— Слышу, — я встала с книг, — мне тоже пора на комбинат.

Петрович в последний момент успел подхватить свою челюсть — она упала с космической скоростью. Еще какое-то подозрение мелькнуло в глазах, будто у меня в скелете обнаружены жаберные дуги или лишняя пара ребер. Он начал меня просвечивать взглядом, а потом, придя в себя, сказал:

— Поехали, раз пора, — и пригласил рукой к выходу.

Мы молча спустились к машине и отъехали от дома. Мне было весело, хоть я не понимала, почему Петрович так насторожился. Я ж просто пошутила.

— Петрович, а что я буду делать на комбинате?

Он резко затормозил.

— Ты хочешь, чтобы я тебе сказал?

— Ага, только не сказал, а показал. Эту достопримечательность я еще не видела.

— Только показать?

— А что еще мне там делать?! Петрович, Вы что?! Я ж пошутила, что мне туда надо. Вы сказали, что Вам туда пора, а я просто за Вами повторила, а Вы чего-то насторожились. Как-то Вы странно реагируете, когда я говорю про комбинат.

— Прости, старого дурака. Забудем, это я о своем подумал, прости, Львовна.

— Не вопрос, а комбинат-то покажете?

— Не вопрос.

— Петрович, а кем Вы на комбинате работаете — совсем забыла спросить.

— Мастером, кем еще можно на меткомбинате работать.

— Просто мастером? Что-то не похоже — есть в Вас жилка руководителя.

— Ну да, я старшим мастером работаю, дальше — коммерческая тайна.

— Дорого?

— Что дорого?

— Дорого за Вашу коммерческую тайну дадут?

— За мою — очень, но если я решусь, то тебя в долю не возьму.

— Почему?

— Потому что одному больше достанется.

Мы выехали за город. Начался лес. В таком пейзаже ждешь увидеть базу отдыха, а не промышленный объект. Мы ехали по очень своеобразной дороге — зона видимости не увеличивалась больше чем на пятьдесят метров. Дорога всё время пряталась в лес. Или ее прятали. С Петровича и иже с ним комбинатовских и такое станется. Неуютно не видеть дороги, по которой едешь. Первые минут пять неуютно. А потом начинаешь доверять лесу, и машине, и своему внутреннему голосу. Внутренний голос говорил, что уже почти приехали, хотя лес вокруг ничуть не изменился и никаких реальных признаков близости комбината не было.

— Приехали, да? — я решила проверить свои предчувствия.

— А ты откуда знаешь? Была уже здесь?

— Нет, так, просто показалось.

И тут за поворотом показался комбинат. Точнее, серый бетонный забор с колючей проволокой по верху и ворота. Обычные ворота советского меткомбината, пока не заметишь «точки» камер, какие-то антенны и прочие штучки, благодаря которым профессия охранника на комбинате сильно помолодела и подорожала. Вторым этажом шли трубы и крыши цехов, но они прятались в зелени деревьев. Мы подъехали к воротам. Петрович попросил подождать его в машине. Сказать, что очень хотелось попасть на комбинат, — сильно преувеличить. Лес и дорога были явно красивее, чем забор и ворота. Сказочного теремка не случилось. Ну и что. Часто бывает, что процесс оказывается приятнее, чем результат. Прогулка удалась — и ладно.

Петрович вернулся в машину:

— Ну что, красавица, поехали?

— Кататься?

— Любоваться индустриальным пейзажем.

Он показал левый поворот и медленно поехал по однополосной дороге вдоль забора. Метров через тридцать из-под земли вырос шлагбаум и пара крепких парней. Петрович показал какую-то карточку и кивнул головой — парни будто испарились, и шлагбаум ушел куда-то вверх.

— Странно, что работники службы безопасности без слов понимают мастера цеха.

— Я договорился по телефону с руководителем службы безопасности и получил нужный пропуск, который им и показал — понятно?

— Не настолько я понятлива, как эти парни, чтобы за пятнадцать метров читать текст на карточке размером шесть на девять сантиметров, но суть уловила.

— Чудесно.

— А зачем здесь шлагбаум? Въезд в лес охраняете?

— Сейчас поймешь.

Мы поднимались в горку. Дорога чуть ушла от забора — мы опять были в лесу. Подъем становился всё круче. Вдруг слева от дороги показалась заасфальтированная площадка.

— Приехали, — Петрович остановился и вышел из машины.

Я последовала за ним. Он шел опять по лесу, но теперь вправо от дороги. Деревья, птицы — можно было легко забыть про цель приезда. Но деревья стали редеть, и мы вышли к обрыву. Обрыв был не опасный, на нем оборудовали смотровую площадку, и можно было поддаться искушению не просто встать на край, а даже сделать еще один шаг вперед. Площадка парила в воздухе и кое-что открывала глазам. Внизу как на ладони лежал комбинат. Все цеха и дороги, все трубы и железнодорожные пути, склады и аллеи деревьев — всё видно настолько хорошо, что можно детальный план рисовать.

— Петр Петрович, вот не мечтала я стать промышленным шпионом, а теперь придется — должен же мир узнать об этой красоте!

— Вот потому и шлагбаум, чтобы не искушать людей.

— Стратегическая безымянная высота?

— Именно.

— Хорошо, я не буду чертить чертеж, — я сделала шаг назад, — я нарисую картину.

— Господи Иисусе, лучше бы ты писала стихи.

— Возможно-возможно, но эту красоту необходимо запечатлеть на холсте. Рифма, слово не смогут передать это, — я плавно обвела величественный промышленный пейзаж рукой, — с детальной точностью. Да и потом «Издалека долго течет река Волга…» уже написали.

— Я тебя сюда больше не приведу — учти.

— Не волнуйтесь! У меня фотографическая память — вечером сделаю наброски, чтобы не забыть детали, а за картину возьмусь позже.

— Картина будет называться «Последний взгляд Петровича».

— Почему?

— Потому что тогда потеряют смысл шлагбаумы и другие бешено дорогие системы охраны, а когда посчитают, сколько именно денег зря на них было потрачено, то я буду должен комбинату жизней пять-десять отработать бесплатно.

— Почему?

— Потому что тебя сюда привел, Львовна, и дай мне честное слово, что никакую картину ты писать не будешь. Что единственным материальным носителем этого пейзажа будет твой мозг!

— Так бы и сказали, что сюда никому нельзя, что всё здесь секретно, — я показала рукой на завод.

— А то ты не поняла, — Петрович качал головой.

— Но если я проговорюсь во сне — я не виновата.

— Чего?

— Поехали, говорю, отсюда, а то я еще и посчитаю: сколько рабочих, вагонов, сортиров и т. д.

— А как ты сортиры собралась считать?

— А вон, видите, вместо окна зеленые непрозрачные стеклышки, причем достаточно высоко над полом?

— Вижу, и что?

— Спорим, что это — сортир?

Петрович внимательно посмотрел на «окно», потом поводил глазами по другим зданиям.

— А что может дать информация о количестве сортиров?

Я посмотрела на Петровича взглядом, полным чувства превосходства дури над разумом.

— Статистика! И потом, если на комбинате работают люди, то, зная количество и расположение сортиров, можно организовать диверсию века, — договаривала я уже почти шепотом.

— Дури над разумом говоришь? — Петрович улыбался. — А ведь права! Кругом права. Давай отвезу тебя в город.

— Между прочим, про дурь я только подумала.

— Не отпирайся — глазами сказала, — Петрович щурился, — у меня это профессиональное — по глазам читать. Сама понимаешь: мужики в цехе в риторике не мастера, так что приходится в глазах информацию добирать.

По дороге обсуждали дальнейшие планы. Получалось, что хотя Петрович и старший мастер, но на работу ему показаться надо. Договорились: он отработает до пяти, и мы продолжим разрабатывать операцию «Ремонт». Время встречи –18.00.

— Петр Петрович, форма одежды?

— Парадная, естественно, — он посмотрел на мою прическу, — и волосы уложи, как положено, а не как тебе нравится.

— Укладку можно будет сделать через месяц или полтора — не раньше. Так что — «сори».

— Тогда прическу можешь заменить конфетами. Тебя домой отвезти?

— Нет, мне надо в Центр ремесел.

— Ты обещала — не рисовать!

— И не буду — я хочу сувениров купить в новый интерьер.

— Не стоит ждать от Центра ремесел того же, что привыкла получать от своего «Красного куба», — Петрович явно выбирал слова.

— Не волнуйтесь, Вы же видели мою дебильную чашку и видите мою прическу — мне не нужен «Красный куб». Сейчас.

Петрович не стал продолжать эту тему, а просто сказал:

— Вот Центр ремесел.

— Спасибо и до вечера.

Центр ремесел в Шмелеве сильно отличался от Центра Жоржа Помпиду в Париже. В чью пользу, уточнять не будем, просто скажем, что Центр ремесел в Шмелеве — это метров тридцать квадратных, заваленных произведениями народного творчества. Произведений было много. Умельцев в Шмелеве столько не найти, чтобы они наделали такое количество произведений. Поэтому здесь были представлены самые разные народы России, а также ближнего и дальнего зарубежья. Коллекция произведений дальних народов была очень скромной, но была. Одно чилийское пончо и странный «предмет культа Инков» — так было написано на ярлыке. Множество изделий из бересты, поделки из янтаря и кости, были даже уральские самоцветы и минералы. Без счета здесь обитало вязаных варежек и носков.

Стеллажи быстро закончились. Или я прошла их очень быстро — не до медленной роскоши мне было. Остановилась возле произведений из глины. Поняв, что сейчас начну совершать покупки, которые требуют упаковки, огляделась по сторонам. В зале никого. У входа сидел охранник, но у него не было кассового аппарата, значит, он не продает полиэтиленовые пакеты. Мысли, что он может их выдавать бесплатно, у меня не возникло, потому как особых проявлений фирменного стиля в пространстве Центра не наблюдалось, соответственно, что продвигать с помощью бесплатных пакетов?