Дженн Беннет - Вероятно, Алекс

Портер издает какой-то невнятный звук.

– Что бы ты ни думал, но дело обстоит именно так, – говорю я. – Спасибо что спас меня. А заодно и выслушал.

Я выхожу из фургона и захлопываю дверцу. Поскольку она старая и норовистая, сделать это мне удается только со второй попытки. Потом бреду вверх по склону к дому отца. Но не успеваю отойти слишком далеко, как фары машины гаснут, а двигатель смолкает. Потом до слуха доносится звон мелочи и ключей в кармане Портера, который догоняет меня и вскоре уже шагает бок о бок со мной.

Я устало поднимаю на него взгляд.

– Тебе не стоит разгуливать по ночам в одиночку, – говорит он, – не бойся, твой отец меня не увидит.

– Спасибо, – звучит мой ответ.

Медленно идя в ногу, мы делаем три шага.

– Вообще-то, ты должна была сказать об этом с самого начала.

– Извини.

– Принято, – отвечает он, слегка улыбаясь. – В следующий раз говори все до того, как я успею открыть рот и начну молоть всякую чушь. Тем самым поможешь мне не выглядеть полным идиотом.

– А может, мне нравится смотреть, как ты злишься, – шучу я.

– Не забывай, что ты имеешь дело с «горячей штучкой».

– Не забываю. А вот и мой дом.

– А… тот самый, где раньше жил старик МакАффи. Три комнаты, если считать застекленную террасу на задах.

– Верно, – удивленно отвечаю я.

– В этом городке нет ни одного человека, которого бы не знали мои родители.

Сейчас, возможно, он верит, что я совсем не крутая. Я шепотом предлагаю ему следовать за мной к дальней стене дома, где у нас расположен почтовый ящик, чтобы отец не мог увидеть или услышать нас из гостиной или своей спальни. Поскольку его маслкар стоит на подъездной дорожке, значит, он дома, хотя свет нигде не горит. Интересно, он меня ждет? Поскольку так поздно я возвращаюсь впервые, шансы на то, что папа еще не спит, весьма велики, особенно после того, как мы устроили такую суету вокруг комендантского часа. Меня вновь охватывает чувство вины. А может, это просто расшалившиеся нервы, ведь скоро полночь, а я до сих пор стою в мокрой траве с парнем, видеться с которым мне вроде бы как запрещено.

– Значит… – произносит Портер, глядя на меня.

– Значит… – повторяю я, сглатывая застрявший в горле ком и оглядывая темную улицу.

В некоторых окнах окрестных домов искрится золотистый свет, но вокруг царит безмолвие, нарушаемое единственно шумом проезжающих изредка машин, кваканьем лягушек да пением сверчков в секвойном лесу.

Портер подходит ближе. Я делаю шаг назад. «Вечно он вторгается в мое личное пространство», – слабо бьется на задворках сознания мысль.

– Почему ты сегодня поехала на посиделки у костра? – тихо спрашивает он.

Я тереблю в пальцах молнию толстовки с капюшоном:

– Меня пригласила Грейс.

– Ты хочешь сказать, что улизнула из дому только потому, что тебя пригласила Грейс?

Он делает ко мне еще шаг. Я отступаю – и вдруг чувствую спиной кедр. Черт! Это же почтовый ящик. Я пытаюсь юркнуть за него, но руки Портера молниеносно устремляются вперед, преграждая мне путь. Ничего себе! За ловкость серфера без колебаний даю ему десять баллов.

– На этот раз тебе не отвертеться, – говорит он, упираясь рукой в почтовый ящик и не давая мне двинуться с места. Потом склоняет ко мне голову и говорит на ушко: – Ответь мне. Почему ты сегодня поехала на вечеринку у костра? Почему вообще смоталась из дому? Почему взяла на себя такой риск?

– Это что, тест? – спрашиваю я, пытаясь изобразить гнев, хотя на самом деле просто ужасно нервничаю.

Ненавижу, когда меня загоняют в угол. Он так близко, его волосы щекочут мою щеку, а теплое дыхание ласкает ухо. Я напугана, опьянена и боюсь, что, если один из нас произнесет еще хоть слово, мне придется его оттолкнуть.

Или не придется.

Я предпринимаю отчаянные усилия, чтобы дышать размеренно и ровно, но Портер опускает другую руку, и вот его пальцы уже вальсируют на моей ладони – будто маленький паучок, он рисует на ней нежные узоры и с приятной настойчивостью отстукивает морзянку, тысячами посылая по моей нервной системе электрические сигналы.

– Почему? – повторяет он свой вопрос всего в дюйме от моей щеки.

Я издаю тихий стон.

Он знает, что выиграл. Но, несмотря на это, повторяет опять, на этот раз шепча прямо в ухо:

– Почему?

– Потому что хотела увидеть тебя.

Я даже не слышу собственного голоса. В отличие от него, судя по тому как долго и протяжно он вздыхает. Его голова упирается мне в плечо и там замирает. Пальцы, перед этим дразнившие меня и пытавшиеся что-то сказать морзянкой, теперь тесно смыкаются на моих. А рука больше не упирается в почтовый ящик, преграждая мне путь, а гладит мои волосы.

Меня охватывает дрожь.

– Тс… – едва слышно шепчет он, щекоча губами шею. Я чуть не распадаюсь на атомы.

Понятия не имею, что мы делаем. Что собрался делать он и чего от него хочу я. Но каждый из нас бросается вперед, и мы с такой силой прижимаемся друг к другу, словно в любой момент под нашими ногами может разверзнуться земля. В какой-то момент я даже действительно боюсь упасть в обморок, потому как кровь с силой стучит в моих висках, а колени подгибаются, будто резиновые, не в состоянии меня держать.

Вдруг он неподвижно застывает.

– Что-что-что? – невнятно бормочет он, отстраняясь от меня своим восхитительно теплым телом.

Теперь слышно и мне. Вибрирует оконное стекло.

– О господи, – шепчу я.

У меня сейчас будет сердечный приступ.

– Это орет телевизор. Отец наверняка смотрит очередной идиотский научно-фантастический фильм. И когда на экране начинается бой, в доме дрожат окна. А ну иди сюда.

Тут хлопает створка. Это уже не телевизор, а дверь в…

– Навес для автомобиля! – шепчу я. – С той стороны дома!

– Черт!

– Прячься! – говорю я, толкая его к кусту.

Два быстрых шага, и вот его уже не видно. До моего слуха доносится скрежет бачка для мусора, из груди вырывается вздох облегчения. Оттуда отцу нас не видать. Но он все же близко. Слишком близко.

– Бейли? – зовет он. – Это ты?

– Да, пап, – звучит мой ответ. – Я вернулась, сейчас буду.

Бестолковый комендантский час.

Краешком глаза я засекаю какое-то движение и поворачиваюсь – в самый раз, чтобы увидеть скользящего по улице Портера. Хорош, в этом ему не откажешь. Не Ловкач-Пройдоха, но все-таки. Оказавшись на противоположном конце, он поворачивается, чтобы в последний раз на меня взглянуть, и я могу поклясться, что вижу во тьме, как он улыбается.

Меня сзади обнимают крохотные ручки. Все тело окутал запах детского лосьона.

– Прости, я ужасно перед тобой виновата, – говорит мне в спину Грейс, тесно к ней прижимаясь. – Прости… ну пожалуйста.

На следующий день я стою на работе перед отведенным мне ящичком в комнате отдыха. Вчера – когда Портер ушел, а отец справился с удивлением от того, что он не слышал машины Грейс, а сама она на минутку к нам не зашла, – мы обменялись с ней эсэмэсками. Да, мне пришлось нелегко. Сказав ложь один раз, готовься говорить ее и дальше, ведь вранье громоздится и нарастает снежным комом не хуже вчерашнего мусора.

– Мне тебя не за что прощать, – говорю ей я, испытывая облегчение оттого, что она не решила, будто мне захотелось променять ее на Портера, и не стала выяснять, каким образом мы с ним оказались вместе. – Но на Хеллоуин я оденусь деревом, а ты ленивцем: буду тебя носить, пока ты будешь есть на мне листья.

– Ты можешь, – отвечает она, отпускает меня, устало прислоняется к ящичкам и складывает на груди руки. – У тебя вполне хватит сил одолеть даже наших сверстников-парней. В округе Колумбия тебе рестлингом, случайно, не доводилось заниматься? Тебе известно, что у нас в городе есть команда роллер-дерби? Называется «Девушки из „Погреба"».

Я фыркаю и хохочу:

– Нет, этого я не знала, но буду иметь в виду и осенью подумаю о том, чтобы в нее вступить.

– Послушай, я действительно виновата в том, что вчера у костра тебя потеряла. Я не нарочно. Даже не знаю, как это случилось. Со мной заговорил Фредди, и в тот же миг ты куда-то улетучилась. Потом кто-то сказал, что ты говорила с близняшками…

– Верно. Они познакомили меня с кем-то еще. Даже не знаю, у меня не очень хорошо получается общаться с окружающими, – признаюсь я, – однако, так или иначе, все обошлось.

Грейс оглядывает комнату отдыха. В ней всего несколько человек, и никто не обращает на нас никакого внимания.

– Ну хорошо. А теперь давай рассказывай. Портер отвез тебя домой, и…?

– Что «и»?

Вот черт! Как я ни старалась обойти эту тему, все оказалось напрасно. Чувствуя, что к лицу приливает краска, я бросаюсь к ящичку и принимаюсь усиленно искать в нем какую-то несуществующую вещицу.

– У меня сложилось впечатление, что вы проводите друг с другом уйму времени и задаете друг о друге кучу самых разных вопросов…

– Я тебя о нем не спрашивала.

Или все же спрашивала?

– А еще ты без конца бросаешь на него взгляды, свидетельствующие о том, что тебе страх как хотелось бы прыгнуть на него со всей своей силой заправского роллера. В то время как в его глазах, когда он смотрит на тебя, явственно читается, что он тоже не прочь оседлать твою волну.

– Вот чокнутая.

– Ха-ха-ха! Это мы еще посмотрим, кто из нас чокнутая, – шепчет она, потом отводит от меня глаза и вслух говорит: – Привет, малыш Портер.

– Здравствуйте, девчонки.

Мое сердце бьется с магнитудой пять баллов по шкале Рихтера. Я поворачиваюсь вправо, стараясь сохранять спокойствие и усиленно напуская на себя небрежный вид. Но он стоит передо мной, взявшись рукой за дверцу моего шкафчика, и все мое самообладание улетает, будто бумажная салфетка в ветреный день.