Оля засмеялась и прикрыла ладонями внезапно загоревшиеся щеки.

— Скучала, — чуть слышно прошептала они и отвернулась, чтобы спрятать смущение.

Раньше она никогда не чувствовала себя с ним так, но другая обстановка и долгая разлука сделали свое дело. Они вроде и не чужие, однако, расставание и некие обстоятельства слегка изменили их добрые отношения. Если в детстве она легко рассказывала ему все, то теперь появились секреты, в которые она никак не могла его посвятить. Оля и представить себе не могла, что Николя все знает и об Антоне, и о его предложении. А Албашев готов был забыть об этом совсем, лишь бы она еще раз сказала, что скучала по нему. Он на мгновение сжал ее ладонь в своей и тут же отпустил, яснее слов выражая, как дорого ему ее признание.

Он снова подал ей свой локоть для опоры, и они молча пошли вперед. Она — с интересом озираясь по сторонам, он — видя лишь ее одну. Немного прогулявшись по Невскому проспекту, что вел к Александро-Невскому монастырю, они вышли к площади у театра, построенного пару десятилетий назад.

Это простое, в сущности, прямоугольное строение с колоннадой из шести колонн на фасаде заинтересовало Ольгу. Они прошли через небольшой парк, почти не уделяя внимания статуе Императрице Екатерине II, и приблизились к самому зданию. Полянская теперь смогла в полной мере восхититься архитектурным ансамблем, представшим перед ней.

— Что это, Николя?

— Александринский театр, Оленька. Правда, он закрыт. Не сезон, знаешь ли… — Албашев видел, как она стремится войти внутрь, и решил предупредить ее.

Девушка, однако, пропустила его слова мимо ушей и, прикрывая рукой глаза от яркого солнца, внимательно разглядывала скульптурную композицию на фронтоне.

— Красота какая! — воскликнула она и обернулась на княжича. — Кони, как настоящие! Правда же? Николушка? Они того и гляди спрыгнут вниз! А наездник-то какой величавый! Кто он?

Албашев, смущенный тем, как бурно девушка выражает свой восторг, подошел ближе и чуть слышно сказал:

— Это колесница Аполлона, и он сам. Оля, ты громкая очень. Умерь себя. Посмотри. Люди озираются.

— Тебе что, стыдно со мной? А то как же! Княжна только из деревни вылезла, этикета городского не знает. Как же ты хочешь жениться на мне и сюда привезти? Ни позорно ли тебе будет с такой женой?

— Любишь ты переиначить. И ничуть я тебя не стыжусь. Да и приличия ты знаешь не хуже столичных дам. Просто от природы подчиняться не любишь. Но пора бы усмирить себя, не маленькая уже.

— Учить меня вздумал? Как папенька ей богу!

Ольга разозлилась, дернулась, и нежно — голубая шляпка едва не слетела с ее головы. Но и упади она, Полянская не обратила бы на нее внимания, более того, нарочно бы оставила лежать на земле. Пусть Николай знает, как она обижена! Девушка надула губы, нахмурилась так, что ее ровные, черные брови сошлись у переносицы, и припустила прочь от театра в сторону гостевого дома, совершенно забывая и об Аполлоне, и о его колеснице. Албашев расстроенно покачал головой — не должны они ссориться. Князь Полянский не для того доверился ему и отправил сюда свою любимую дочь, не побоявшись огласки. И не мог Николай не оправдать его надежд.

— Оленька, стой!

Княжич добежал до нее, обошел, так чтобы видеть ее лицо и тем самым затормозил. Она остановилась, скрестила руки на груди, но упорно не желала смотреть на Николая.

— Прости, хорошо? Я не хотел тебя обидеть… смотри… мы оба оказались в Петербурге. В том самом городе, где нам обоим суждено, может, до конца своих дней прожить. Мне тоже многому придется научиться. Так давай поддерживать друг друга в этом, а не отстраняться.

— А ты все о своем, — вздохнула Полянская, — пойдем в гостиницу. Я устала.

— Хорошо, а назавтра попрошу хозяина заложить нам экипаж. Так мы больше сможем посмотреть, — не терял надежды Николай.

— Тебе голову больше занять не чем? Ты же вроде по делам приехал?

— А ты вроде говорила, что скучала? Или это только я, увидев тебя, захотел все дела забросить, лишь бы вместе побыть? Так хорошо тебе было у графа Р***, что никакое время со мной тебе больше не дорого?

Николай не сдержался, выпалил последние слова на чувствах, сам испугался этого, но виду не подал. Ольга покраснела. Все еще не ведая, что друг ее детства и суженый, знает обо всем, внезапно почувствовала себя виноватой, и от того смягчилась.

— Дорого… Очень дорого, Николя. Давай, и правда, не будем ссориться! Обещаю завтра быть тихой. Ни чем громко не восхищаться, в глупое положение тебя не ставить и только радоваться минутам вместе. Веришь мне?

Ольга встала перед князем, положила руку ему на грудь и посмотрела прямо в глаза. Он улыбнулся ей, счастливый, что все разрешилось так просто, а у самого сердце застучало в разы быстрее. Он позволил себе провести указательным пальцем по ее острому подбородку, слегка ущипнул за розовую щечку, как делал в детстве, и ответил, крепче прижимая ее ладонь к своей груди:

— Верю… и ты поверь мне, Оленька, я не стану тебя учить больше, я знаю, какой благоразумной ты можешь быть, когда захочешь. От того и люблю тебя.

Ольга вздрогнула, его признание, как гром с неба застигло ее врасплох. Она и ответить тем же не смогла, и отнестись к этому безразлично не получалось. За ту минуту, что она отняла у него свою руку и развернулась в сторону нужной дороги, ее словно окатили ушатом из чувств. Одновременно и радостью, и смятением, и нежностью к Николаю, и в то же время тревоге за то, что сердце ее отдано Антону… И если он вернется, решит вопрос с ее отцом, то как же жалко будет Албашева, как больно за него. Никак не могла она ожидать, что друг ее детства и вправду, кажется, любит ее и, может, не меньше Войковского.

Николя же в свою очередь думал только об одном — она не ответила. И не понимал он, от скромности ли это, от смущения, или от того что нечего ей сказать. Но, как ни старался он бороться, его это задело, и горечь протекла по венам, заполняя все его существо. И горечь эта заглушила и радость от встречи с ней, и надежду на собственное счастье.

Отправились обратно в тишине, лишь изредка прерывая молчание незначительными фразами. И ни она, ни он, не замечали, как все это время наблюдает за ними одетый по-крестьянски, неопрятный, коренастый мужичок. Он шел за парой от самого гостиного двора и сопроводил обратно, так же скрытно, как и вначале. В кармане его рубахи, лежало вчетверо свернутое послание от Антона Войковского. Посыльный нащупал его, убедившись, что оно на месте, проводил взглядом княжну до самого входа в гостиницу и остался на улице поджидать момента. Ему было хорошо заплачено, и за то он обещался применить смекалку, чтобы отдать его не на глазах у всех или через кого-то, а лично ей и тогда, когда княжна, хотя бы на минуту, окажется без сопровождения.

Глава 17

Петербург, что в былые времена, что в нынешние, привлекал приезжих своей красотой и влюблял в себя с первого взгляда. Город этот отличался от многих других многонациональностью, дворцами, элитой и правилами, которые только здесь и соблюдались в полной мере. Правда, как поведал Ольге Николай, много горел, но непременно отстраивался заново. И от того становился еще краше.

Полянская с наслаждением осматривалась и радовалась нанятому Албашевым открытому экипажу. За время прогулки она успела повидать и внушительные стены Петропавловской крепости, и объехать вдоль и поперек Васильевский остров, и даже заглянуть в Юсуповский дворец. Последний поразил ее воображение. Им разрешили войти, и она застыла на входе, прижав ладошку к сердцу. Мраморные лестницы, красные ковры, мебель отделанная бархатом, расписные потолки — все это привело ее в детское возбуждение. Она, нерешительная, очарованная медленно обходила комнаты и не смела и слова сказать. На вопрос Николя, нравиться ли ей, отвечала приглушенным шепотом, чувствуя во всем этом убранстве небывалую торжественность и грандиозность. Ей казалось, что говорить в таком месте нелепо и неправильно. Покинули помещение в восторженных чувствах — Николай, радуясь, что смог ее удивить, она, что смогла повидать такую красоту.

Не далеко от дворца, заметили обгоревший купеческий дом. Ольга сначала с ужасом посмотрела на него, а потом улыбнулась, представляя, как владелец отстроит его и как будет он радовать глаз приезжих и местных. А в том, что он будет отстроен, она не сомневалась. Знала, что местные богачи не поскупятся и никогда не оставят желание превзойти других.

Снова заняли свой экипаж и поехали дальше. Ольга, завидев еще вдалеке здание цирка, о котором Николя успел рассказать ей раньше, спросила:

— А что же и цирк сейчас не работает?

Получив утвердительный ответ от своего кавалера, насупилась и не приметнула высказаться:

— Как же обидно! Отчего же летом все закрываются? Зимой с других городов сюда и не доедешь! Какие жадные эти петербуржцы до своих зрелищ!

Николай добродушно посмеялась, накрыл Олину руку своей и ответил:

— Оленька, ты еще вдоволь насладишься театрами и цирком этим. Даст бог, осенью переедем. Как раз попадешь и на балы, и на представления!

Ольга ничего не ответила, высвободила свою ладонь из его и помрачнела. Николай заметил это, расстроился, но отступать не собирался. Здесь он для пользы дела и, значит, будет настырно склонять ее на свою сторону. Он тешил себя надеждой, что теперь, когда он рядом, а тот другой далеко, она поймет, кто ей действительно дорог и успокоится.

В чем-то он оказался прав. Эта прогулка и впрямь положительно влияла на нее. Она ощущала себя с другом детства весело и покойно. Им было над чем посмеяться вместе, было что вспомнить. С ним ее не терзали душевные муки. Не приходилось думать о плохом. И пусть Полянская не признавала в этом настоящую любовь, она все-таки открыла, что расставание с Албашевым, станет для нее поистине печальным событием. Теперь ей хотелось, чтобы подле нее всегда присутствовали оба. И Антон, и Николя. Терзалась она только тем, что это невозможно и в один день ей придется выбрать. И она уверила себя, что выбор этот несомненно падет на Войковского. Другого она не представляла. Для нее восторженные чувства все также казались более правдивыми и настоящими, чем привычка и добрые дружеские отношения.