Джимми знал, что поступил совершенно правильно, когда оставил прежнюю квартиру и перебрался в этот дом.

Но теперь ему было ясно и другое: каким-то образом он привез сюда с собой и Маргарет. Она была с ним всегда, куда бы он ни пошел, что бы ни делал. Маргарет жила в его сердце, в воспоминаниях, его тело помнило ее. Она вошла в его плоть, в его мысли, и порой Джимми казалось, будто он сам стал ею, перестав быть самим собой. Это Маргарет смотрела на мир его глазами и слышала его ушами, это ее радость или горе вскипали в его сердце. Казалось, у него не осталось ничего своего, но Джимми это не волновало. Он был рад, что Маргарет так щедро делится с ним своим богатством.

Так было всегда, и Джимми иногда спрашивал себя, не поэтому ли она умерла. Маргарет исполнила свое предназначение, отдав ему себя без остатка, однако эти мысли не приносили ему облегчения. Он продолжал тосковать по ней — тосковать и мучиться от безутешной боли. Ничто, ничто не могло успокоить сердце Джимми. Лишь иногда, когда он встречался с Марком, работал или тренировал детскую софтбольную команду, ему удавалось ненадолго забыть о том, что с ним произошло, но стоило ему остаться одному, как воспоминания возвращались, а вместе с ними — боль. Бороться с нею было, скорее всего, бесполезно, да Джимми и не пытался. Он уже почти сдался ей, опустил руки и плыл по течению, надеясь, что рано или поздно поток захлестнет его с головой или швырнет на камни, и тогда для него все закончится.

Он уже почти пришел к решению ничего не готовить, а просто попить чаю, когда в дверь кто-то негромко постучал, и Джимми пошел открывать. На пороге стоял Марк, и Джимми улыбнулся ему помимо собственной воли. В последнее время они виделись не особенно часто, так как с приездом детей у Марка появились новые дела и заботы. Ему приходилось готовить для них еду, покупать и стирать одежду, помогать готовить уроки. Несмотря на это, каждый раз, когда у него появлялась такая возможность, Марк приглашал друга поужинать с ним и с детьми. Джессика и Джейсон нравились Джимми, и он еще ни разу не отказывался от приглашения, хотя — как это ни странно — в их обществе ему становилось особенно одиноко. Глядя на них, Джимми сразу начинал думать о том, что ему и Маргарет тоже надо было завести ребенка. Тогда его жизнь имела бы смысл сейчас у него ничего нет, кроме горьких воспоминаний.

— Я был в магазине, — сообщил Марк. — Проходил мимо, дай, думаю, загляну, проведаю Джимми. Кстати, может, поужинаешь с нами? — Кивком головы он указал на объемистые пакеты с покупками, которые держал в руках, но, даже несмотря на столь веские доказательства, Джимми понял, что Марк заглянул к нему не случайно. При каждом удобном случае друг старался вытащить его из норы, чтобы не дать Джимми слишком много думать о Маргарет. С точки зрения Марка, Джимми не следовало столько времени проводить в одиночестве, предаваясь горестным воспоминаниям. От этого ему могло стать только хуже, и Марк уже замечал кое-какие тревожные симптомы. На улице стояла весна, погода была теплой и солнечной, но Джимми это не радовало; день ото дня он становился все более мрачным, замкнутым, и Марк просто не знал, как его можно расшевелить.

— Нет… То есть спасибо за приглашение, но я, пожалуй, откажусь. Я взял домой кое-какие бумаги, мне нужно их просмотреть. — Джимми смущенно пожал плечами. — Мне приходится много ездить по домам, навещать наших маленьких клиентов. На бумажную работу совсем не остается времени.

Джимми выглядел бледным, измученным, и Марку стало его жаль. Он понимал, впрочем, что работа здесь ни при чем. В эти погожие весенние деньки Джимми переживал, наверное, самый трудный период в своей жизни. Самому Марку тоже пришлось нелегко, но, когда к нему приехали дети, он сразу воспрял духом. И теперь он надеялся, что в жизни друга тоже произойдет что-то такое, что заставит его приободриться и снова почувствовать вкус к жизни. Джимми был умным, красивым и весьма приятным парнем, и общение с ним доставляло Марку огромное удовольствие.

Правда, в последнее время они виделись нечасто и даже ни разу не выбрались на корт, чтобы погонять мяч; Джимми много работал, а все свободное время Марка было посвящено детям.

— Слушай, я давно хотел тебе сказать, — начал Марк. — Нельзя так пренебрежительно относиться к еде. Хочешь, я буду готовить и на твою долю? Мы садимся за стол примерно через полчаса. Приходи! Обещаю тебе пиво, жареную грудинку и гамбургеры. — По совести говоря, это были единственные блюда, которые Марк был в состоянии приготовить. Детям это однообразное меню успело надоесть, и он пообещал им, что купит кулинарную книгу и попытается освоить хотя бы простые блюда.

— Спасибо, Марк, но… я не приду. Не беспокойся, того, что я успеваю перехватить на работе, мне вполне хватает, — ответил Джимми твердо. Он понимал, что Марк искренне стремится ему помочь, но не мог справиться с собой. Ему не хотелось никого видеть, не хотелось ни с кем разговаривать; даже ежедневные пробежки он забросил. Джимми не ходил в кино, почти не смотрел телевизор, не читал, не готовил — словом, не делал ничего такого, из чего складывается нормальная человеческая жизнь. И это тоже была дань памяти Маргарет. Джимми казалось, что, если он снова начнет жить обычной, полнокровной жизнью, он тем самым предаст ее.

— Ладно, в другой раз… — согласился Марк и вдруг просиял. — Кстати, ты, наверное, не в курсе последних сплетен?..

Вот, взгляни. Это касается нашего хозяина. — И он протянул Джимми малоформатную газету, которую купил в супермаркете вместе с продуктами.

— На второй странице…

Джимми развернул газету, и его глаза удивленно расширились.

— Боже мой! — вырвалось у него.

Половину газетной полосы занимала большая фотография Купа. Рядом с ней помещался снимок поменьше. На нем была изображена длинноногая и весьма аппетитная брюнетка с чуть раскосыми глазами. В статье подробно рассказывалось о ее коротком, но бурном романе со знаменитым актером, который закончился ее беременностью.

Отцом своего будущего ребенка красотка открыто называла Купа. Кроме этой душещипательной истории, в статье упоминались имена многих известных женщин, с которыми Куп встречался в разные годы.

— Н-да… — проговорил Джимми, возвращая газету Марку. — Интересно, Алекс уже видела эту статью? Должно быть, это очень неприятно — встречаться с мужиком, который угодил в такую историю. Мне Алекс показалась девушкой строгой, вряд ли она будет в восторге…

— Я не думаю, что у них это серьезно, — покачал головой Марк. — Они вместе всего-то несколько недель, а для Купа это уже перебор. Мистер Уинслоу меняет любовниц как перчатки — только на моей памяти он сменил троих. Готов спорить, эти девицы даже не успевают надоесть ему.

— Да уж, Куп ведет интересную жизнь, — усмехнулся Джимми. — Представляю, как он обрадуется, когда узнает, что у него будет ребенок. А представь, каково это — иметь такого отца?!

— Когда его сын — если у него родится сын — пойдет в колледж, Купу будет уже под девяносто, — быстро подсчитал Марк. — Ничего, он будет ему отцом и дедом одновременно, если, конечно, доживет…

— Доживет. Куп еще будет спать с его подружками, — возразил Джимми, усмехаясь.

С их стороны было не особенно порядочно шутить подобным образом; на это спровоцировал их злобный и крикливый тон газетной статьи. На самом же деле оба чисто по-мужски сочувствовали Купу, попавшему в такую историю.

Как бы там ни было, новости отвлекли Джимми от грустных мыслей, и они с Марком договорились встретиться в ближайшие выходные.

А вот Куп здорово понервничал из-за статьи. Он был очень раздосадован, что новости просочились в прессу.

Единственным утешением, хотя и слабым, могло служить только то, что он обо всем рассказал Алекс.

Вечером она приехала к нему, и Куп показал ей газету. Но Алекс не дала волю эмоциям. Она умела во всем, даже самом неприятном, найти положительные стороны.

— Послушай, — сказала она, — ведь о тебе писали в желтой прессе, наверное, тысячи раз! Это такая же часть твоей профессии, как… как необходимость гримироваться. Если бы ты не был Купером Уинслоу, никого бы не интересовало, с кем ты спишь!

— И все равно Шарлей поступила непорядочно, когда обратилась в газету. Это грязный трюк, рассчитанный на скандал! — Куп уже не мог сдерживаться, но Алекс оставалась спокойной.

— Чего-то подобного следовало ожидать, — сказала она.

Ей хотелось успокоить Купа или, по крайней мере, дать ему понять, что происшедшее никак не повлияет на их отношения. Алекс была уверена: пройдет какое-то время, и все забудут и о Шарлей, и о ее ребенке, от кого бы он ни был. — В конце концов, такие газетенки читают далеко не все, — добавила она. — У них известная репутация, ведь так?

Куп кивнул. Алекс избавила его от нервотрепки: ни одного укора с ее стороны, ни слез, ни обид. Все-таки она удивительная женщина! Совершенно неожиданно для самого себя он пригласил Алекс пойти с ним на церемонию вручения наград Американской киноакадемии.

Предложение привело Алекс в восторг. Но она тут же спросила озабоченно:

— А когда это будет?

Куп назвал дату, и Алекс покачала головой:

— Просто не знаю, сумею ли я вырваться. Боюсь, в этот день мне придется работать.

— А ты не можешь изменить свое расписание? Неужели никто из твоих коллег не выручит тебя? — с надеждой спросил Куп, который уже хорошо знал, что приходится проделывать Алекс со своим расписанием.

— Я попробую, — ответила она. — Хотя я так часто злоупотребляла добротой моих товарищей в последнее время, что мне уже стыдно их просить.

— Постарайся, — попросил Куп. — Это же потрясающе интересное событие.

Купу очень хотелось, чтобы Алекс была с ним на церемонии. Куп был уверен, что, если его увидят вместе с Алекс, он только выиграет в ее обществе. Респектабельность — вот что ему было нужно, чтобы противостоять грязным сплетням, которые распространяла о нем Шарлей. Впрочем, объяснять это самой Алекс Куп не стал, резонно рассудив, что ей совсем не обязательно знать все его тайные мысли.