В аудитории началась учеба. Сколько можно? За окном было гораздо интересней. Странный, совершенно необычный для меня алгоритм погоды. Сгущались тучи, шёл дождь, и ветер тут же разгонял, освобождая солнце; и снова вдруг тучи, дождь и ветер, налетая с неба, разгонял непрошеных хулиганов. Будто сторож охраняет спелые яблоки у себя в саду. И так снова и снова. Тоже мне курортный климат, правда, в Сочи не лучше, заливает и там. Вот только море в августе очень теплое! Забегал я глазами по лицам в поисках чего-то более интересного, и взгляд вдруг наткнулся на девушку в красном. Она сидела в первых рядах, на местах для интеллектуалов и карьеристов. Да, дружище, та самая девушка из песни. Теперь я знаю, кого увидел Крис де Бург в ночном клубе. С той лишь разницей, что у Криса это были воспоминания и фантазии, а у меня здесь и сейчас сидела настоящая девушка. Спасибо Крис, теперь благодаря твоей песне мы, мужчины, всегда будем помнить, в чем были одеты самые важные в нашей жизни девушки. Кажется, черный ворон не стал затягивать с исполнением желания, и интересное приключение начиналось. Про янтарь я тут же забыл. После короткого перерыва мы сидели рядом друг с другом. Скучные маркетологи тут же были забыты. Глаза в глаза, почти как щека к щеке.

–Привет, тебя как зовут?– легче вопроса не существует, как первое слово «мама» в детстве, так и этот первый вопрос в песочнице.

–Меня Юлия, а тебя?

Я замер. Опять началось? Уважаемый Гераклит, где же Ваша великая тайна времени? Та же самая река заполняла новую аудиторию, я уже по пояс сидел в воде. Интересно, каким же будет следующий ответ?

–А из какого ты города?– набрал я побольше воздуха в легкие.

–Из Санкт- Петербурга.

Опять роковая столица. Внезапно мое тело провалилось с головой в одну и ту же реку, запас воздуха очень пригодился, и только память поплавком вынырнула на поверхность. Память о нашей последней с Ней встрече. Река времени была кристально прозрачной, и я видел всё как в документальном кино. Кино про события, когда мы пытались окончательно разделить нашу жизнь пополам. Одним словом – опять расставались. Я размахивал руками, без умолку делал комплименты, хвастался и непрерывно смешил. Этот чудный звук Её смеха, отскакивающий от белоснежных зубов улыбки, никогда не давал мне покоя. Я пугал серых прохожих своей красной курткой и свистящими взмахами рук. Она выбрала для нас суши бар и поспешила спрятать меня от окружающих культурных людей. Что такое суши, я тогда ещё не знал, и корейская кухня была для меня в диковинку. Какая прекрасная полярная ситуация: первый раз пробовать суши и последний раз ужинать вместе с Ней. Можно сразу два желания загадывать! Опытный официант грациозно вынес на деревянной дощечке рисовые бобины. Рис был чем-то болен, весь покрылся красной калифорнийской сыпью. В серединке почти шевелилось что-то живое. Для уничтожения этого живого подали едкого соуса, черно-коричневого нефтяного цвета. Жгучая паста светло-салатного оттенка необходима была для контрольной ликвидации. Все было украшено имбирем, с подозрительно интимным оттенком лепестков. Из приборов были только деревянные ложки с отломанными лопастями. Слухи о том, что это вкусно будоражили мой интерес. Руками нельзя, вокруг люди культурной столицы, степенно кладут размокшие валики в рот, ловко перебирая обломками ложек. «Возьми палочки!» – смеется Она, пододвигая прибор. Увы, забытая хирургия сегодня пригодилась бы, но пальцы, к сожалению, научились проворно перебирать только бумажные купюры. Выпадали палочки, крошились ролы, голодный живот жалобно урчал. Я продолжал играть, видя перед собой только Её улыбку. Как трепетно и свободно дышат мои эмоции, когда Она рядом. Никаких границ – одна радость. Проведя короткий устный инструктаж, Она наконец, встала сзади и взяла мою ладонь в свою руку. От Её дыхания и теплоты упругого тела, палочки совершенно отказывались служить. Я повернул кисть и нежно, едва касаясь мягкой кожи, заполнил пленительную пустоту между Её красивыми пальчиками. Короткой, сильной женской страстью своей ладони, Она съедала свое томление за мной. Так сильно Она соскучилась, что едой совершенно не занималась. Запустив пальчики другой руки в мои волосы, Она с трудом прошептала: «Мне пора, меня ждут». Всё. Счастье между нами закончилось! Она следила за временем. Где то там, в самом сердце большого города, Её ждал будущий избранник, человек, рядом с которым Она никогда не будет следить за временем. С тяжестью новых обязательств мы покидали ресторан. Единственный и последний романтический ужин в наших коротких встречах.

Она провожала меня до станции метро «Технологический институт». Обязательства подгоняли нас в спину, повисший над головами вопрос отношений, делал нашу походку легче. Эскалатор поглубже прятал нас под землю, подальше от накопленного нашими жизнями склада нужных вещей.

–Метро! – вдруг сообразил я.

–О чем ты, милый?– переспросила Она, поздний час мешал свободе мыслей, телефон разрывался чужой тревогой.

–Наши отношения как подземка. Сначала наши сердца прятались здесь от нас, а потом когда они заговорили с нами, мы сами начали прятаться здесь от других. Наши встречи – светлые станции, наши расставания темные пролеты. И снова красивые яркие станции. Вот, что такое наши отношения. Это так ясно мне и тебе, и так непонятно другим. Рельсы как наши судьбы, одна твоя ниточка, другая моя. А шпалы наша любовь. И будто линия кольцевая, без прошлого, настоящего и будущего,– сыпал я художественными образами, аксиома параллельных прямых и следствия наших чувств простой геометрией соединяла истории наших жизней.

Думаю, Евклид был не только математиком, но и философом. Вклад его учителя Платона не прошёл бесследно. Но древним грекам не развязать наш гордиев узел. Нужен русский! Через две тысячи лет после смерти Евклида родился такой русский. Николай Иванович Лобачевский. Непослушный, дерзкий мальчишка, выдумщик и проказник. Смог увидеть мир в ином пространстве. Как же всё просто: через точку, лежащую вне прямой линии можно провести бесконечное множество параллельных прямых. Я всегда тянул эти прямые в своей голове по прямой плоскости в самую бесконечность, и они у меня никогда не пересекались. Лобачевский взял заварник для чая и расчертил его параллельными прямыми, и в самых выпуклых местах прямые искривлялись и заползали друг на друга. Чуть позже Эйнштейн нашёл эти искривленные пространства во вселенной и подтвердил гений Лобачевского. Одна аксиома смотрит в зеркало на другую, картинка вроде одна, но изображения перевернутые. Ведь он сумел создать неевклидову геометрию; моим серым клеткам осталось только понять – чудо это или математика? « Эх, ты, гуманитарий непонятливый!» – шутил мой отец, ставя мне мат в очередной шахматной партии. Я как-то попросил его помочь с этой игрой, мои одноклассники давно смеялись над моими быстрыми поражениями. Сыграли партий десять, всё тщетно, бил меня отец в шахматы беспощадно. «Достаточно, последняя партия далась труднее всего! Молодец! Можешь играть с друзьями, просто будь чуточку внимательней!» – по-советски благословил меня отец. И тут вдруг с первых игр у моих соперников возник справедливый вопрос: «Как, опять «мат»?»– вот так пошли шахматы после игр с отцом. Только один Серж остался непокоренным. Математика Лобачевского в сердце гуманитария сделала своё дело. Она помирила верующих и агностиков; красноармейцы остались такими же героями, как и белая гвардия, капиталисты подружились с коммунистами, западники со славянофилами; гетеросексуалы с гомосексуалами; алкоголики с трезвенниками, больные со здоровыми; дураки с умными. Президентская республика помирилась с конституционной монархией; первый император России, погубивший свою семью ради величия отечества, помирился с последним императором, погубившим отечество, ради спасения семьи. Мастер Лобачевский, спасибо, за новый мир. Дружище, чувствуешь, как человек приближается к твоим тайнам?

–Милый, ку-ку! Уже час ночи, мыслитель мой, пора расставаться, – ввернула Она, возвращая мои мечты обратно в метро.

Я опять опоздал; уже на третий прошумевший мимо нас поезд. Бабочки моего взгляда зашелестели по Её прическе, нежно запорхали по лицу, спустились на стройную шею, подлетели к ладоням, с легкостью приподняли Её руки и положили под свои кисти. Она притянула меня к себе, и нежные полные губы прикоснулись к моему внутреннему миру. Наши судьбы вновь соединились в бесконечно длинном медленном поцелуе. Теперь бабочки порхали внутри нас, слегка прикасаясь к чему-то очень чувствительному и необъяснимо повсеместному. Голова кружилась, сердце пульсировало чаще, два наших чувства сливались в одно целое, невероятно сильное и непобедимое. Я на две секунды открыл глаза, насладиться видом целующейся девушки. В эти мгновения любая девушка бывает совершенно искренней, настоящей и прекрасной. Становится такой, какой мужчина мечтает видеть её всю свою жизнь. Наступила моя очередь отпустить Её. Год назад, после красочной встречи в Рощино, Она смогла это сделать со мной. Подъехал очередной вагон, и я, волевыми усилиями разъединяя слипшиеся пальцы, спрятался в шипении железных створок. Непоседливый поезд следил за расписанием. С силой зажмурившись, чтобы милый образ не уменьшился в измученной событиями наших отношений, крепчающей с каждой эмоцией, памятью; я медленно погрузился в чёрный тоннель метро, увозя с собой лишь то, что не мог оставить с Ней – мою первую любовь. Через десять мгновений по имени годы, растаявших в моем прошлом, очередной электропоезд снова суетливо бежал к освещённой станции «Технологический институт». Уже без меня. Он вёз своих пассажиров с заботой об их времени, наслаждаясь переплетением человеческих судеб. Студенты обсуждали новую лекцию профессора; служащие перевозили важные документы между своими учреждениями; военные выполняли очередной приказ министерства обороны; мамы думали о том, что будет кушать семья на ужин; предприниматели вынашивали новые идеи об увеличении прибыли; пожилых, как обычно, заботили мысли о нерадивом младшем поколении; а дети, не выпуская родителей из поля зрения, катались просто так, радуясь звукам движения поезда. Вагон машиниста ещё на скорости погружался в теплый свет тихой станции, как что-то маленькое вспыхнуло внутри, мгновенно превращаясь в оглушающие звуки мощного взрыва. Пламя, обжигая лица людей, в одно мгновение превратилось в удар. Страшная варварская неукротимая волна, распространяясь со скоростью звука, разлетелась во все стороны. Она выбила все стекла в вагоне, разорвала на куски и вывернула наружу железные створки дверей, согнула поручни, сломала сиденья, сорвала обшивку вагона, оголяя и разрывая электрические цепи, погрузила всех в темноту. Сильнее всего досталось мягким беспомощным жизням случайных пассажиров. Свирепый вихрь, ломая кости, разрывая части тел и одежду, забирая жизни, бил их об стены вагона, бросал на пол, сталкивал между собой. Беспощадно смешивал железо, стекла и плоть в одно целое. Распространяясь во все стороны, избивая вагон и людей, волна постепенно теряла силы. Вырвавшись из вагона через разбитые окна и разорванные двери, волна соединилась с воздухом, превратившись в высокое, задымленное цунами. Двигаясь вместе с поездом, это цунами сбивало с ног, ожидавших на перроне людей, другие, более устойчивые, закрывая лица руками, отхлынули сами. Поезд, вздрогнув всем телом от взрыва, добрался до конца станции и резко остановился.