Соня Мармен - Ветер разлуки

– Луи! – вскричала Изабель, бросаясь к брату в объятия. – Боже, какое счастье! А где Этьен с Гийомом?

– Они оба целы.

– А Николя? Ты знаешь, где он?

Луи кашлянул со смущенным видом.

– Он в Бопоре.

– С ним все в порядке? Ты его видел? Он что-нибудь тебе сказал?

– Мы не разговаривали, Иза. Могу только сказать, что он не ранен.

– А Жюльен? Мадо всю ночь проплакала!

– Он сам пришел вытереть ей слезы. На нем ни царапины…

Изабель улыбнулась. У нее отлегло от сердца.

– Как хорошо! Никого не убили, не ранили и…

Она осеклась, когда увидела выражение лица Шарля-Юбера.

– Что случилось? Ты не обманываешь меня, Луи?

– Не беспокойся, все семейство живо и здорово! Просто… Монкальм умер на рассвете. Губернатор Водрей взял под свое командование остатки армии и увел в Бопор. Нам нужно собрать все силы…

– Ты хочешь сказать… Водрей собирается дать еще одно сражение?

– Изабель, англичане у ворот города! Ты понимаешь, что это значит? Им нельзя позволить войти, в противном случае…

– Это конец?

Никто не решился ей ответить.

Облака порохового дыма давно рассеялись, стихли крики и плач, но в глазах победителя побежденный остается побежденным. Его участь – презрение и бесчестие.

Доблесть, проявленная им в битве, забыта.

И собственное поражение ставят ему в вину.

– Я вас заждалась! – воскликнула монахиня, шумно переводя дух. – Нужно помыть полы. Здесь все в крови! Когда закончите, найдете сестру Мари-Бланш и поможете ей рвать белье. Нам нечем перевязывать раны.

Прежде чем Изабель успела возразить и сказать, что она пришла навестить кузину, монахиня сунула ей в руки тряпку и скребок и поставила у ее ног ведро с водой. Одарив девушку на прощание улыбкой, она развернулась на каблуках и быстрым шагом направилась к спальням. Изабель от изумления лишилась дара речи. Нахмурившись, смотрела она на грязную тряпку. Запах уксуса ударил в нос, но, к сожалению, даже он не мог перебить запахи, источаемые сотнями страждущих тел, которые привозили в центральную больницу с поля битвы. Поскольку заведение располагалось за городскими воротами, англичане взяли его под свой контроль.

Изабель не знала, что ей делать. Она посмотрела на раненых, на тряпку, потом снова на раненых. Да, в ближайшие дни, а то и недели работы здесь хватит для всех… Монахини падают с ног от усталости и, разумеется, рады любой помощи. Она пришла в надежде получить весточку от Николя, но раз уж она тут… Пожав плечами, Изабель подхватила ведро и направилась к центру комнаты. Раненые лежали прямо на полу – служащие больницы еще не успели расставить походные кровати, привезенные с французских королевских складов, которые находились возле порта. Встав на колени, девушка взяла тряпку и скребок и принялась энергично тереть пол. Так начался ее первый день служения раненым на войне.

За работой она забыла о времени. Прошло много часов, прежде чем она заметила, что солнце клонится к закату, а живот выводит голодные рулады. Изабель решила немного передохнуть. Дома ей работать не приходилось, поэтому она очень устала. В помещении столовой чудом нашлась свободная лавка, и она со вздохом облегчения опустилась на нее. Интересно, который теперь час? Наверное, шесть вечера или даже больше! Она заслужила свой отдых и краюшку хлеба, не так ли?

Прислонившись к стене, она решила, что посидит немного, а потом отправится на поиски сестры Клотильды. То, что творилось в больнице, напоминало странную картину, похожую на пчелиный улей: беспрестанная беготня, гул голосов… Все помещения были заняты, монахини и солдаты сновали взад и вперед; раненых было столько, что их пришлось устраивать в кладовых, на конюшнях и в сараях. Свободного пространства катастрофически не хватало, равно как лекарств и провизии. Во всей больнице не осталось ни чистых простыней, ни даже дамских нижних юбок – все пошло на перевязочный материал.

Из разговоров стало ясно, что английский полководец погиб на поле брани. «Вот кому не суждено насладиться своей победой…» – подумала девушка. Тело генерала набальзамировали, в сопровождении почетного караула доставили к реке и погрузили на корабль. Изабель вспомнила, что днем слышала какую-то заунывную мелодию, которую исполнял, судя по всему, мюзет[94]. Знать бы, окажут ли такое же уважение генералу Монкальму на его похоронах? И где они его похоронят?

Она окинула взглядом комнату. Красные, белые и синие мундиры, черные платья, тиковые передники, измазанные кровью, клетчатые пледы… Из этой многоцветной массы доносились крики и стоны, распоряжения и молитвы. Докторов было мало, и они сбивались с ног. Монахини оказывали первую помощь в пределах своих умений, но если рана была серьезной, приходилось дожидаться, пока освободится хирург. Иногда он приходил к изголовью больного, только чтобы констатировать его смерть. И такое случалось часто.

Изабель спросила о Николя у нескольких раненых пленников-французов, но никто из них не знал, что с ним стало. Ею начали овладевать беспокойство и… горечь. Конечно, она понимала, что воинские обязанности для Николя на первом месте, но она бы так обрадовалась, если бы он сообщил, что жив и здоров! Девушка попыталась выяснить, видел ли кто-нибудь офицера Мишеля Готье де Варена. Одна из монахинь ответила, что по приказу матери Сен-Клод-де-ла-Круа, настоятельницы монастыря августинок, раненых офицеров Его Величества короля Людовика, опекавших больницу, разместили в отдельной комнате.

От приятного запаха свежего супа защекотало в носу, а живот снова начал громко выражать протест против дурного с ним обращения. Девушка проглотила слюнки. В этот момент в комнату вошла сестра Клотильда с подносом в руках. Следом за ней мальчик нес горячую кастрюлю. Изабель встала и пошла за ними.

Трио вошло в помещение, куда Изабель за весь день так ни разу и не заглянула. Опустив поднос с мисками на стул, с которого только что встал солдат, сестра Клотильда сделала мальчику знак поставить кастрюлю и сунула в нее разливную ложку. Наполнив первую миску, она выпрямилась и обвела комнату задумчивым взглядом. Только теперь она заметила Изабель, которая так и осталась стоять в дверном проеме.

– Иза, ты тут? Иди и помоги! Дело пойдет быстрее, если ты станешь разносить миски, а я буду наливать суп!

Решив забыть на время о своем голоде, девушка приблизилась к источнику аппетитного запаха и вздохнула. Под голубыми глазами кузины залегли темные тени – должно быть, она провела на ногах всю ночь.

– Начни с тех, кто может есть самостоятельно, остальным придется помочь!

Изабель кивнула, соглашаясь. Затаив дыхание, чтобы не ощущать запаха супа, и старательно отводя глаза от ран, она стала раздавать миски. В этой комнате все солдаты были англичане, которые по большей части могли сами держать миску и пить бульон. На девушку они смотрели с благодарностью, которая ее растрогала. Некоторые обращались к ней на своем языке. Не понимая ни слова, она только улыбалась в ответ, но большего им и не было нужно.

Изабель влила последнюю ложку в рот бедняги, у которого обе руки были перевязаны окровавленными бинтами, и только тогда заметила, что еще двое раненых не получили свой суп. Она наполнила миску и подошла к тому, что лежал поближе. Похоже, он спал. Нужно ли его будить? Рассудив, что, по всей видимости, сегодня пищи он больше не получит, она решилась и, поставив миску на пол, тихонько потрясла раненого за плечо. Никакого ответа… Может, он без сознания? Она попыталась снова, и голова раненого откинулась назад. Рот у него был открыт.

Осознав, что он умер, Изабель вскрикнула и вскочила, едва не разлив суп на вощеный паркет.

– Что стряслось?

Прибежала сестра Клотильда. Склонившись над покойником, она приподняла ему веко.

– Еще один! Попрошу Армана и Жана вынести его, чтобы в помещении было поменьше инфекции!

Посмотрев на Изабель, монахиня отметила про себя ее бледность и встревожилась.

– Ты ела сегодня, Иза?

Будучи не в силах оторвать взгляд от покойника, Изабель ответила, что нет. Сестра Клотильда подтолкнула ее к стулу, где до этого стоял поднос с мисками, и заставила сесть.

– Тебе нужно поесть, если не хочешь упасть в обморок! Думаю, на кухне осталось немного хлеба. Попробую раздобыть для тебя еще яичко или яблоко!

– Но я не закончила! Надо накормить еще одного солдата!

И она посмотрела на несчастного, о котором шла речь. Господи, да ведь это тот самый человек, который спас Ти-Поля! Все время, пока она кормила раненых, он пролежал лицом к стене и только теперь перевернулся на спину. Ей стало стыдно. За день, проведенный в больнице, она ни разу о нем не вспомнила! А он, оказывается, все еще жив! Сестра Клотильда тоже посмотрела на раненого и вздохнула.

– Вон того? Рана у него не слишком серьезная, но, как мне кажется, он совсем плох. С тех пор как его принесли, я не смогла заставить его выпить ни капли воды!

– Ему так плохо?

– Доктор-англичанин приходил на него посмотреть. Я поняла не все, потому что сначала он говорил по-английски, а потом – по-французски, но совсем плохо. В общем, он сказал, что бедняга не переживет ночь. Ему очень трудно дышать, и мы боялись, что от удушья он и умрет. Но он не умер, и днем я заметила, что дышится ему легче. Вот только он до сих пор ничего не ел и не пил. Не понимаю почему… И шея у него вся синяя…

– Это от удара прикладом, – тихо проговорила Изабель.

Монахиня посмотрела на нее с удивлением.

– Прикладом? Откуда ты знаешь?

– Я видела.

– Что?

– Этот человек спас жизнь Ти-Полю, – продолжала Изабель, с трудом отрывая взгляд от раненого шотландца. – А его самого ударил англичанин, его соотечественник.

Она вспомнила, что сказал ей мсье Готье де Сент-Элен о кинжале. Этого человека казнят, если узнают, что он убил офицера из своего полка… Наверное, лучше не упоминать о том, что произошло на заднем дворе разоренной фермы в деревушке Валлейран…