***

Никогда ещё я не испытывала подобного, просто глядя на то, как танцует моя дочь. Пыталась избавиться от сладко-горького привкуса, появляющегося на губах каждый раз, когда видела, как Дана пытается поймать взгляд Димы, но не могла. Даже шампанское, и то не было способно помочь избавиться от этого вкуса.


Сжимая ножку бокала пальцами с такой силой, что мне казалось, я смогу переломить её надвое, я смотрела за Даной и мужем и не понимала, что именно чувствую.

Целый калейдоскоп самых разнообразных ощущений бурлил в крови, понуждая меня чувствовать себя растерянной. Мне хотелось заново довериться Диме, но в то же время в голове постоянно звучал голос: «А сможешь ли ты выкарабкаться, если твой муж снова решит, что ты для него никто?»

И я понимала – не смогу. Если сейчас я всё же попробую вновь строить свою семью с Димой, а после пойму, что потерпела самое огромное фиаско в своей жизни, меня, наверное, просто не станет.

– Что? – выдыхает Дима, повернувшись ко мне, видимо, почувствовав, что я на него смотрю.

– Ничего. Данка счастлива, что ты здесь.


Он кивает и улыбается и вдруг, подавшись ко мне через столик, уточняет:

– А ты? Рада мне или..?

– А мне надо на воздух. Подышать.

Я встаю из-за столика и буквально выбегаю на улицу в тот момент, когда Дана с партнёром уходят со сцены. Но оставаться и дальше и не понимать, что именно творится в душе, я не могу.

Прохладный воздух остужает разгорячённое лицо. Пытаюсь привести мысли в порядок. Сейчас почему-то находиться рядом с мужем особенно тяжело. Хотя, я знаю, почему именно – он стал таким, каким был когда-то давно. А чувства к нему – наоборот изменились. Это раньше любовь казалась мне чем-то спокойным, умиротворённым, приходящим на смену адскому коктейлю, именуемому влюблённостью, сейчас же я понимаю, насколько другие чувства бушуют внутри. И не любовь уже вовсе, которую я привыкла ощущать по отношению к мужу, но и не то, что испытывала, когда только познакомились и стали встречаться.

Какой-то совершенно иной коктейль, от которого схожу с ума. Который понуждает меня остановиться, чтобы не упасть в омут с головой, потому что уже не окажусь на поверхности, если Дима снова предаст.

– Надь… ну что такое? Что случилось?

Дима снова рядом, вышел следом за мной, его руки – на мне. Заботливо поправляют пальто, растирают плечи. А мне реветь хочется и забыть о том, что он натворил. И бежать куда подальше – тоже хочется.

– Ничего не случилось. Всё хорошо.

– Вижу я… как всё хорошо.

Он разворачивает меня к себе, обхватывает лицо ладонями, качает головой и стирает пальцами слезинки, которые я даже не заметила.

– Я к тебе снова хочу… к дочкам нашим. Очень хочу, – шепчет возле губ, пока я впиваюсь в его запястья пальцами. То ли удержаться хочу, то ли – удержать.

– Я так не могу, Дим… я же сдохну, если ты снова… когда ты снова наиграешься в семью. Понимаешь? Ты же сам не представляешь, что творишь. И со мной, и с детьми. Видел, как Дана на тебя смотрела?

Он сжимает челюсти с такой силой, что на скулах проступают желваки. Закрывает глаза, будто я его сейчас ударить хочу наотмашь. А он готов, даже хочет этого.

– Я не знаю, что мне ещё сделать, Надь. Наверное, самым правильным было бы избавить и тебя, и девочек от такого дерьма, как я. А я не могу… Или с вами, или уже я сдохну. Ничего без вас не хочу.

Дима впивается в мой рот поцелуем. А я – всё ещё хватаюсь за него. Это всего лишь мгновение, когда могу и хочу себе позволить самой отвечать. Самой дать понять ему, насколько нужен и важен. Всего мгновение, потому что я всё ещё не готова разрешить себе поверить.

Мы снова словно переносимся назад, туда, где от каждого касания вскипали во мгновение ока, но сейчас, приправленные остро-сладкой горечью, каждые мгновения, когда мы настолько рядом, кажутся особенно бесценными. Потому что знаем, насколько дорого можно за них заплатить.

– Кхм, – раздаётся неподалёку деликатное покашливание Лизы, и я отступаю, с сожалением разрывая этот поцелуй. В лицо бросается краска смущения, будто дочь поймала нас за чем-то неприличным. – Мам, пап, я конечно понимаю, что вам сейчас немного не до этого, но… там награждение уже вот-вот начнётся. Пойдёмте.


С этих пор Диму будто подменяют. Он приезжает к нам почти каждый вечер, привозит мороженое девочкам, мне – орхидеи в горшках, которые я уже не знаю, куда ставить. Часто смотрит с Даной и Лизой фильмы, которые они потом бурно обсуждают. А я не устаю удивляться тому, почему всё это нельзя было делать пусть не так активно и часто, но гораздо раньше. До того, как решил, что его семье пришёл конец. Нет, я понимаю, что тоже многое упустила, но… но у меня так и остаётся страх, что всё повторится.

– О чём задумалась? – тихо интересуется Демьян, когда мы с ним сидим в его офисе и выбираем в каких цветах будет оформлен банкетный зал нового ресторана.

– Да так. Проза жизни, ничего интересного.

– М-м-м, понял. Хотя как раз проза жизни иногда такое подкинет, что хрен разгребёшь.

– Тут не поспоришь. И что ты там говорил?

Я снова пытаюсь сосредоточиться на том, что показывает мне Демьян, но сделать это оказывается не так уж и легко – внимание постоянно куда-то уплывает.

– Я предложил тебе переехать в другую страну.

– Что?

Кажется, мы обсуждали совсем другое. Цвет мебели и стен. Или нет?

– Я предложил тебе переехать. Потому что сам решил, скажем так, сменить климат.

Боже, сколько новостей на одну квадратную секунду времени. Демьян уезжает, а я даже не понимаю, как именно на это реагирую. Но то, что внутри оторопь – с этим не поспоришь.

– Дем…

– Девочки поедут с нами. Или если хочешь, можно сделать так – они останутся с отцом, ты пока поживёшь полгода-год, обустроишься. И их перевезём.

– У Лизы выпускной класс впереди.

– Как раз самое время что-то менять. Или ты не хочешь вообще?

Не могу понять, почему вдруг Демьян об этом заговаривает, но чувствую себя словно между двух огней. С одной стороны – Дима, с которым я так и не решусь пока войти в одну реку дважды. С другой – возможность если не начать жизнь заново, то хотя бы попробовать это сделать.

– Я не знаю, Дем. Правда, не знаю. Для меня этот твой вопрос – он как обухом по голове.

– Именно поэтому отвечать на него не нужно. Прямо сейчас. Возьми время на подумать. Потом к этому вернёмся.

Он смотрит на меня так, что мне становится неуютно под этим взглядом. Потому что кажется, что я круглая дура, раз вообще размышляю о его предложении и должна согласиться прямо сходу. Но опять возвращаюсь к тому, что так не смогу.

– Ладно, – вздыхает он и вновь кивает на каталоги. – Давай уже определяться.


По возвращении домой поздно вечером меня ждёт сюрприз и не сказать, что я ему рада. Дима всё ещё у нас – они втроём с девочками играют в Монополию и вообще так хорошо проводят вместе время, будто и не было нашего с Шараповым разлада.

– О, мам, привет. Ты поздно, – вскидывает голову от игрового поля Дана. – Ужин там на плите остался, папа из ресторана заказал.

– Вообще-то я вам оставляла котлеты и салат.

– А папа заказал из ресторана.

– Понятно.

Стащив верхнюю одежду и разувшись, я прохожу в кухню и сажусь за стол. Меня всё начинает раздражать – и то, что Дима уже практически поселился в нашей квартире, и то, что он как будто бы пытается показать девочкам разницу между мною и им. И то, что дети, в конечном итоге, на это ведутся.

А они продолжают себе играть втроём, веселятся и хохочут, и в целом, мне начинает казаться, что я им уже не нужна. А может и вправду послать всё к чертям и уехать с Демом? Дима прекрасно справится и один. Эта мысль уже не просто раздражает – она злит.

– Дети, вам спать пора. А папе вашему пора домой! – кричу в сторону комнаты, в которой после этого лишь на пару секунд воцаряется молчание, после чего все трое так и продолжают играть. Как будто я только что это сказала кому угодно, но только не им.

– Меня, видимо, было плохо слышно? – Я появляюсь на пороге, складываю руки на груди, и все трое поднимают головы и смотрят на меня.

– Надь, давай с нами. Сто лет так хорошо время не проводил.

– Очень интересно, почему, да, Шарапов?

– Ну… не начинай. Давай с нами.

Он хлопает по полу рядом с собой, я же – отрицательно мотаю головой.

– Нет. Уже поздно. Детям пора ложиться – завтра в школу, а тебе – пора домой.

– Вообще-то тут папин дом, – вступается Дана, в голосе которой сквозят угрожающие нотки.

Вот как, оказывается…

– Дана, тебя я попрошу не вмешиваться. И иди умывайся и ложись спать. Дим, а тебе действительно пора.

– Папа останется на ночь, – настаивает Дана.

– И будет спать на коврике на полу?

– Дана, не надо… ты чего?

Дима поднимается с пола, младшая дочь встаёт следом за ним. Смотрит на меня с таким обвинением во взгляде, что мне не по себе.

– Если мама так захочет, значит, я буду спать на коврике, а папа – на моей кровати.

Если мама так захочет! Нет, это уже ни в какие рамки не лезет.

– Значит, быстро пошла умылась и спать, ты меня поняла? – Я повышаю голос, потому что эта девчонка меня вывела. Но злиться я должна совсем не на неё. – А ты, Шарапов, будь добр всё же отбыть туда, где ночуешь.

– Окей, окей! Я даже не спорю.

Он быстро целует дочерей, проходит мимо меня, одевается в прихожей и, коротко попрощавшись, выходит из квартиры. И тогда случается то, чего я никак не ожидаю. Вместо того, чтобы выполнить мои указания, Дана взрывается криком:

– Ненавижу тебя!!! Ненавижу! Я хочу полную семью и чтобы папа был с нами, а ты всё портишь! Всё это из-за тебя!

Я никогда не била детей. Максимум – шлепок по попе и то больше в шутку, потому сам факт того, что я подлетаю к Дане и замахиваюсь на неё, а она испуганно ойкает и закрывается – становится громом среди ясного неба. Нет, я не успеваю сотворить непоправимое, но в глазах и Даны, и Лизы, которые смотрят на меня, задержав дыхание, я вижу неподдельный ужас.