Запах блинчиков я обожала с детства. С густой сметаной, с терпким коричневым мёдом. Вытаскивать клубнику из тягучего варенья, откусывать от самого маленького блинчика, сворачивать блин вчетверо и обмакивать кончик в хрупкую стеклянную розетку…

Я на миг застыла, погружаясь в детство. А потом морок развеялся.

Потому что я увидела Кирилла, стоящего у плиты и переворачивающего блин жестом фокусника. Рраз — и бледная поверхность сменилась тёмно-золотистой.

Стопка блинов, увенчанная крошечным жёлтым кусочком масла, высилась рядом.

— Проходи, садись, — указал он на табурет, будто ничего и не случилось. — Сейчас будем завтракать.

— Спасибо, — осторожно сказала я. — Не ожидала.

— Ты вообще хоть когда-нибудь ждёшь от людей хорошего? — поинтересовался он, перекидывая готовый блин со сковородки. — Или ото всех шарахаешься?

— Нет, что ты, — совершенно серьёзно сообщила я. — Только от добрых и приветливых вроде тебя. Злым я раскрываю объятья и дарю ключи от квартиры.

— Только нет у тебя никакой квартиры. Серьёзно хочешь уйти в никуда и рыдать всю дорогу?

Он даже это про меня угадал. Зар-р-раза.

— Могу остаться. Если ты уедешь.

— Не надейся.

Кирилл подхватил стопку блинов и поставил их на стол. Я взяла столовую ложку и щедро наполнила прозрачную мисочку сметаной из свежевскрытой пачки.

— С каких это пор тираны-редакторы умеют готовить? — поинтересовалась я.

Он чему-то усмехнулся. Совершенно другой, располагающей к себе улыбкой.

— С детства. У меня была очень понимающая бабушка-тиран. Тиранила меня почём зря, от кухни до огорода. И дотиранилась: уже к четвёртому классу у меня получался вполне приличный завтрак. Кстати, именно она и притащила меня в издательство.

— И привила потрясающие манеры, — согласилась я, берясь за блинчик.

Кирилл насмешливо улыбнулся.

— Да уж не чета некоторым.

Не обращая на подколку ни малейшего внимания, я откусила сразу половину блина. Ох… чёрт, как вкусно!

— Изумительно, — выдохнула я, обгладывая кружевную корочку.

— Кажется, кто-то проголодался.

Я пожала плечами.

— Ты же не дал мне поужинать. А после фиаско с халатиком я так растерялась, что даже ноутбук внизу оставила.

— Фиаско? — хмыкнул Кирилл. — Ты выглядела уверенной соблазнительницей. Я почти подумал, что кто-то из друзей прознал о моём приезде и решил сделать мне подарок на Новый год.

— Сильно разочаровался, я надеюсь.

— Да не очень-то, — тем же тоном отозвался он. — Ты совершенно не в моём вкусе. Запуганная серая мышка без грамма косметики и здравого смысла.

— И всё это ты понял за три секунды, глядя, как я сижу на диване без блузки.

— Мог бы и догадаться, — неожиданно резко сказал Кирилл. — Иначе не уговаривал бы тебя, как дурак, ещё четверть часа. И сейчас промолчал бы. Закрыл бы за тобой дверь, и ночевала бы на вокзале.

Я вспыхнула.

— Где я буду ночевать, тебя не касается!

Он наклонился ко мне, и его ладонь припечатала мою.

— Касается. Потому что ты останешься здесь.

Я попыталась отнять ладонь, но Кирилл держал крепко. Не нажимая, не причиняя боли, но так, что не шелохнёшься.


— Ты допишешь свою книгу, и её увидят тридцать человек, — негромко сказал он. — Пятьдесят. А если повезёт, и её возьмёт издательство, на тебе тут же поставят крест, потому что ты новенькая, и за месяц половина твоего тиража уйти просто не сможет. Хочешь утонуть в сетевом самиздате? А там ведь пахать надо, чтобы тебя заметили, и пойти может только третья книга, или четвёртая. А ты даже второй не напишешь: опустишь руки и забьёшься в угол.

— Не забьюсь, — выдавила я.

— Поспорим? Через год я забью твоё имя в поисковик, если ещё его не забуду, и не увижу ни-че-го.

Я молчала.

Он выпустил мою руку.

— Подумай. Время тебе до конца завтрака.

Чёртов повелитель книжных прилавков. Откуда он знает, что у меня получится, а что нет?

Я уткнулась в тарелку, приподнимая голову только затем, чтобы макнуть блин в сметану. Золотистые тоненькие блинчики пахли одуряюще, но есть мне теперь совершенно не хотелось. Хотелось сбежать, поджав хвост.

Или всё-таки попробовать и согласиться?

Нет. Даже пробовать не стоит. Ты уже всё решила, Лира. И знаешь, что не будешь ни раздеваться по команде, ни писать принудиловку. Чёрт, ты в эротической сцене даже слово на букву «ч» выдавить не в состоянии. А этот парень потребует от тебя чёрт знает чего, и ещё неизвестно, какой ты отсюда уйдёшь: просто разбитой или сломленной.

Пожалуй, заплаканной и нищей мне всё-таки подходит больше. Зато свободной.

— Эй, — негромко позвал Кирилл. — Лира Гречко.

Я неохотно отложила салфетку и подняла голову.

— Ты правда так меня боишься?

Я не могла расшифровать выражение на его лице. Оно было… странным. Такое выражение лица могло быть у первого парня в школе, который вдруг обнаружил, что дочка уборщицы сбежала с дискотеки в глухую ночь, лишь бы не целоваться с ним в раздевалке. Или у мальчишки, который случайно сломал травинку с сидящей на ней бабочкой, и теперь напряжённо ждёт, сможет ли та взлететь.

— Мне правда нечего сказать, — проговорила я. — Прости. Спасибо за блинчики.

Правду говоря, мне хотелось сбежать из-за стола прямо сейчас. Но это было бы невежливо. Поэтому я молча пила чай со вкуснейшим в мире абрикосовым вареньем, и остро желала…

Полных глупостей, если честно. Просто мне на секунду захотелось, чтобы я сидела на этой кухне и всего лишь пила чай со своим парнем, и не было бы никаких проектов и дурацких договоров.

А в гостиной бы ждал ноутбук, с которым можно было устроиться перед потухшим камином и рассказать наконец самой себе о том, что будет дальше. О ресторане с аквариумными стенами, о встрече с совершенно невыносимой бывшей девушкой героя и… о себе. Ведь каждая твоя героиня — немного ты, тут уж никуда не скроешься.

А вечером разжечь камин, налить в бокал вина, и знать, что сказка продлится ещё десять дней. Маленькая бесконечность, которая никогда не сменится стылыми буднями.

Ведь тридцатого декабря кажется, что восьмое января никогда не настанет.

Я допила чай и поднялась, собрав тарелки.

— Посудомоечная машина справа от раковины. — Кирилл не повёл бровью. Кай из «Снежной королевы», вот он кто. — Тебя отвезти к электричке?

— Нет.

— Ещё и предсказуемая, — подытожил он, вставая. — Хорошо, что ты уезжаешь. Может быть, тебе бы и удалось затянуть читателя первыми главами, но потом ты завязла бы в болоте. А Иван Сусанин из тебя вообще никакой. Как, впрочем, и модель нижнего белья.

— Угу, — кивнула я. — И писательница никакая, и в постели лежу не на том боку, и вообще попалась под руку в неподходящее время. Не трудись. До меня всё доходит с первого раза.

— Незаметно, — бросил Кирилл через плечо, выходя. — Захлопни за собой дверь.

Вот и всё. Он ушёл.

Ощущение было примерно таким, словно из шкафа вышел Вельзевул в костюме от Армани с готовым договором и золотым пером, а я…

… Струсила.

К чёрту. Всё равно ничего бы не получилось.

Я вышла в гостиную, подхватила сумку с ноутбуком, забросила на плечо рюкзак, и в последний раз огляделась. Вряд ли Вера пригласит меня ещё раз. Уж Кирилл об этом позаботится.

Красивый, уютный, великолепно отделанный дом. Зимняя сказка за окнами. И я, в нелепых осенних сапогах, потому что меховые зимние ботинки в суматохе остались в камере хранения. И с севшим аккумулятором на телефоне.

Не беда, заряжу где-нибудь. Вот только уйду наконец отсюда.

Сигнализация послушно пискнула, выпуская меня в зимнее утро. Не такое уж и морозное, кстати.

Части меня всё-таки хотелось, чтобы Кирилл вышел меня проводить. Но даже он при своём упрямстве понял, что переубеждать меня бессмысленнее, чем приглашать на вальс фонарный столб.


Я вышла за калитку. Улица в охраняемом посёлке была пуста. Рейсовых автобусов, разумеется, здесь не было — почти у каждого дома, не отгороженного глухим забором, можно было разглядеть по две-три машины.

Я обернулась на чёрную «Ауди» Кирилла. Было бы здорово пригреться в натопленном салоне. Но проклятая гордость была сильнее.

Тремя шагами дальше я прокляла и гордость, и предубеждение, и вообще всё на свете: снег всё-таки угодил под пятку, тут же начав таять. Осталось только дойти до электрички побыстрее.

И забыть вчерашний вечер, сегодняшнее пробуждение и воздушные блинчики, как странный несбывшийся сон.

Глава 5

До ближайшей электрички оставалось ещё двадцать минут. Идти было некуда, в нетопленном вокзале, пахнущем кислым потом и почему-то хлоркой, оставаться не хотелось, и я вышла на платформу. Смахнула снег с краю и уселась, поставив рядом рюкзак и уместив ноутбук на колени.

Хотелось позвонить кому-нибудь из институтских подруг и поплакаться. А ещё язык чесался написать друзьям-писателям и рассказать им всё, что ночью мне поведал Кирилл. Посплетничать, поискать намёки на этот проект в сети, узнать, кто такая эта Марина. Впрочем, наверняка она пишет под псевдонимом, так что эта часть не удалась бы.

Но я знала, что никому ничего не скажу. Вчера, как бы странно это ни звучало, Кирилл Рымов мне доверился. Он ужасно устал, был уязвим, и между нами на какой-то краткий миг протянулась ниточка. Я не хотела её предавать.

Я закрыла глаза. Я хотела только снять комнату, бросить вещи и засесть на весь день в каком-нибудь кафе подешевле. И купить пару еловых веток и один стеклянный шар, чтобы на Новый год не было так тоскливо.

И тут зазвонил телефон.