Я взглянула на визитку и покачала головой, не в силах поверить, что у Генри вообще они были. Серьезно? «Привет, я вышел из тюрьмы, держи мою визитку!» Но если я правильно помнила, это была визитка той же самой автомастерской, которой управлял его отец, когда мы учились в школе.

«Вряд ли он действительно хотел навредить Чарли».

Слова Риса пронеслись у меня в голове, и я впервые за долгое время вспомнила о слушаниях по досрочному освобождению, о суде и обо всем, что случилось с того вечера до этого самого дня. Мне было сложно это признавать, но Генри ни разу не попытался оправдать свои действия. Не было ни дня, чтобы он не показывал свое раскаяние, причем это раскаяние казалось искренним. Помню, на суде он плакал. Не когда зачитали обвинительный приговор и не когда огласили его наказание, а когда он пересказывал события того вечера.

Генри плакал.

И тогда я ненавидела его за это. Я не хотела видеть его слезы и не понимала, почему он вообще плачет, если именно он покалечил Чарли. Но теперь я осознала, что дело было не только в этом. Все это время я винила себя и выплакала целое море слез. Думая о Генри, я всегда думала о своей роли в случившемся.

На мгновение я зажмурилась и попыталась представить, как бы Чарли отреагировал на то, что я собиралась сделать: был бы он расстроен этим или повернулся бы ко мне, чтобы сказать: «Ну наконец-то!». Я вздохнула, затем набрала напечатанный на визитке номер.

Внутри меня все сжалось. Раздался гудок, второй, третий. Мне захотелось забиться под груду одежды, валявшейся в шкафу. В конце концов включился автоответчик. Я не стала оставлять сообщение – что мне было сказать? Я даже не знала, что бы он сказал, если бы ответил. Я хотела встать, но снова ощутила порыв ветра. На этот раз он был гораздо сильнее и холоднее, словно у меня в шкафу была морозилка.

Чертовски странно.

Положив телефон на пол, я поползла на коленях вперед, разгребая одежду. Ветер никак не мог дуть с улицы, потому что шкаф упирался в стену, которая выходила на лестницу, ведущую на второй этаж. Может, он дул из фойе? Потянувшись, я дотронулась рукой до стены. Ее поверхность была прохладной, как я и ожидала, но почему-то она не показалась мне… твердой. В отличие от остальных стенок шкафа, она была сделана словно из фанеры, которую пускали на изготовление дешевых книжных стеллажей, не выдерживавших никакого контакта с водой. При ближайшем рассмотрении я даже заметила трещину на стыке этого хлипкого дерева с настоящей стеной. Деревянная вставка доходила почти до потолка – полметра шириной и метра полтора высотой.

Что, вероятно, объясняло все сквозняки.

Я надавила на фанеру и ахнула, когда она с легкостью поддалась. Передо мной оказалось свободное пространство.

– Твою мать, – пробормотала я, вспоминая о потайных ходах и коридорах, о которых Сильверы рассказывали мне, когда я только въехала в эту квартиру. Тогда я им не поверила или подумала, что все ходы закрыли при реставрации.

Любопытство одержало верх. К тому же мне отчаянно хотелось отвлечься. Сквозь открывшееся отверстие мог протиснуться любой человек – достаточно было лишь немного наклониться и повернуться боком. Я пролезла внутрь и оказалась в темном, пропахшем плесенью помещении, которое освещалось лишь скудным светом, проникавшим из моей спальни.

У меня почти получилось выпрямиться в полный рост. Рису пришлось бы стоять там, согнувшись в три погибели. В воздухе летало столько пыли, что я постаралась не делать глубоких вдохов. Видимо, я стояла под лестницей.

О боже.

Я вспомнила о том старом фильме – «Люди под лестницей» – и поежилась. Было жутко. Медленно повернувшись влево, я поняла, что в этом тесном помещении тоже была лестница. Держась обеими руками за стены, я осторожно пошла по ступенькам. Они были узкими и высокими. Я и представить не могла, как кто-то мог ходить по ним, не ломая себе шею, если только он не знал здесь каждый уголок.

Лестница уперлась в другую потайную дверь, такую же, как у меня в шкафу, – размеры были те же. Я надавила на нее, и она беззвучно отворилась.

И открылся другой шкаф, вот только обычным гардеробом его было не назвать. Там не было ни одежды, ни плечиков, ни дверей. Ничто не мешало мне осмотреть комнату. Словно в трансе я пошла вперед.

Сквозь большое эркерное окно внутрь струился свет. В его лучах танцевали крошечные пылинки. Должно быть, в комнате было тепло, но я похолодела, когда вышла из шкафа, и прищурилась.

О господи.

Стоило мне взглянуть на стены, как внутри все оборвалось. Все стены были увешаны фотографиями: одни были приклеены на скотч, другие заткнуты друг за друга.

Я не могла поверить своим глазам.

На стенах висели фотографии женщин, которых я ни разу в жизни не видела. Они шли по делам, работали в саду и занимались обычными вещами, но некоторые снимки… О боже, на некоторых снимках крупным планом были запечатлены связанные запястья и лодыжки, а еще…

Я взглянула на левую стену и тотчас отвернулась. Затем повернулась к ней снова, зажав рот рукой.

Там были мои фотографии.

На них я была в своей квартире: спала на диване или кровати. На одних снимках я ходила по спальне в одном полотенце, на других и вовсе без него. Я была полностью обнаженной, а фотографии были сделаны под всеми мыслимыми и немыслимыми углами. Их было множество, на некоторых я была не одна.

На нескольких снимках мы были с Рисом.

Вместе сидели на диване. Он сидел на кровати, а я стояла перед ним. Мы целовались. Мы… занимались любовью.

Я смотрела на эти фотографии, не в силах пошевелиться от ужаса. Я не могла даже вздохнуть. Я понимала, что мне нужно уносить ноги, скорее звонить в полицию. Но я сделала шаг назад и угодила в зыбучие пески.

Половица скрипнула у меня под ногой, и этот звук показался мне оглушительным.

У меня все волосы встали дыбом. Кровь застыла у меня в жилах.

– Очень жаль, что ты все это увидела.

Глава 25

При звуке этого голоса меня обуял ужас. Я вдруг поняла, что была не одна, отчего у меня закружилась голова. Все поплыло перед глазами, и я развернулась.

Он стоял на пороге. Его светлые волосы лежали в беспорядке, словно он несколько раз провел по ним рукой. Темные проницательные глаза не упускали ни единой детали, а руки свободно висели, но при этом он то и дело сжимал и разжимал кулаки.

Кип. Это был Кип.

Именно он вломился ко мне в квартиру и явно не остановился на этом. Фотографии других женщин…

Кип наклонил голову набок, словно прочел мои мысли.

– Ты не должна была это увидеть. Тебе этого не понять.

– А что здесь понимать? – выдавила я, хотя от страха еле ворочала языком.

Пожав плечами, он взглянул на шкаф.

– Возможно, мне стоило удостовериться, что ты не найдешь дорогу сюда, но я и правда думал, что ты ее не разыщешь, – сказал он, делая шаг вперед и в сторону и вставая между шкафом и дверью. Я не двигалась. – Ты ведь раньше его не нашла, а времени прошло немало. Я решил, что ты просто глуповата.

В любой другой день я оскорбилась бы, услышав, что я «глуповата», но в этот момент мне было плевать, что он думает о моем интеллектуальном уровне. Мне нужно было отсюда выбираться. Я взглянула на дверь. Я бывала в квартире Джеймса и Мириам. Если здесь планировка была такой же, то из этой комнаты можно выйти в коридор, ведущий к двери на лестницу.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – тихо сказал Кип.

– Что ты извращенец? – бросила я, пронзив его взглядом.

– А ты шлюха, – нахмурившись, отрезал он. Я отпрянула, смотря на него. Он играл желваками. – Ты такая же, как и все остальные. Такая же, как Шелли.

– Шелли? – прошептала я.

– Я много лет добивался ее, но она видела во мне лишь друга. А я ведь любил ее. Я любил ее, Рокси, – сказал он, сверкнув темными глазами. – Но она раздвигала ноги чуть ли не для любого парня, который встречался ей на пути. Видимо, я был для нее недостаточно хорош. – Он хрипло усмехнулся. – Но я показал ей, как я хорош.

Когда я поняла, что Шелли – та самая девушка, которая пропала в начале лета, у меня подогнулись колени. Вряд ли мне хотелось знать, как именно он показал ей, насколько он хорош.

Я подумала о других женщинах, фотографии которых висели на стенах.

– Ты… мучил их из-за Шелли?

– По-моему, я их не мучил, – ответил Кип, улыбнувшись зловещей улыбкой.

Он был ненормальным, абсолютно ненормальным. Я открыла рот, но тут услышала спасительный звонок. Звонил мой телефон, оставленный у шкафа. Я понятия не имела, кто звонит, но взмолилась, чтобы это был Рис, потому что я подозревала, что он приедет ко мне, если я ему не отвечу. Он знал код системы безопасности. У него был ключ.

Кип не обратил внимания на звонок. Он смотрел на меня, как ученый смотрит на насекомое под микроскопом.

– Я послал тебе цветы.

– Что? – недоуменно переспросила я.

– Я послал тебе цветы, – повторил он, делая еще один медленный, выверенный шаг вперед. – Я послал их, подслушав твой разговор с матерью, – продолжил он, и я поморщилась от отвращения. – Написал, что все образуется.

Боже, да он был абсолютно невменяемым.

– Ты не принесла их домой. И я расстроился. – Он снова пожал плечами, а затем протянул руку и провел рукой по одному из снимков. – Я хотел, чтобы ты знала, что я рядом. – Тут он улыбнулся по-настоящему, но эта улыбка показалась мне еще более жуткой. – Мне понравилось, что ты решила, будто у тебя поселилось привидение. Это было мило.

Он встретился со мной взглядом. Его темные глаза казались бездонными, пугающими. Внизу снова зазвонил телефон. Сердце чаще забилось у меня в груди. Кип опустил руку, сжал кулак и разжал его снова.

– С другими у меня такого не получилось. Только с Шелли. Я знал, где она держит запасной ключ.

У меня так дрожали руки, что я обхватила себя за плечи и боком шагнула в сторону двери. Нужно было, чтобы он и дальше продолжал говорить. Это я знала.