Я все жду социолога, готового проанализировать прямо пропорциональную зависимость между путчем и количеством разводов в нашем поколении. Когда я вернулась с отдыха, на эскалаторах метро ехали толпы людей с роскошными лицами, я никогда не видела такой плотности приличных физиономий на один квадратный метр Москвы. Все были одухотворены бунтом.

К новому году облик населения в метро восстановился, кто успел оторваться, пересел в автомобили и такси, остальные начали маргинализоваться. Видимо, с точки зрения оздоровления населения такие психодрамы надо проводить раз в полгода и без жертв. Есть же племена, разыгрывающие символические войны, чтобы уберечься от настоящих.

У Пупсика с дедушками и бабушками было не слава богу. Кого постреляли, кто рано умер. Видимо, ощущение полной беззащитности и неукорененности в Москве делало все их семейные истории вральными, и образ предков плавал в диапазоне от богатых аристократов до армянских колхозников. Видимо, каждый раз повествование цеплялось за спрос, что часто бывает в пуганых семьях, где предки сидели. И выход к Белому дому был для Пупсика не бунтом, а гипербунтом за все про все. В том числе за униженную бедностью с детства мать, за униженного по собственному выбору отца, мелкими шажочками и аккуратными текстами взбиравшегося к карьере в годы, когда приличных людей туда не звали.

– В общем, он заставил меня объявить Ваське, что я больше не хочу с ним жить. – Пупсик, будто к Тихоне в принципе можно применить слово «заставил». – Я знала, что за этим последует. Мы сразу спрятались на дачу. Васька ввалился туда с пьяными дружками, выбил окно. Избил его, заставил уйти… Потом они его в лесу чуть не зарезали! Это был ужас!

– А вы не могли предположить, что он начнет искать вас на даче? – Ну, Дин, хорошо соображает!

– Хватит тебе уже коньяка. – Тихоня.

Представляю, какой он сидит бледный, как барабанит длинными пальцами по столу и злится стриптизу. Но Пупсику больше некому рассказать «лав стори», у знакомых три года назад уже уши завяли от сусальных подробностей; и теперь сквозь лупу времени все ярче и ярче выпирают детали, которые так не хотелось замечать тогда.

– Хочу и пью! Могла – не могла? Мне уже сто раз задавали этот вопрос! Да если б он нас не застукал, это бы никогда не кончилось! Это бы тянулось всю жизнь! – Пупсик.

– Я сейчас тоже начну пить. – Уязвленный Тихоня.

– Ты за рулем. – Таким тоном, исключающим возможность обсуждения, Пупсикова мать давала поручения Пупсикову отцу, выходя из роли перманентно умирающей дамы. Как говорит Валера, внешняя беспомощность – наиболее эффективный механизм манипуляции и вымогательства. – Потом мы уехали в Питер и жили там два месяца. Дочка была у Ирки. Ирке круглые сутки звонили Васька и Ёка с мольбами и угрозами. Потом разводы, ужас… Я постарела на десять лет. Меня при одном воспоминании в дрожь бросает! И теперь видеть этих людей? Возвращаться в этот кошмар?

– Я тебя не уговариваю. – Тихоня.

Пауза.

– Вы мне одно скажите, вы счастливы? – Неожиданно мудрая Дин.

– У нас все очень хорошо. – Конечно, относительно их прежних браков это Эдем, если бы им еще как-то простить все взаимные шантажи и подставы… Благодаря друг другу они начали семейную жизнь, о существовании которой даже не подозревали. Проблема состояла в том, что каждый из них вырос на десять сантиметров, но от другого требовал, чтоб тот стал великаном.

Когда мы с Валерой впали в роман, на горизонте замаячил приезд жены. Как фанат определенности я немедленно предложила или – или. В другой ситуации мне было бы наплевать, но Валера мне нужен был целиком и надолго. Он попросил на раздумья день, но вечером уже позвонил. Я знала, что целый день без меня не выдержит, знала, что мой с самого начала, я не боялась конкуренции, я просто не хотела, чтоб в анамнезе остались мутные ходы, слова и поступки. «Осенний марафон» русского героя на рандеву я уже ела с Андреем, когда выгнала его к первой подвернувшейся дурочке. И он ходил туда и обратно, как прогулочная лошадь, выучившая маршрут для туристов. Ходил, наматывая на самолюбие очки своей нужности и там и сям. А я терпеть не могу, когда мной долго кормят поруганное самолюбие, даже если сама приложила руку к поруганию.

– В чем проблема? Откажитесь от встречи. – Добродушная Дин.

– И что будет с нашей долей денег? – Пупсик. Не денег хочет, хочет своими глазами все увидеть. Деньги у нее, конечно, эрогенная зона, но в области социальной, а не интимной конъюнктуры.

– Разделю вашу долю между остальными. – Дин.

– И они получат наши деньги? – Тихоня озабоченно, тоже ведь не денег хочет, а чтобы не думали, что он опять Васьки испугался.

– Получат. – Дин эхом. Что она так размазывает кашу по тарелке, давно могла договориться. Зачем-то ей весь этот спектакль?

– Ну нет, думайте что хотите, а я готова встретиться. Из принципа! – Боевая Пупсик.

– Я тем более. – Тихоня.

– Почему тем более? – Все этой Дин надо знать.

– Что я, маленький мальчик? С женой я и так вижусь, когда к сыну прихожу, а на Ваську мне наплевать. – Тихоня. Странно, как эта Дин при всей своей герметичности так их разговорила.

– А Ирка денег не получит? – Пупсик.

– Она идет по отдельной статье. – Дин, холодно.

– Она всегда Димкой крутила как хотела, я ее спрашиваю как-то, ты почему за Димку замуж не вышла, а она говорит, мол, Димка – ребенок, а я хочу замуж за взрослого. Ну и бросил ее взрослый Андрей, сейчас с Валерой живет, но как-то это все неубедительно. Небось опять мужиков меняет, а уже сорок лет, уже о будущем пора подумать. – Пупсик. Интересно, кого же это я меняю, сижу как дура и даже не знаю, где Валера.

– Будущее – это когда? – Дин, с интересом.

– Это с кем вместе стариться. – Пупсик, мамиными словами.

– Да вроде она пока не собирается стариться. – Дин, просто платный адвокат. Ах да, она же знает, что я все слышу, она же на меня весь спектакль играет. Игрунья…

– У меня теперь своя фирма… У меня тоже есть шофер, как у Ёки. – Пупсик, некстати.

– Только когда он тебя посылает, я сажусь за руль. – Тихоня, снижая пафос.

– Ну и что? Когда машинистка болела, я тоже за компьютером сидела. Ирка мне, конечно, очень помогла. Многое я сделала на ее связях, потому что я человек скромный, не люблю тусоваться, просто там, где она хамила, я строила интеллигентные отношения. Но мы попали в такой переплет, у меня уже муж другой, уже фирма своя, а она меня все учит, как маленькую. Так ведь тоже нельзя. А тут его день рождения, а у нас решается вопрос об учредителях, все на мази, нужные люди, деловой прием… А у Ирки же культ искренности, она же такое может ляпнуть, что все рухнет. Ей язык не привяжешь. Ну в общем, решили для Ирки сделать второй день рождения, она же самый близкий нам человек. А он проболтался. – Пупсик. Я действительно ошалела, когда Тихоня проговорился.

– Между прочим, не обязательно было решать за меня, кого приглашать, а кого не приглашать на мой день рождения. – Тихоня.

– Да ты был согласен, тебе потом стало стыдно. – Это ближе к истине.

– А тебе и потом не стало. – Тихоня осмелел за эти годы.

– Я так переживала потом, я ее очень люблю. Но только не надо из нее делать ангела, она очень жесткий человек, она может такое сказать, что собеседника на «скорой» увезут. Что говорить, все изменились за это время. Мы все были Обломовыми, а стали Штольцами, – Пупсик, грустно, – обстоятельства развели всех по разным дорожкам.

– Обстоятельства никогда не достают из человека того, чего в нем не было, у меня была возможность отследить много судеб в эмиграции. – Дин.

– Вы мне можете сказать, зачем Димка уехал? – Пупсик, очень серьезно.

– Шанс… Такая соблазнительная штука, вы ведь из-за этого разрушили семьи. Вот смотрите, вы сейчас получите большие деньги, это ведь шанс, новые возможности. – Дин, с мефистофелевской интонацией.

Пауза.

– Я тогда поеду в Рим, всю жизнь мечтал увидеть Рим. – Тихоня, не все еще в нем покрылось мхом.

– Нам нужна квартира в центре. – Пупсик, раздраженно.

– Я получу свою долю денег и поеду в Рим. Мне сорок лет, я хочу увидеть Рим. – Тихоня почти жестко.

– Ну если так, тогда я тоже много чего хочу! Я всегда думала о других, о родителях, о ребенке, о тебе… У меня нет приличной шубы. Мне тоже сорок лет. Я хочу комфорта, я хочу покоя, я не хочу больше вкалывать, как ломовая лошадь. Я хочу… постоянную домработницу, хочу уважения, хочу… – Пупсик совершенно не готова к тому, что у Тихони есть собственные желания.

Пауза.

– Уважения за такие деньги вы, пожалуй, не купите. Но в Рим можно будет съездить. И даже не один раз. – Дин, так весело, что напряжение вроде разрядилось.

– Ну, нам пора. Спасибо вам большое. Было очень приятно. К сожалению, через полчаса у меня встреча. – Тихоня, озабоченно.

– Было очень приятно познакомиться, и потом, это такой сюрприз, что у Димки есть сестра. Димка был сердцем компании. – Пупсик, растрогавшись. Способность Пупсика повторять одно и то же с самым искренним видом всегда потрясала меня. Потребность разговаривать вслух, поддерживая доброжелательный тон, когда сказать нечего, в ней всегда была сильней саморедактуры.

Возня, топот.

– Извините, что я столько наговорила, мне совершенно нельзя пить! Такой странный день. Позвоните нам, пожалуйста, когда будет встреча, и очень хотелось бы увидеть вас в нашем доме.

– Встреча завтра. А в гости, к сожалению, не смогу прийти, мало времени, скоро улетаю. – Улетает. Жалко, я уже к ней привыкла.

Когда Дин зашла, я сидела в халате перед зеркалом и пыталась ликвидировать кремом и лосьоном мрачное выражение лица. Она начала вытаскивать приспособление для подслушки из розетки.

– Славная игрушка. В комплект подарка еще входит купленный мной говорящий телефон, при нажатии на кнопки он называет цвета, цифры, играет мелодии. Представляешь, ребенок нажимает на желтую кнопку, а телефон говорит ему: желтый, желтый, желтый! Прогресс оглупляет, изобретение письменности способствовало ухудшению памяти.