– Доплыл, – прошептала Катя. – Состояние приличное, на три миллиона по-прежнему тянет.

Усмехнувшись с грустью, она включила диктофонную запись, и комната наполнилась уверенным голосом Федора. Минут пять Катя практически не шевелилась, а только слушала, и лишь после придвинула к себе ноутбук.

* * *

«Ваши привычки – моя радость». Глеб позавтракал рано утром за двумя столиками (по очереди). Сославшись на яркий свет, он попросил официанта перенести его глазунью и двойной эспрессо в уютный притемненный угол зала. За первый стол всегда садился Андрей Кравцов, за второй – Федор Мелихов. Теперь и там и там были легко и непринужденно установлены «жучки». Глеб обратил внимание, что по вечерам, когда ресторан набивается гостями, на эти столы ставят табличку – «Зарезервировано». Значит, места придерживают на случай, если они понадобятся Кравцову или Мелихову. Живут они здесь, на завтрак, обед и ужин приходят часто.

«В кои-то веки буду подслушивать с удобствами. Говорите обо всем, мои дорогие, ни в чем себе не отказывайте и особенно делайте упор на интимные тайны. Люблю я, знаете ли, послушать про всякую аморалку…»

Вчера Глеб не поехал следом за Катей на ее дачный участок, вернулся с полпути. Ничего интересного в Бронницах произойти не могло, главные герои остались в Москве, и корабль тоже, так что объявлен день великого отдыха.

«Надо бы нам уже с тобой определиться, Катя-Катерина. Есть же из кого выбирать, а ситуация у нас следующая… Мелихов пудрит тебе мозги, желая получить корабль, уверен, ты и сама это понимаешь. Или еще нет? Возможно, я тебя расстрою, но, скорее всего, интерес его к тебе начинается и заканчивается именно „Полтавой“. Но… Кружит он вокруг тебя прилично, аж глаза сверкают! Может, он тебя попросту сожрать хочет? – Глеб хохотнул, допил коньяк, оставил бокал на журнальном столике и развалился на кровати. Хорошо жить в шикарных номерах, пожалуй, отсюда потом и съезжать не стоит. – Переходим к следующему претенденту… Кравцов смотрит на тебя, как на жар-птицу, но кроме сырников ничего не предлагает. Пора бы уже прижать тебя где-нибудь хорошенько, ну или в крайнем случае в кино пригласить на ночной сеанс… Учить, что ли, его надо, как с женщинами общаться? Ладно, ладно, Кравцов на обложку глянца тянет, поди знает, с какого бока к женщине подойти. Возможно, втрескался в тебя, и на этой почве тормозит немного, любовь штука сложная, вляпаешься и все… Катя-Катерина, давай зажмурься и выбери уже кого-нибудь, а то за тобой очередь таких же медлительных стоит. Вас много, а я один, не будем забывать об этом. Да, крошка?»

Глебу нравилось думать о корабле, в душе просыпался азарт: продаст или нет? Ясно же, что Мелихов приличные деньги предложит, жаль, не услышать эту аргументированную, не предполагающую торга речь. Но пока – тишина. Ни Катя, ни Мелихов о корабле не заговаривают. Или был разговор, но только в его берлоге.

«Катя, не продавай, больно хочется посмотреть на его вытянутую физиономию. Или продай, а то еще поженитесь, и останешься без денег, кораблик сам к нему приплывет, покачиваясь на волнах любви… Тьфу». Глеб поморщился и посмотрел на бутылку коньяка.

– Эй, – он перевел взгляд на потолок, – нашлите на отель землетрясение, что ли, я хоть посмотрю, кто ее бросится спасать. Ну, не обижайтесь, не обижайтесь, чувствую же, что расстроились, – едко улыбаясь, продолжил Глеб. – Многоуважаемая Небесная канцелярия, не волнуйся, я помню, что катастрофы – это не ваша стезя, что за этим нужно обращаться к… Молчу, молчу! – Засмеявшись, он поднялся и пошел за добавкой коньяка.

* * *

Почти на каждом столике в низком мраморно-туманном подсвечнике горела свеча. Проходя мимо, Катя невольно заставляла огонь волноваться, но это дрожание никому не было заметно. Гости отеля группами и парами ужинали, наполняя зал приглушенными разговорами, осторожным звоном бокалов и смехом.

Катя не опоздала, но Мелихов уже ждал в угловой мягкой зоне с бокалом вина. Неотрывно следя за ее приближением, он сдержанно и приветливо улыбался.

– Что-то мы с вами стали редко встречаться, – сказал он, привставая.

– Вчера неожиданно навалилась работа.

– Расскажете, где были?

– В редакции.

Он кивнул и придвинул к Кате папку меню.

– Выбирайте что-нибудь сытное. Ничего не могу с собой поделать, очень хочется вас усиленно накормить. – Федор усмехнулся и дал возможность официанту наполнить и бокал Кати.

– Согласна на любой салат с морепродуктами.

– И все? Так мало?

– Я разумно оставляю место для десерта.

Катя заметила некоторые изменения в Мелихове: в его глазах поселилась тяжелая усталость, морщина между бровей стала глубже и четче. Но тонкий синий пуловер (а не привычные рубашка и пиджак) облегчал образ, добавляя простоту и уютность. Сейчас Федор не походил на знаменитого коллекционера, и почему-то это было приятно.

– Знаете, Катя, а я не хочу сегодня говорить ни о работе, ни о галереях и выставках, ни о живописи водяными красками, ни об оттисках на деревянных брусках, ни об абстрактном экспрессионизме. Расскажите о себе, я не так много знаю о вас.

– Вы застали меня врасплох, получается, что это мне нужно дать вам интервью. – Катя улыбнулась и положила руки на подлокотники широкого удобного кресла. – Что ж, задавайте вопросы… Возможно, я на некоторые и отвечу. Честно, мне сейчас даже стало страшно: а о чем же вы спросите?

– Сколько вопросов я имею право задать? – Федор потер гладко выбритую щеку, сосредотачиваясь.

– Подождите… Мне надо подумать… Пять. Да, максимум пять.

– Вы не слишком щедры.

– Ошибаетесь, я могла разрешить только три.

Федор чуть отодвинул кресло, положил ногу на ногу, облокотился на подлокотник и прищурился.

– Давайте начнем с простого. Почему вы выбрали журналистику?

– Мне нравится слушать людей, искать правду во вчерашнем и сегодняшнем дне, перебирать слова, создавать истории… Я помню тот момент, когда поняла это, мне было около четырнадцати лет. Родители говорили: «Не поступишь», а бабушка с дедушкой благословили, они меня очень любили и баловали. Но сначала вся родня меня долго и настойчиво уговаривала выбрать юридический институт, я сопротивлялась и в конце концов сказала твердое «нет». Обожаю точки, запятые, многоточия и ту минуту, когда нужно начать что-то новое – волшебное состояние, в душе вспыхивает первая фраза, и все… Дальше начинается волнующий полет.

– Как давно вы были на свидании?

Вопрос для Кати получился неожиданным, она автоматически приподняла брови и встретила взгляд Мелихова.

– Очень давно, даже не помню когда.

– Почему?

– Учтите, это будет уже третий вопрос.

– Не волнуйтесь, я считаю и с нетерпением жду ответа, – с доброй иронией произнес Федор.

– Пожалуй, я не уверена, что мои следующие отношения не принесут боль и разочарование.

– Трусите?

– Четвертый вопрос.

– Согласен, четвертый.

– Нет, просто жалко времени.

– Врете?

– Да.

Они улыбнулись одновременно, и Катя поняла, что готова ответить еще на сто пятьдесят вопросов. Усталость ушла с лица Мелихова, его карие глаза искрились.

– Я бы хотел, чтобы вы подольше оставались в отеле, не спешите со статьей.

– Боюсь, это от меня не зависит, вдохновение в большей мере уже одержало победу надо мной.

– Я так давно не давал интервью, что сейчас переживаю новые для себя чувства. Работа не должна занимать двадцать четыре часа в сутки, вы помогли мне сделать остановку и немного отдохнуть душой.

– Но коллекционирование – это же не работа для вас?

– Не работа… Скорее, рабство. Так и напишите: «Вещи давно поработили его…» Увы, я совершенно лишен литературного таланта и не могу продолжить фразу.

– Потому что они вас не порабощали, – ответила Катя. – Кстати, у меня нет ваших фотографий, для интервью понадобятся новые…

– Я приглашу фотографа. – Федор подался вперед и взял бокал с вином. – Какие планы на завтра? Давайте встретимся в двенадцать, у вас наверняка есть стопка каверзных вопросов, самое время задать их.

– Честно говоря, есть.

То ли вино, то ли музыка и свечи повлияли на Катю, но она почувствовала в груди тепло. И острое желание коснуться руки Мелихова осторожно кольнуло сердце.

– Мне кажется, вы сейчас думаете о чем-то хорошем, Катя.

– Да, наверное, – ответила она и отвела взгляд, пряча мысли.

* * *Давным-давно…

В Сусловке Павел бывал ранее – хорошее расположение на перекрестке главных дорог, да и лошадь подковывать приходилось. Направившись сразу к кузне, он похлопал Норда по шее, мол, потерпи, будет тебе отдых, и посмотрел на небо. Если Александра задерживалась у Геды хоть ненадолго, то есть шанс ее нагнать. Уже ясно, что она движется к Петербургу, значит, будет искать спасения у тетки, Марии Николаевны Чернышевой. Павел видел княгиню несколько раз на приемах и балах и сильно сомневался, что эта высокая, худая женщина с сухой белой кожей и таким же сухим взглядом способна понять и принять сироту-беглянку. Если верить Анне Михайловне Вяземской, то княгиня никогда не интересовалась жизнью племянницы и в гости к себе не приглашала. Очень возможно, что она отправит Александру обратно к отчиму…

Сделав попытку вспомнить какие-либо подробности жизни Марии Николаевны, Павел нахмурился. Вдова. Да, вдова. А больше о ней он ничего не слышал или слышал, но забыл. Кто ж знал, что их судьбы соприкоснутся.

Около кузни Павел спешился и зашел в распахнутые ворота. Две пятнистые кошки прошмыгнули мимо, недовольно и опасливо глянув на высокого и крепкого незваного гостя.

Женщина в длинном простом платье, с шерстяным платком, туго завязанным на талии, неторопливо складывала наколотые дрова в широкую старую корзину, давным-давно потерявшую часть прутьев. Если память не подводит, то жена кузнеца – женщина не слишком словоохотливая, хотя зачем ей лезть в дела мужа.