Юлия Климова - Ветер подскажет имя

Кому теперь седлать коней?

Вы безупречны, я – несчастна.

Молчать иль звать, рыдать иль верить?..

О, как же глупо, как напрасно

Победы вы моей хотели…

– Расскажете, о чем прочитали?

– Нет, – Катя мотнула головой, захлопнула книгу и поставила ее на место. – Вы хотели показать свои любимые произведения.

Она догадывалась, для чего Федор пригласил ее в библиотеку, и не сомневалась, что сейчас придется обогнуть стеллажи и выйти к окну. Строки стихотворения продолжали звучать в голове, обретая особый смысл, и никак не получалось их перечеркнуть.

Копия модели «Полтава» на этот раз не утопала в лучах солнечного света, она стояла в полумраке, отчего казалась таинственной и загадочной. Конечно, этот корабль выглядел намного лучше оригинала, но история не пропитала плотные нити его парусины, не оставила мелкие царапины на корме и бортах.

– Вот, смотрите, семь прекрасных полок с шедеврами литературы.

Но Катя не могла обернуться, на плечи неожиданно навалилась многовековая усталость, сковавшая руки и ноги. Во рту появился солоноватый привкус, будто море пропитало воздух и сделало его тяжелее. Слишком долго душу сковывало волнение…

А какая разница, кто заговорит о «Полтаве» первый?

– Вы рассказывали, что ищите оригинал этой модели… Есть успехи? – произнесла Катя и мгновенно почувствовала облегчение, будто наконец-то кораблю разрешили выплыть на белый свет и он простил своей хозяйке долгое равнодушие.

– Пока нет, но я по-прежнему не теряю надежды.

Вот теперь Катя обернулась быстро, жгучая потребность заглянуть в глаза Мелихову и поймать в них ложь застучала молоточками в висках.

«Я вижу, вы обманываете меня».

«Однако и вы со мной не слишком откровенны».

«А разве я должна говорить то, о чем меня не спрашивают?»

«Не должны, но, заметьте, я и не настаиваю».

– А что будет, если вы отыщете оригинал?

– Во-первых, на какое-то время я, безусловно, стану счастливым, – сдержанно улыбнулся Федор. – Во-вторых, я предложу хорошую цену владельцу, и к концу сделки довольны будут все.

– Вдруг вам не захотят продать корабль?

– Захотят.

– Почему вы так уверены?

– Если бы «Полтава» была у какого-либо коллекционера или принадлежала музею, я бы уже знал. Значит, она не в руках знатока и этому человеку дорога лишь как воспоминание. Зачем отказываться от приличной суммы? Лучше продать то, что, по сути, не очень-то и требуется.

Их взгляды встретились, и Катя долго не отводила глаз, испытывая силу воли. Она ожидала напряжения, смятения, смущения и даже страха, но душа не сжалась и не потребовала побега.

– Речь действительно о… весомой сумме?

– Например, три миллиона. Матвей Глинников не был известен в широких кругах, в большей мере он работал над различными изобретениями. Интересный персонаж прошлого, между прочим. – Федор заложил руки за спину и продолжил: – Глинников обладал умеренным богатством, но имел графский титул. Различные поделки, если можно назвать их так, для него являлись скорее хобби.

«Федор Дмитриевич, а вдруг мне понравится обладать вашей мечтой? Вы сильно рискуете…» – мысленно улыбнувшись, подумала Катя, подходя ближе.

– Мы забыли про ваши любимые книги, – произнесла она после паузы, – а я бы хотела с ними познакомиться.

Катя надеялась заметить на лице Мелихова хотя бы тень разочарования, но он остался совершенно спокоен и еще раз указал на полки, приглашая изучить их.

* * *Давным-давно…

Спать пришлось на полу возле печки. Геда протянула старое, пахнущее прелой травой одеяло, пробормотала под нос неразборчивые фразы и, прихрамывая, ушла в угол комнатенки. Павлу даже показалось, будто старая цыганка превратилась в один из сундуков, и он усмехнулся, представив это.

«…ты волк, голодный волк, и ты бежишь по следу, и кажется, что добыча близка, но это горькая ошибка. Ты лишь в начале пути, лишь в начале…»

Что знает Геда и о чем молчит? И как вытряхнуть из нее эти знания? Или в ней бурлит цыганская кровь, позволяющая приоткрывать завесу тайны?

Да, он бежит по следу, но не за добычей… Теперь уже нет.

Павел закрыл глаза и прислушался к тяжелому шумному дыханию Геды. Она не спала.

– Скажи правду, я не причиню ей зла.

– Ты не причинишь ей зла, даже если захочешь. Ветер на спад пошел.

– Я должен знать, куда мне двигаться дальше, я должен успеть помочь.

– Завтра дорога уведет туда, где вторая половина твоей руки, и дожди застучат по сердцу, застучат… Боль ждет. Ты узнаешь, что такое боль.

– Не надо обо мне, скажи о ней.

Геда больше не проронила ни слова, и Павел лег, подложив руку под голову. Сон не шел, но не из-за слов цыганки (они не коснулись души), мысли об Александре не давали покоя.

Утром, игнорируя ноющий голод, Павел вышел из лачуги и проведал Норда. Задерживаться у цыганки он не собирался, надо торопиться, возможно, получится что-либо узнать в деревне на той стороне реки.

– Возьми, – раздался голос Геды за спиной, и Павел обернулся.

– Что это? – спросил он, глядя на клочок красной ткани.

– Платок.

– Зачем он мне?

– Не каждому зверю верят, когда он подходит близко. Сохрани его, и, может, когда-нибудь он каплей упадет на засохшую семечку.

– Кажется, это только часть платка.

– Тебе и этого хватит.

Поправив дорожную сумку, Павел вскочил на Норда и посмотрел в сторону деревни.

– Где лучше перейти на тот берег?

– А тебя там никто не ждет. Твоя дорога прямо.

– Значит, скажешь, куда ехать?

Геда запахнула полы вязаной кофты, поежилась, прищурилась и посмотрела на небо, будто именно там, между медленно плывущих облаков, должен был появиться ответ. Павел терпеливо молчал, не желая спугнуть появившуюся надежду. Если старой цыганке нужно получить разрешение у неба, то он подождет.

– Поезжай в Сусловку, зайдешь в кузню и все узнаешь, – наконец сказала Геда, развернулась и направилась к двери.

– Благодарю, – искренне произнес Павел, понимая, что вопросы задавать бесполезно, цыганка на них не ответит. Значит, Александра добралась до Сусловки. Это приличный путь, и он уж точно не был легким для юной девушки, выброшенной из дома на произвол судьбы. Но слишком быстро. У нее была лошадь? «Ты молодец… Дождись меня, я помогу». – Поехали, Норд, – резко сказал Павел и отчего-то тоже бросил взгляд на небо.

Геда зашла в лачугу и прислушалась к удаляющемуся топоту копыт.

– Не найдешь ты ее в Сусловке… – пробормотала она, глядя на одеяло, расстеленное на полу. – Для Александры ветер на спад пошел, а твой только набирает силу. Скачи, тебя ждет то, что ты заслужил.

В редакции Катя не была несколько дней. Такое и раньше случалось много раз, но почему-то именно сейчас казалось, будто пролетели недели или даже месяц. Стены отеля «Тасман» держали крепко, предлагая и бассейн, и тренажерный зал, и ресторан со вкусными завтраками, обедами, и ужинами. Ноутбук лежал на столе, расписание ближайших конференций обещало много нового и интересного. Но душа начала тихонько просить свободы, и желание выпить привычную чашку кофе за рабочим столом требовало немедленно собраться и выйти на улицу. Кате нужно было покинуть отель, чтобы разорвать нити (пусть и ненадолго), уже связывающие ее с Мелиховым, и хорошенько подумать о прошлом, настоящем и будущем.

В редакции она не стала ждать лифта, а буквально вспорхнула по лестнице на свой этаж. Знакомые запахи, стопки журналов и газет, распечатки, недружное кряхтение принтеров, давно не цветущие орхидеи на подоконниках… Это именно тот мир, который сейчас очень требовался.

Поздоровавшись со всеми, выпив кофе сначала с маленькой рыженькой Олей Воробьевой, а потом с задумчивой Ириной Григорьевной, Катя села за стол и минут пять просто улыбалась, подперев щеку кулаком. В подставку для корреспонденции уже накидали писем, Володька Сухов оставил на столе свой любимый бонсай с запиской: «Я в отпуск. Полей через неделю. Буду благодарен всю жизнь», кто-то стрескал остатки имбирного печенья и вместо него оставил клейкий листок-напоминатель: «Умирала от голода. Прости, искуплю».

– У меня хорошая работа, – прошептала Катя и открыла ноутбук.

Помимо статьи про Мелихова и интервью, были еще задания, требующие сосредоточенности и приличной траты времени. И она с удовольствием взялась за наиболее сложные, оставляя простое на потом. Андрей спрашивал про вдохновение… Иногда достаточно оказаться в привычном, родном месте, и слова сами польются на белый лист, превращаясь в нетерпеливых чаек, требующих немедленно добавить и гладь моря, и скалистый берег, и небо, и солнце…

Ближе к обеду Катя пришла в кабинет Горина и дала послушать некоторые фрагменты диктофонной записи. Одобрительно кивая, он смотрел в окно, а потом, поправив очки, сдержанно похвалил и сказал, что дальше не станет вмешиваться, так как Кате контроль не нужен. И это было признание ее таланта.

«Сергей Юрьевич, спасибо…»

В три она собралась и поехала на Казанский вокзал. Теперь, когда Катя душой оторвалась от отеля, она могла вспомнить в подробностях вчерашний вечер и разобрать его на фразы и взгляды. Электричка постукивала и убаюкивала, деревья мелькали, сердце билось то взволнованно, то ровно. Бронницы. Дорога мимо дачных домиков, колонка, зеленый забор… Перешагнув порог, Катя скинула туфли, прошла в тесную кухоньку, достала из сумки бутылку минеральной воды, села на диван и подтянула ноги.

Три миллиона.

За вещь, которая ей не нужна.

Которая не нужна была и Матвею Глинникову. Он не собирался возвращаться за кораблем, а попросил его уничтожить. Наверное, злился на того, кому оставил подарок…

«Полтава» – единственный шанс привести этот участок в порядок, перестроить его, вдохнуть в фундамент и стены дома жизнь. Иначе пройдут два-три года, и протекающая во многих местах крыша начнет осыпаться, доски пола провалятся, щели увеличатся, и сюда уже не приедешь вот так запросто посидеть на диване. От наследства, пропитанного воспоминаниями о бабушке и дедушке, ничего не останется.