– А он услышал, обиделся?

– И меня быстро отчислили.

Мила улыбнулась. Её молчание тихой волной нашло на молчание рядом шагавшего спутника. Шум прибоя, как будто поднимал его и, сначала яростно, а потом утомленно и вяло бросал на песок.

Непонятное состояние овладевало обоими. Женщина также медленно брела рядом с водой. Волна с каждым порывом ветра набегала на берег, вынуждая делать несколько маленьких шагов назад. И тогда, по воле стихии, её рука, нечаянно касалась руки незнакомого мужчины. Душа волновалась, как бурлящая пена, родившая в далёкие века Афродиту, богиню любви, и раскатывалась у ног податливой нежностью. Тёплая летняя ночь правила своей колесницей.

– Какое странное чувство…, – неожиданно тихо продолжила разговор Мила.

Они сели рядом на деревянный лежак и стали смотреть на узкую полосу горизонта, сводящую где-то далеко небо с морем. Это единение двух стихий указывало на слияние всего, что их окружало в данную минуту. Музыка из кафе сливалась с треском ночных цикад, шелест прибоя с шуршанием песка на берегу. Рука Милы почувствовала тепло от рук мужчины, который в расслабленной, мечтательной позе откинулся на спину, и так же, как она, смотрел на звезды, небо.

– Несколько минут назад, в танце, мы были так близки и откровенны. Воспользуюсь тем, что мы всё же незнакомы, и позволю себе ещё одну откровенность. С попутчиками всегда легче вести разговор… Как всё в жизни сложно, напутано. Невероятно: родной и чужой, – она путалась мыслями, и этим была ещё привлекательнее.

– Нам предстоит познакомиться, и тогда уже будет труднее поведать о себе, – Костя смотрел на её профиль и представлял, как бы он изобразил её в портрете.

– Как ты относишься к исповеди попутчика?

– Нормально. Я думал об этом, но никогда не исповедовался. Да и священником не был.

– Я замужем, счастлива в браке. – И опять пауза. – Ты хорошо ведёшь партнёршу в танце. Пригласи меня танцевать!?

– Сейчас? При этой луне?

Она грациозно протянула ему свою руку.

Костя потерял набор имеющихся у него с годами структурированных ухаживаний. Они встали, и повела дама. Было ощущение, что потерян компас. Одной рукой, он нежно придерживал её ладонь, другой хотел коснуться талии. Звёзды отражали такт беззвучной музыки. Незнакомая пара на кромке воды и земли, как болезненное разочарование на дорогах мира, исполняла танец исповедальной грации.

– Когда я сегодня увидела твою скульптуру, ко мне прилетели разные мысли из моего далёкого детства.

– Сегодня – это происходит не только с тобой.

– Я вспомнила историю одной обиды, которую мне, думаю совершенно справедливо, могли не простить никогда. Не вспомню города, в котором мы жили всего один год. Нет, меньше года. Он очень похож на этот, мы жили в нескольких приморских городах, больших и поменьше, – казалось, что она действительно исповедуется в танце. – Ты знаешь, у меня есть проблема, которая, как поводырь, сопровождает по жизни, бежит по моим следам. Я – заложница лидерства. Всегда я какой-нибудь председатель. Отряда, комитета, комиссии. Так вот, в том самом классе, где я проучилась так мало времени, мне очень нравился один мальчик. И я, конечно, была в нём неизменным председателем. Он был совсем неприметным на фоне других. Замкнутый, стеснительный. Это с годами я поняла, насколько он был богаче, чем мы. И, как должно было, интересно ему жилось в своём выдуманном мире. Его рисунки и фигуры (он их делал из дерева, пластилина, янтаря), выставлялись на выставках. Но он этим не кичился, не хвастался. Мне казалось, что ему это не доставляло ни радости, ни удовольствия. Жил с отцом и с бабкой, которая, как мне кажется, давила на него тяжёлой глыбой. Отца его я не видела, матери у него не было. Столько времени прошло. Прости, я видно защищаюсь, наверное, от того, что этого мальчика нет рядом.

– Что же произошло?

– Произошло это всё как-то нелепо, когда смотришь на это сейчас. Детские желания, капризы не терпят, когда их не исполняют. Всё спланировано было мной. Он всегда оставался один, а мне хотелось, чтобы он участвовал в жизни отряда, был рядом. Этот мальчик не захотел принимать участие со всеми в сборе металлолома, и наотрез отказался рисовать стенгазету по этому поводу в классе. На следующий день принёс готовый вариант. Я придумала ему наказание за его двойную неявку. А ведь он сделал очень хорошую газету. – Милана, как испуганный оленёнок, вся задрожала, и он нежно взял её за руки. Природа отразила в ней красоту уже зрелой женщины и незащищённость маленькой строптивой девочки. – Этот мальчик страшно обиделся и не пришел… на тот совет. Который не состоялся тогда по какой-то банальной причине. Я на всю жизнь запомнила этот случай и поделилась им с бабушкой. Она меня успокоила, сказала, что когда-нибудь ты его обязательно встретишь и всё ему объяснишь. Только никогда больше не обижай людей. После этого эпизода, меньше чем через неделю, наша семья переехала в другое место. Первое время я долго думала о нём, потом забыла. Прошло много лет. Совсем недавно, обидели меня, обидели очень сильно. Собственно, моё пребывание на этом побережье – это побег. Побег от случая.

Милана как-то, замялась, хотела засмеяться, но не смогла.

– Нет, больше от себя.

А потом, резко выдохнув, уверенно произнесла.

– Мой муж… он перестал меня любить, он не желает меня. А я – его.

Костя слышал и не слышал её рассказа. Пересекающиеся во всём детские воспоминания взволновали его не меньше, чем трепещущую в его руках рассказчицу. Он не верил своим глазам, что перед ним может быть та самая девочка из его детской обиды. Всё отчётливее им завладевало чувство – эта женщина ему знакома.

– А почему именно Кот? – Милана немного успокоилась. – Это же прозвище, не имя.

– Родители назвали меня Константином.

– Тот, что берет гитару и тихим голосом поет? – ещё больше забеспокоилась женщина.

– Нет, и шаланды с кефалью я не привожу. Константин Михайлович Ветхов. А все зовут меня Котом. Так короче. Тебя же не всегда и не все называют Миланой?

– Чаще Милой. Милочкой. Муж порой вообще Илой называет. Особенно тогда, когда спешит куда-то. – Она на секунду замолчала, опустила голову и тихо произнесла. – А в детстве был мальчик, тот мальчик, который меня звал Ланью.

Костя внимательным взглядом мастера стал всматриваться в её лицо.

– Милана, – тихо обратился он к ней, и профессионально, как художник работает с натурой, повернул своей ладонью её лицо в сторону лунного света. – Этого не может быть… Мила, посмотри мне в глаза.

Конечно, почти сорок пролетело между ними.

– Что-то не так? У меня тушь смазалась? Или навеяла строчка сегодняшнего песни «Бесаме мучо», «…хочу видеть себя в твоих глазах…»?

– Это ты, Лань…

– Да… я… Подойдем к морю, так хочется окунуть ноги в прибрежный холодный песок.

– Пойдем, – он протянул ей руку, и повел поближе к лунной дорожке, которая играла на маленьких волнах свою мелодию любви.

Не выпуская рук с этого момента, они пошли вдоль побережья.

Возникшее замешательство признания накатило волну тихой нежной паузы. В нескольких метрах от них плеснулась крупная рыба. Мила испугалась и дернулась в сторону Кости. Он неожиданно крепко обнял её за талию.

Повернул к себе и поцеловал. Нежно, спокойно, просто прикоснувшись чуть солоноватыми губами к её нежной коже.

От такой внезапности Мила ещё больше растерялась. Ей хотелось этого прикосновения весь вечер, а когда оно произошло, то она не знала, что делать. Кот крепче обнял её и поцеловал в губы. Теперь и она ответила на его поцелуй. В нём, вместе со звёздами закружилась вся её жизнь – от маленькой девочки к повзрослевшей давно уже женщине… жене и теперь любовнице…

Через несколько мгновений Мила почувствовала, как её плечи обмякли в сильных руках, словно послушная глина. Весь мир, вместе с небом, луной, морем, замкнулись в оцепенении счастья. Беззвучно его губы в её волосах, ресницах, под мягкими мочками ушей шептали имя: «Лана, Ланушка, Лань». Горячие слёзы радости катились по щекам счастливой женщины. Она, не стесняясь своего возраста, откровенными поцелуями отвечала на нежную страсть мужчины, который минуту назад, был ещё для неё чужим и далёким…

Когда они разомкнули губы, первым от поцелуя пришел в себя Кот. Он взял её за руку, и они, молча, как заворожённые, продолжали брести по тихому, пустому побережью в направлении светящихся отельных огней. От того, что ещё не могли поверить в свалившееся на них чудо, они боялись, что это могло быть простым совпадением. А если это так, то они ещё больше не знали, как им сейчас поступить.

– Что тебя толкнуло приехать к нам в город? Ностальгия? – через какое-то время нарушил тишину Костя.

– Нет. Я сбежала.

– Как сбежала? От чего? Или, может быть, от кого?

Мила, не желая менять приятного и непонятного ей состояния, буднично, в нескольких словах, рассказала ему недавнюю историю с окончанием презентации и бильярдной игрой. Случайно услышанный разговор о выигрыше на этом шоу, значения, которого она до конца не понимала, и осознавать не хотела. Встречу с подругой, отправившей ее к морю, как в ссылку.

– Я жду, когда пройдёт какое-то время, чтобы можно было возвращаться домой. Мне совсем не хочется беспокоить семью, мужа.

– А как звали тех игроков, не помнишь? – У Кости что-то тревожно ёкнуло внутри.

– Толком не запомнила. Кажется, того, что поменьше, все называли Геной, Генчиком, а здоровяка не знаю. Я сама нарекла его медведем Балу. Он на медведя похож, белого только.

– Тебе после этого кто-нибудь звонил? Спрашивал? Искал? – В его голосе зазвучала тревога. Он внимательно посмотрел на часы. Время шло за полночь. Мужчина незаметно прибавил шаг.

– О том, что я здесь знает только Марта – моя лучшая подруга. С ней связь у меня по интернету. Так же как и с мужем. Нам так удобнее общаться.

Когда они уже подошли к отелю, Кот нежно поцеловал её в завиток волос на шее и с немного строгой нотой в голосе сказал: