Услышав визг толпы и первые ноты знакомой всем песни, мы бежим. Воздух над площадью взрывает хрипловатый голос с британским акцентом, неторопливый и глубокий. Он словно слышится со всех сторон, и я понимаю, почему его по силе сравнивают с Адель.

Когда мы приближаемся к сцене, окруженной охранниками, и останавливаемся, повисшую над нами тишину вдруг взрывает припев. Застываем, открыв рты, и смотрим, смотрим.

Допев строчку, парень в белом костюме начинает танцевать прямо возле микрофона, покачиваясь плавно и дерзко, скользя подошвами туфель по полу, словно на роликах. Мы видим его сбоку и немного со спины, но то, как он двигается, заставляет всех нас замереть в восхищении.

А музыка… Она, минуя уши, сразу проникает в кровь. Жаркий, немного грубоватый танцевальный соул с ведущими клавишными и пижонскими акцентами меди. Забористо, ярко, сочно! Смотрю, как к нему льнут черные бэк-вокалистки, и понимаю, что мы были никем, а король — вот он. Потому что не боится, идет своим путем, несет миру свою музыку.

Певец продолжает двигаться по сцене пластично, словно хищник, вплоть до начала второго куплета. Наконец, замирает у стойки микрофона и поет. Он поет, а с меня словно сдирают кожу ножом — так это прекрасно.

Взрыв чувств! Квинтэссенция молодой силы, замешанной на soul, pop и liquid-funk. А внешний вид исполнителя? Костюм, вдохновленный старомодной эстетикой музыкантов 50х-60х годов, он создает эдакий нео-ретро-имидж. Вот что становится движущей силой, вот что побуждает вдруг возродиться чуть было не утерянные миром стили.

Мы стоим, упираясь в могучие торсы охранников, и не смотрим друг на друга. Наши взгляды и слух устремлены туда, на сцену. Я откровенно завидую. И радуюсь за него одновременно. Моя участь — вернуться домой и устроиться в автосервис, чтобы помогать матери, пока не доучусь. Простой парень, выросший без отца, не смевший даже мечтать о подобном будущем.

Смотрю на Джона, как он выкладывается, как зажигает, как ревет и сходит с ума толпа, и понимаю, что мы с ним были в равных условиях. Он из маленького городка, небогатая семья, отец-алкоголик, бросивший их с братом еще в детстве. Шансы куда-то выбиться были почти равны нулю.

Так почему же он на сцене, а я здесь — парень, всего лишь временно подменяющий басиста. Ничем не отметившийся в жизни, безголовый, непутевый. Может… еще не поздно? И я так же смогу? Эх…

Мои мысли вдруг прерывает голос Джона. Что-то привлекает его внимание в первых рядах зрителей во время исполнения второй композиции. Он падает на колени и что-то говорит, указывая одному из своих людей, затем продолжает петь.

Мощный афро-американец, стоящий у ограждения, оборачивается к толпе и буквально выдергивает оттуда какую-то девчонку, взяв за руки. Бэк-вокалистки продолжают хлопать в ладоши и улыбаться. Музыканты выкладываются полностью. Джон вытирает пот со лба и поет, пока под крики людей счастливицу не поднимают на сцену.

— Anny! Come to me! (Энни, иди ко мне!) — Он тянет к ней правую руку. Левая занята микрофоном. Голос его звучит чрезвычайно радостно.

Девчонка смущается. Это заметно по ее позе. Плечи напряжены, руки скрещены на животе. Охранник помогает ей подняться на противоположный от нас конец сцены.

Джон подходит ближе и продолжает петь, взяв ее за предплечье и по-хозяйски прижав к себе. Платье девчонки развевается на ветру, словно белый флаг. Вступают духовые инструменты, ударник, словно в безумии, колотит по тарелкам. Феерия!

В этот момент что-то внутри меня обрывается. Я узнаю ее фигурку. Эти волосы, шею, слегка вздернутый носик, когда она вдруг оборачивается, чтобы посмотреть на певца.

— Let’s go! Sing it! (Давайте, пойте!) — Джон протягивает микрофон в сторону толпы. Люди с удовольствием поют слова песни. Он отпускает девушку и движется дальше. — And on this side! (И эта сторона!)

Зал с другой стороны бросается подпевать еще громче. Музыки уже не слышно. Тысячи поклонников поют а капелла. Девушка стоит, прихватив подол платья. Она явно растеряна и не знает, что делать. Но вот он уже движется обратно к ней.

— Russia, come on! (Россия, зажигай!) — Голос отдается эхом в моем сознании. Джон подбегает и поднимает руку поклонницы, стоящей рядом с ним на сцене и начинает размахивать ею, как флагом. — Come on!

Теперь они вдвоем качаются в такт. Музыканты взрываются в прощальных аккордах, люди визжат, а в воздух выстреливают миллионы блестящих конфетти.

— Thank you so much! (Большое спасибо!) — Снова кричит Джон и кланяется. Девушка непроизвольно наклоняется вместе с ним. — Thank you, good night! (Спасибо, и доброй ночи!)

Они дожидаются, когда осядут конфетти. Джон раздает воздушные поцелуи и начинает удаляться со сцены, утягивая ее за собой. Когда они подходят ближе, девушка вдруг останавливается на краю сцены. Потому что видит меня. Ее глаза моментально наполняются ужасом.

— Аня! — Не узнаю я свой голос. — Аня!!!

Мой порыв пытаются сдержать трое крупных охранников-качков. Пытаюсь перепрыгнуть через них и чувствую, как ребята одергивают меня за рубашку. Все тщетно, и меня уже не остановить. Пытаюсь протиснуться и получаю ощутимый удар в плечо.

Какого черта моя девушка здесь делает? На сцене с этим уродом? Куда он ее тянет? И почему я ничего не знаю о ее приезде?

— John, — едва различимо произносит она.

Это заставляет музыканта остановиться на лестнице.

— Anny! — Он возвращается, чтобы взять за руку. Это его прикосновение к ее ладони заставляет мою кровь забурлить от ненависти. — What are you afraid of? It’s me! (Чего ты боишься, это же я!)

— I can’t, John, (Я не могу, Джон) — отвечает она, упираясь. Ее взгляд испуган и по-прежнему устремлен на меня.

— Going to escape again? Like this morning. - (Собираешься опять сбежать? Как сегодня утром.) — Никого не стесняясь, кричит Джон. Я замираю. Моих познаний в английском достаточно, чтобы понять, о чем речь. Так, значит, они провели ночь вместе. Меня пронизывают острые иглы разочарования. — More I will not lose you! Come on, let’s go. We need to talk! (Больше я тебя не упущу, Давай, пошли, поговорим). — Он тянет ее настойчивее, но Аня продолжает растерянно смотреть на меня.

Смотрит, смотрит, а затем кивает ему, и я чувствую, как мой мир рушится на миллионы мелких осколков.

1

Анна

Неделей ранее

Как вы думаете, какие люди обычно сходятся? Не в любовную пару, нет. Я про друзей. Замечали ли вы когда-нибудь, что в дружеском девчачьем дуэте или трио всегда имеется оторва? Кто это: вы или ваша подруга? Подумайте-ка.

Всегда кто-то лидер, кто-то ведомый. И каждого устраивает его роль, иначе союз не получился бы крепким. Вместе вы готовы свернуть горы, взорвать ночной клуб или просто зажечь голышом в фонтане. Неважно, чем вы занимаетесь — вы делаете это лучше всех. И вам всегда есть, что вспомнить!

Да-а-а… Узнали себя?

Так вот. Я всегда была обычной тихой девочкой. Мама строго следила за моей успеваемостью, заставляла по утрам съедать пюре с котлетой (мой чемпионский завтрак) и заплетала тугие косы в школу. Мне не разрешалось гулять среди недели, только по выходным. Да и то до десяти вечера. А потом я поступила в Институт и… расслабилась.

Птичка вылетела на свободу! И вот она — я, такая, какой вы меня теперь видите. Мне двадцать лет, мною перепробованы все известные миру диеты и цвета волос, гордо ношу звание официантки и понятия не имею, сколько у меня там хвостов по учебе — шесть или тридцать шесть. Как они меня еще не выперли? Или выперли? А черт его знает, все равно не знаю, кем хочу стать.

Но продолжаю улыбаться. Видимо, это моя фишка.

А это — моя Машка. Лучшая подруга.

В смысле, я хорошо схожусь с людьми. У меня полно друзей: и в Институте, несмотря на то, что редко там бываю, и в кафе, где работаю, и в доме, где живу. Но так чтобы посвящать в свои тайные тайны, делиться сокровенным — это только к Суриковой (то бишь к Машке), она у меня такая одна.

Мы познакомились всего два года назад в кафе «Кофейный кот», куда пришли почти одновременно: я в «принеси-подай», она в холодный цех — это то же самое «принеси-подай» только на кухне. Девчонка сразу мне понравилась. Видно, что умная, веселая, но какая-то нереально, блин, забитая, закомплексованная. Интуиция тогда почему-то шепнула мне, что могу ей пригодиться. Я подошла, разговорилась, и ву-аля — с тех пор мы не разлей вода.

Сразу как-то выяснилось, что у Машки по жизни хватает проблем: росла без отца (в этом мы с ней сестры по несчастью), в универе ни с кем не общается и полностью потеряла веру в себя. Я сразу почуяла — вот мой звездный час. Мой объект для добрых дел. Взялась за нее обеими руками и давай девку тормошить. Ведь как говорится: если в вашей паре две хорошие девочки, выход один — одна из них должна взять на себя роль оторвы.

Ею и стала я.

Попычкать сигаретку-другую возле черного хода, пока посетители ждут, когда их обслужат. Пить пиво, орать песни и играть в компьютерные игры после закрытия кафе, а на следующий день всю смену смачно зевать. Спустить всю зарплату на новое пальто, а потом месяц голодать. Творить безумства и ни о чем не жалеть. Это все я научила подругу. Я.

Да, сорвалась с цепи, признаю. Понимаю, что вы обо мне сейчас подумали. Но в чем-то так ведь оно и есть.

Однажды просто поймала себя на мысли, что перебираю парней в попытке почувствовать хоть к кому-то из них что-то серьезное. И никак не получается. Вполне возможно, среди них просто не было того самого. Или мне в принципе не дано полюбить по-настоящему. В общем…

Я что-то ищу и до сих пор не нахожу. Наверное, ищу не там, где надо. Покопаться что ли внутри себя самой? Только как?

— Так пойдем же и уделаем их всех! — Подмигиваю подруге, когда такси отъезжает, и, виляя бедрами, направляюсь к двери.