– Как скажешь, брат.

Мы достаем телефоны, обмениваемся ими, и у меня появляется возможность просмотреть имеющиеся в его гаджете композиции. Оказывается, что в этом отношении у нас мало общего – для меня это большое удивление. Не знаю почему, но я этому почти даже рада. Хотя бы потому, что следующие полчаса мы горячо обсуждаем достоинства пары последних эпох в истории музыки, обнаруживая разногласия по большинству пунктов, и это… просто здорово.

– Звучит странно, – произношу я, когда у меня в голове проносится очередная мысль, – но в споре мы, похоже, достойны друг друга.

Он на мгновение задумывается.

– Ты испытываешь наслаждение, ненавидя меня.

– Нет, ненависти я к тебе не питаю. Если бы я тебя ненавидела, все было бы гораздо проще, уж поверь мне на слово. Вероятно, всему причиной то, что мы проявляем взаимное уважение к убеждениям друг друга, даже их не разделяя.

– А может, до такой степени нравимся друг другу, что каждый из нас пытается приобщить другого к своей точке зрения.

– Значит, ты полагаешь, что страшно мне нравишься, да? – фыркаю я.

Он отпускает руль, переворачивает руки ладонями вверх и начинает жестикулировать, будто обращаясь к дороге под колесами фургона:

– Я целую неделю планировал эту поездку, как самый последний лузер! А кое-кто сидит сейчас и полощет мне мозги.

По щекам и шее разливается тепло. Я быстро отворачиваюсь к окну со стороны пассажирского сиденья в надежде, что мое смущение скроют волосы. Портер опять тяжело вздыхает. Я счастлива, но вместе с тем и озадачена, когда думаю, каких трудов ему стоило все это устроить. Парень не побоялся схлестнуться с мистером Кавадини, чтобы нам в один день дали выходной. Да и потом, кто его сейчас прикрывает в магазине – сестра?

– Я волновалась, что за эту неделю ты изменил свое мнение обо мне, – говорю я, будто обращаясь к окну.

И тут чувствую, что меня дергают за рукав. Портер тянет меня за руку и робко улыбается. Тем же ему отвечаю и я. Как же все-таки приятно опять к нему прикоснуться. Теперь уже из моей груди вырывается тяжкий вздох. Я все еще нервничаю, но на этот раз мой трепет носит совсем другой характер. Если раньше мое беспокойство исполняло сольную партию, то теперь его дополнили непонятной гармонией охватившее меня странное предчувствие и лихорадочное возбуждение.

В моей душе будто поет хор сумасшедших.

Чтобы добраться до пункта назначения – ближайшего соседнего городка Монтерея, – нам требуется около часа. По размеру он примерно такой же, как Коронадо Ков, но вот атмосфера в нем царит совсем другая. Меньше сёрферов, зато больше катеров и велосипедов. Портер то и дело что-то мне показывает и демонстрирует Кэнери Роу, что означает «консервный ряд», увековеченный местной легендой, писателем Джоном Стейнбеком, в одноименном романе[11].

В школе мы это произведение не проходили – нам задавали «Гроздья гнева», – но вот Портер прочел всего Стейнбека, что меня удивляет, но только до того момента, пока он не начинает говорить о приливах, отливах и некоем морском биологе по имени Эд Рикеттс, которого тот же Стейнбек обессмертил, описав в своей книге как Дока. После этого его слова тут же обретают в моих глазах смысл.

Мы паркуемся в нескольких кварталах от пляжа, рядом с выстроенным в испанском стиле зданием с черепичной крышей и каменной статуей кита у входа. Вывеска на стене гласит: «Музей естественной истории „Пасифик Грув"».

Пока мы стоим через дорогу от него, Портер пристегивает ключи к кожаному ремешку у себя на поясе. Потом внимательно изучает на моем лице бессмысленное выражение, которое я тут же пытаюсь скрыть.

– Я понимаю, это может показаться странным. Ты, вероятно, думаешь примерно так: Какого черта он меня сюда притащил, если мы и так с утра до вечера работаем в музее?

– Ничего я не думаю (разве что самую малость), мне всегда нравились музеи.

А вот это уже чистая правда.

– Тем утром, на фуникулере, ты сказала, что в будущем хотела бы работать в настоящем музее, – тихо произносит он, засовывая в карманы руки.

Я киваю, вдруг страшно смущаясь, что так много тогда ему рассказала, хотя меня и растрогал тот факт, что Портер ничего не забыл.

– Так или иначе, в программу сегодняшнего свидания это не входит. Нас ждут.

– Ждут… – в растерянности повторяю я.

– Пойдем.

Снаружи здание кажется совсем небольшим, и, когда мы направляемся мимо каменного кита к двери и Портер платит немного денег за вход, что здесь совсем не обязательно, уловка Доктора Кто не срабатывает и внутри тоже оказывается совсем не просторно. Зато в этом музее, залитом ярким светом, есть два яруса. Он битком набит экспонатами, хранящимися в стеклянных ящичках: чучелами животных и птиц, засушенными растениями, камнями и другими артефактами, собранными в Центральной Калифорнии. И хотя естественная история совсем не мой конек, здесь царит атмосфера старого школьного музея, на фоне которой в нее просто нельзя не влюбиться.

Да, в этих залах есть в чем покопаться.

– В детстве родители часто нас с Ланой сюда возили, – говорит Портер, когда мы проходим в главный зал и останавливаемся перед бурым медведем восьми футов ростом, который стоит на втором ярусе.

– Фантастика, – говорю я, вытягивая шею, чтобы заглянуть медведю в глаза; потом вдруг понимаю, как отвратительно звучат мои слова, и тут же добавляю: – Освещение просто удивительное.

Портеру явно приятно.

– В отличие от нашего «Погреба» здесь все настоящее. И экскурсоводы отличные, прекрасно знают свое дело… – Он бросает взгляд на свои часы сёрфера: – Мы приехали немного раньше, поэтому полчаса придется подождать. Этого вполне достаточно, чтобы бегло осмотреть всю экспозицию, если ты, конечно, не против.

– И кто же нас ждет через полчаса? – спрашиваю я.

– Скоро увидишь.

Он заводит свои буйные вихры за уши, его лицо принимает хитрое, возбужденное выражение, и на какое-то мгновение в моей душе поселяется паника – я боюсь оказаться в ситуации из категории тех, которые так обожает Джим Керри, когда королеву бала напрочь выводит из строя ведро вылитой на ее голову свинячьей крови. Я уже намереваюсь спросить его об этом напрямую, чтобы все окончательно прояснить, но Портер перебивает течение моих мыслей, навеянных фильмами ужасов:

– Нет никакого смысла терять попусту время в ожидании, когда вокруг можно так много всего посмотреть. Например, здесь есть огромный осьминог, подаренный Эдом Рикеттсом, известным как Док, и плавающий в формалине зрачок кита, – произносит он с энтузиазмом человека, только что выигравшего два билета на премьерный показ очередного блокбастера кинокомпании «Марвел».

– Хорошо, тогда пойдем.

Я все еще нервничаю, не понимая, какая нам предстоит встреча, но в то же время страстно желаю осмотреть музей, поэтому следую за ним.

Витрина за витриной, он проводит меня мимо длинных рядов бабочек, моллюсков и ископаемых останков. В пристройке с тыльной части оборудован сад, в котором выставлено великое множество чучел птиц – калифорнийских кондоров, между прочим! Когда же Портер наконец подводит меня к зрачку кита, мне кажется, что эта штуковина будет преследовать меня до конца жизни. Особенно после того как я наклоняюсь ниже, чтобы внимательнее его рассмотреть, а он тычет меня в бок. Я так громко взвизгиваю, что даже пугаю стайку ребятишек. Он не может удержаться от хохота. Опасаясь, что нас отсюда вот-вот вышвырнут, я несколько раз слегка толкаю его кулаком в плечо, приводя детей в еще большее смятение.

– Тихони всегда ведут себя агрессивнее всех, – говорит он парнишке, глядящему на него широко распахнутыми глазами, пока я пытаюсь его увести.

– Ты – угроза обществу, – шепчу я.

– А ты выбираешь себе самых скверных парней. Все, нам пора.

Мы проходим обратно мимо витрин к магазинчику сувениров и встречаем там веселую девушку-секьюрити, мисс Тиш.

– Вы похожи на отца, – говорит она, сердечно пожимая Портеру руку.

Боже мой, неужели в Калифорнии все без исключения знают семейство Росов? Да при этом еще поголовно придерживаются благоприятного для них мнения? Это же смешно. Потом мне вдруг приходит в голову, что мисс Тиш работает в музее охранником… таким же, как Портер. Может, у них есть какая-то тайная сеть секьюрити, о которой мне ничего не известно?

Портер представляет меня и говорит:

– Как я уже говорил по телефону, в будущем Бейли хотела бы заведовать настоящим музеем, а не дрянной туристической достопримечательностью типа «Пещерного дворца», поэтому я надеялся, что вы позволите нам бросить взгляд на ваше хозяйство.

– Без проблем, – говорит девушка, кивая на дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен». – Идите за мной.

Пока она ведет нас по залам на задах музея, я не могу прийти в себя от изумления. Для начала мисс Тиш показывает нам архивы и запасники, где парень с девушкой снабжают бирками какие-то окаменелости, попутно слушая музыку. Когда охранница нас им представляет, они приветливо отвечают, но при этом испытывают явное облегчение, когда мы уходим. Я не могу их ни в чем винить, потому как всецело с ними солидарна. Чередовать такие вот ископаемые останки с кадрами из старых фильмов – о лучшей работе и мечтать нечего: тихо, спокойно, знай себе сосредоточивайся на том, что тебе по душе. Благодать!

Потом мы проходим в канцелярию музея, которая выглядит совсем не как в «Погребе». Во-первых, она меньше.

Но здесь сотрудники решают действительно важные вопросы, а не только думают, как бы привлечь побольше посетителей да продать как можно больше билетов. Они взволнованно суетятся вокруг столов, обсуждая план выставок, образовательные программы и прочие мероприятия.

Мисс Тиш останавливается перед дверью с надписью «Заведующая музеем» и несколько раз стучит в косяк, после чего на нас поднимает глаза элегантно одетая женщина, сидящая за столом.

– Миссис Уоттс, – обращается к ней охранница. – Это ребята из Коронадо Ков. Они работают в «Пещерном дворце». Девушка утверждает, что в один прекрасный день хочет отнять у вас работу, и я подумала, что вы будете не прочь на нее взглянуть, чтобы потом встретить во всеоружии.