Я вздохнула.

– Мне было одиноко. Сначала Минка и Оуэн постоянно пытались ко мне зайти, но я просто их выгоняла. В конце концов я вообще перестала открывать дверь, и они оставили попытки. Рассердились. Однако так мне было проще. Если бы они постоянно ходили грустные, мне было бы труднее их игнорировать.

– Почему ты перестала их впускать?

– Я не могла впустить в дом никого.

– Знаю, я не должен спрашивать, почему…

– Тогда, прошу, не спрашивай.

Он улыбнулся, взял меня за руку, и наши пальцы переплелись.

– Эллиотт?

– Что?

– Тебе никогда не казалось, что твоя жизнь стала бы проще, если бы ты меня не любил?

– Никогда. Ни разу, – Эллиотт прислонился спиной к изголовью, притянул меня к себе и уткнулся подбородком в мою макушку. – Уж это я могу тебе пообещать.

* * *

– Кэтрин! – раздался внизу голос Поппи.

– Иду! – крикнула я в ответ, несколько раз провела щеткой по волосам и поспешно сбежала вниз по лестнице. Утро понедельника всегда очень суматошное, особенно когда в гостинице находилась Поппи.

При виде Поппи я улыбнулась: она сидела на полу в кухне, одетая в ночную рубашку. Вид у нее был грустный, и быстро стало ясно, почему.

– Сегодня утром нет завтрака? – спросила я, оглядываясь по сторонам.

На столе стоял поднос, на котором лежали засохшая половинка бутерброда с ветчиной и веточки от винограда; не было ни яиц, ни сосисок, ни даже тостов.

Поппи покачала головой, ее кудряшки запрыгали из стороны в сторону.

– Я хочу есть.

Я нахмурилась.

Мамочка впервые пропустила завтрак с тех пор, как открылась гостиница.

– Как ты спала? – спросила я, уже зная ответ.

Под глазами у Поппи залегли круги.

– Был шум.

– Какой шум? – Я достала из духовки сковородку и открыла холодильник. – Бекона нет, яиц нет… – Я нахмурилась. Выходит, за продуктами мамочка тоже не ходила. – Как насчет рогалика?

Поппи кивнула.

– С маслом или с сыром?

Она пожала плечами.

– У нас есть творожный сыр с клубникой, – сказала я, доставая банку с нижней полки. – Держу пари, тебе понравится.

Оставив Поппи в кухне, я отправилась инспектировать кладовку. Полки были почти пусты, остались только овсяные хлопья, рис быстрого приготовления, пара бутылок с соусами, несколько банок с овощами и – ура! – пачка рогаликов.

Я вернулась в кухню, неся в руке пакет, однако радость моя быстро прошла. Список покупок по-прежнему висел, прикрепленный магнитом к холодильнику. После школы придется отправиться в магазин, а я не знала точно, сколько денег осталось на нашем банковском счету.

Поппи скорчилась на табурете, подтянув колени к груди.

Банка с творожным сыром открылась со щелчком, и, намазав первый рогалик, я протянула его Поппи. Она напевала себе под нос – ту же мелодию, которую играла музыкальная шкатулка.

Поппи оглядела рогалик, запихнула в рот и моментально вся перепачкалась розовым творожным сыром. Я засунула свой рогалик в тостер.

– Сегодня здесь только ты и твой папа? Он не захочет позавтракать? – поинтересовалась я.

Поппи покачала головой.

– Он ушел.

Я намазала рогалик сыром и откусила кусочек, глядя, как Поппи стремительно расправляется со своей порцией.

– Ты ужинала вчера вечером?

– Вроде да.

– Так что там был за шум?

– А? – переспросила Поппи с набитым ртом.

– Ты сказала, что не могла заснуть из-за шума. Я ничего не слышала.

– Внизу, – ответила она.

Я доела рогалик, выдвинула скрипучий ящик рядом с мойкой, достала кухонное полотенце и, намочив его под краном, вытерла грязное лицо Поппи. Она сидела спокойно и не мешала мне, как делала десятки раз до этого.

– Внизу? У тебя под кроватью?

Поппи поморщилась и поерзала.

– Вот что я тебе скажу. Сегодня вечером я тщательно проверю твою кровать.

Поппи снова кивнула и уткнулась лбом мне в грудь. Я обняла ее, потом пошла в коридор и достала из ящика комода книжки-раскраски и цветные карандаши.

– Смотри, Поппи, – возвестила я, возвращаясь в кухню с книжками и карандашами.

– Она только что ушла, – сказала стоявшая возле раковины Алтея. – Эта девочка та еще проныра.

Я сунула руки в лямки рюкзака.

– Доброе утро.

– Утро доброе, деточка. Эллиотт подвезет тебя сегодня?

– Да, – ответила я, завязывая волосы в хвост на затылке. – Думаю, подвезет. Хотя загадывать не стоит.

На улице раздался звук работающего двигателя, хлопнула дверь машины. Я выглянула в окно и улыбнулась при виде бегущего через двор Эллиотта. Он остановился на крыльце, занес было руку, чтобы постучать, но потом передумал.

– Передайте мамочке «до свидания», – попросила я и помахала Алтее рукой.

Сегодня она выглядела уставшей и на удивление угрюмой.

– Передам, детка. Удачного тебе дня в школе.

Увидев меня, Эллиотт не улыбнулся, только молча указал на полицейский автомобиль, припаркованный на улице.

– Кто это? – спросила я, подходя к краю крыльца.

– Возле дома тети Ли стоит еще один.

– Они… следят за нами? Почему?

– Дядя Джон говорит, мы, очевидно, стали подозреваемыми.

Я напоследок бросила взгляд на дом, потом следом за Эллиоттом пошла к его машине. Печка работала на полную мощность, и все же я вся дрожала.

– Они видели, как ты утром уходил из гостиницы?

– Нет.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что я сделал так, что меня не видели.

– Не понимаю, – пробормотала я. Эллиотт покатил по Джунипер-стрит. – Почему они следят за нами, вместо того чтобы искать похитителя Пресли?

– Думаю, они считают похитителями нас. Вчера вечером миссис Брубейкер звонила моей тете и умоляла все рассказать. Спрашивала, не знаю ли я, где сейчас Пресли.

– Но ведь ты ничего не знаешь.

Эллиотт покачал головой. Сегодня он собрал свои длинные волосы в узел на затылке и теперь выглядел очень необычно. На подбородке у него пробивалась щетина, под глазами залегли круги.

Я уставилась в окно, на туман, клубящийся над полями, предназначенными под пшеницу и сою, а сама все гадала, где сейчас Пресли, сбежала она из дома или ее похитили. По слухам, никаких следов борьбы не нашли, но это не помешало полиции подозревать нас с Эллиоттом.

– Что если они обвинят тебя? – спросила я. – Вдруг тебе предъявят обвинение?

– Не может такого быть. Я этого не делал.

– Невиновных людей сплошь и рядом обвиняют в том, чего они не совершали.

Эллиотт припарковался на своем обычном месте, заглушил двигатель, но из машины не вышел. Плечи его поникли – с тех пор, как мы снова стали друзьями, я еще ни разу не видела его таким подавленным.

– Когда с тобой беседовали в полицейском участке, ты сказал им, что провел ночь у меня?

– Нет.

– Почему?

– Потому что не хочу ничего им говорить про твою маму.

Я кивнула. Теперь с совместными ночевками придется повременить.

– В котором часу ты ушел? – спросила я.

Эллиотт поерзал на сиденье.

– Я заснул и проснулся только на рассвете. Вылез в окно сразу после восхода солнца.

– Ты должен был им рассказать.

– Нет.

– Проклятье, Эллиотт!

Он фыркнул, не поднимая глаз.

– Меня не арестуют.

Мы вместе пошли в школу, провожаемые возмущенными взглядами других учеников.

Эллиотт подошел к моему шкафчику и ждал, пока я сниму с плеч рюкзак и соберу все необходимое для первого урока.

Подошли Мэдисон и Сэм.

– Привет, – поздоровался Сэм. – Тебя заковывали в наручники и все такое?

Мэдисон пихнула его локтем в бок.

– Сэм! Боже!

– Чего? – спросил он, потирая ребра.

– Как вы, ребята? – Мэдисон меня обняла.

Эллиотт кивнул.

– Мы в порядке. Очень скоро копы найдут Пресли и выяснят, что произошло.

– Надежда умирает последней, – фыркнул Сэм.

Мэдисон возвела глаза к потолку.

– Истина восторжествует, – она посмотрела на меня. – Не обращай внимания, если кто-то будет тебя сегодня задирать. Если что, говори мне, я всех порву.

Я улыбнулась уголком рта, а Сэм потянул Мэдисон за руку. Они ушли в свой класс.

Эллиотт довел меня до класса испанского языка и чмокнул в щеку.

– Ты уверена, что все нормально?

Я кивнула.

– Почему ты спрашиваешь?

Он пожал плечами.

– Просто у меня какое-то странное предчувствие.

– Со мной все будет хорошо.

Он снова быстро поцеловал меня в щеку, рысью унесся по коридору и скрылся за углом, торопясь на урок – ему нужно было попасть в противоположную часть здания.

Я крепче прижала к груди учебник, вошла в класс и села на свое место под перекрестными взглядами одноклассников. Даже сеньора Типтон настороженно наблюдала, как я сажусь. Она пригладила свои короткие, черные с проседью волосы, поприветствовала класс по-испански, потом попросила нас открыть учебник на странице 374.

Как только сеньора объявила задание, и все притихли, склонившись над тетрадями, у меня заболел живот.

Я прижала пальцы к животу: болел самый низ. Отлично. Только менструации мне сейчас не хватало для полного счастья.

Не желая привлекать к себе внимание, я встала, тихо подошла к столу сеньоры и наклонилась.

– Мне нужно сходить к моему шкафчику.

– Зачем? – спросила учительница довольно громко, так что все услышали.

Я ссутулилась.

– Это личное.

В глазах женщины промелькнуло понимание, она жестом предложила мне идти. Я взяла оранжевый заламинированный квадратный кусок картона, на котором было напечатано: «Пропуск в коридор». Повернув за угол, я увидела, что возле моего шкафчика стоят Анна Сью и Татум. Они были очень заняты.

Раздался неприятный звук – металл скрежетал о металл. Анна Сью прервала свое занятие, и Татум обернулась.

– Где она? – спросила Анна Сью, злобно глядя на меня. Она шагнула ко мне, сжимая в руке нож. – Я знаю, что ты знаешь!