пальцы разжимаются и сжимаются опять.

– Мы с ним вместе росли, занимались сёрфингом. Он был моим лучшим другом. Когда у них в семье начались большие нелады, отец взял Дэйви под крылышко и стал его тренировать. Мама его жалела. Одно время он практически жил у нас дома. А несколько лет назад, катаясь на доске, получил травму. Теперь его нога нашпигована всякими железяками! – Так вот почему он хромает. – Парня без конца терзает боль, у него больше нет шансов всерьез заниматься сёрфингом. После того случая он стал язвительным и злобным… одним словом, изменился. – Портер тяжело вздыхает и чешет затылок. – Потом пошел по кривой дорожке, а я уже говорил тебе, какой у меня отец. Он не стал терпеть все эти выкрутасы и отказался тренировать его до тех пор, пока он не исправится. В довершение всего, поскольку я отказываюсь от карьеры профессионального сёрфера, Дэйви считает меня полным идиотом, полагая, что я избранный и что мне нельзя отказываться от дарованного судьбой шанса. Да и потом…

Портер собирается добавить что-то еще, но, немного подумав, решает все же промолчать. Может, это как-то связано с пьяными нападками, с которыми Дэйви обрушился на Портера у костра? Или с той девушкой, Хлоей, о которой они упоминали у магазинчика винтажной одежды?

– Так или иначе, мне жаль, что все так получилось, – говорит он, – завтра утром, когда он протрезвеет, я с ним поговорю. Сегодня пытаться что-то до него донести бесполезно. Он лишь полезет драться. Так всегда бывает. Впрочем, на этот раз его вполне могли арестовать. Но даже если так, то это пойдет ему только на пользу.

Я понятия не имею, что на это сказать. Потому как не представляю, что такое ненавидеть лучшего друга.

Все это слишком сложно и запутанно.

– Здесь пахнет точно так же, как от тебя, – говорю я после продолжительной паузы.

– В самом деле?

Рулевое колесо его мини-вэна просто огромное. Я только сейчас это заметила. А водительское и пассажирское места соединены в одно огромное сиденье, тянущееся вдоль всего ветрового стекла. К приборной доске приклеены крохотные резиновые монстрики: инопланетянин, гидра, лохнесское чудовище и Годзилла. Погоди-ка, это не инопланетянин, а зеленая акула. Эге… Понятно, знаменитые морские и озерные чудища. Что не убивает, делает нас сильнее…