Достаю пачку, вынимаю одну сигарету и закуриваю. Дым, терпкий и горячий, наполняет легкие и разливается приятным покалыванием по телу, отдается едва ощутимым головокружением и вырывается наружу дорожками через ноздри. Подкашливаю, чувствуя, как щекочет в гортани. Я уж и забыл, зачем люди травятся этой дрянью. Хотя бы руки можно чем-то занять. Вот только с мыслями такого не получится. Они всегда со мной, следуют неотступно, раз за разом возвращают в прошлое, туда, где мы на одно острое и короткое мгновение чувствовали себя счастливыми.

— Вот кто мои сигареты спер, — слышу над ухом, когда во второй раз затягиваюсь.

Дым обжигает мои внутренности, и это неминуемо приводит к очередному, уже более сильному приступу кашля. Глаза щиплет, вытираю выступившие слезы тыльной стороной ладони, и пепел как назло падает прямо мне на ногу.

— Б**дь!

— Потише, парень, — усмехается Майк, усаживаясь рядом со мной и не боясь запачкать модные джинсы с дырами на коленях.

Его темно-рыжие волосы яростно треплет ветер.

— Ты лучше вообще не кури, Павлик, — советует Леся, хлопая меня ладонью по спине, — чем раз в полгода и так метко.

В нос ударяет сладкий запах духов. Она садится, вытягивает ноги и забирает из моих пальцев окурок. Разглядывает его, думая, не стоит ли затянуться, стряхивает в сторону пепел, а затем тушит, вдавливая в покрытие, которым застелена вся крыша гостиницы.

Прислоняюсь к кирпичной кладке и кусаю губы.

— Как сходили? — Задаю дежурный вопрос.

— Было весело, — отвечает она.

— Да ни хрена, — морщится Майк.

Вот так всегда. Эти двое ни в чем кроме музыки не могут сойтись во мнениях. Будто разговаривают на разных языках и мечтают истребить друг друга.

— Расскажете? — Без интереса спрашиваю я.

— Да. — Ее голос.

— Нет. — Его.

Леся косится на Майка, обиженно надувая губы.

— Ладно, согласна. Три часа в пробке ради пары нудных вопросов человека, который и в музыке-то особо не смыслит. — Убирает кудрявый светлый локон за ухо. — Паш, скажи лучше, ты подумал?

— Насчет? — Тихо выдыхаю и складываю руки на груди.

— Ты остаешься в группе, мы делаем раскладку на три гитары. — Рыжий вытягивает из моего кармана пачку сигарет, берет одну и прикуривает зажигалкой. — Я — соло, ты — ритм, Борян — бас.

— И еще бэки. — Подхватывает Леся. — Вы с Майком хорошо звучите вместе.

Молчу. Вдыхаю носом дым и пялюсь на носки своих кроссовок.

— Не надо это ему, — наконец, выдает рыжий, одаривая боевую подругу взглядом победителя, — вот, что я думаю.

— Это еще почему? — Хмурится она.

Перевожу взгляд с одной на другого.

— Потому что это не его музыка.

Леся разводит руками:

— Скажи еще, что мы сочиняем и исполняем говно.

— Дорогая, — его голос понижается, — мы делаем поп-рок. Ты слышала, что слушает в наушниках этот парень? Хоть раз?

Она с шумом выдыхает:

— Нет. Что ты хочешь этим сказать?

— То, что пока, на данном этапе, он кайфует от возможности держать в руках инструмент, заводить толпу, делать что-то новое, но совсем скоро ему станет этого не достаточно. А по контракту мы не имеем права на эксперименты, нами взят курс, и нужно ему следовать. — Смотрит на нее, выдыхает клубы дыма, которые летят мне в лицо. — Ты же понимаешь, Паша мыслит по-другому. Не мне тебе рассказывать. И музыку воспринимает по-другому. Он — композитор, отличный исполнитель. Музыкант. Вот, кто он. По духу, по призванию. — Его прическа из-за ветра «гуляет» туда-сюда. — Людям, которые приходят посмотреть наши выступления, плевать на тексты и мелодии. Они тащатся от симпатичных парней, их модного шмотья, твоей крутости и сисек. Как долго этот парень продержится в непрекращающихся турах, гастролях, переездах, играя твою музыку? Как скоро ему надоест? Тебя хотя бы слава подстегивает. Тебя, Ника, Борю. А его?

— Ты сейчас что, отговариваешь его, что ли? — Леся сердито сводит брови. — Первый раз слышу, что тебе не нравится наша музыка. Которую мы вместе с тобой сочиняем.

Майк смеется, отклоняет голову назад и даже стукается затылком.

— Лесь, ты меня слышишь, вообще, нет? — Делает новую глубокую затяжку. — Мы сейчас про музыку говорим или про славу? Что ты ему предлагаешь? Он подписывает контракт и забывает о нормальной жизни. Так? На сколько? На три года? Его же заставят жить по бешеному графику, лишат возможности делать что-то свое, будут перевозить в поездах и самолетах от одного города в другой, диктовать условия, контролировать. Достанут этот его забавный, — показывает пальцем, — пирсинг из носа. Или, наоборот, всунут еще парочку колец. Постригут, побреют, оденут в чертовы пидорские штаны. — Он ударяет по коленям с размаху. — Ты мне скажи, это его мечта или твоя? Не видишь, дура, что парню плохо?

Она открывает рот и, задыхаясь, подбирает слова.

— Паш, — обращается ко мне, толкая в плечо, — что ты молчишь? Скажи ему, ну? Да все же мечтают об этом!

Майк краснеет, с остервенением выталкивая дым из носа:

— Ты глухая? — Качает головой. — Если начнешь слушать кого-то, кроме себя, станешь лучше понимать этот мир.

— Ты мне, вообще, не указывай, ладно? — Все, Леся тоже уже, кажется, заведена ни на шутку. — Сказал мне, что наша музыка — дерьмо! Охренеть!

— Да не дерьмо! — Он поворачивается к ней. — Просто этот чувак идет своим путем. Он слушает и пишет музыку совершенно другого стиля и жанра. Была бы повнимательнее к людям, многое бы поняла. Наша музыка — это наша. А если я тебя завтра отправлю на бэки к Боре Моисееву, закайфуешь? Три года «Голубую луну» и что-то там про Петербург выть в микрофон. Понравится? Я не говорил сейчас о качестве нашей музыки, говорил, что она другая.

— Миш, — говорит тихо, сдавленно, первый раз при мне называя его по имени, — ты мне скажи, тебе не нравится, что мы делаем, да? Я… Я ведь… предложила тебе рулить всем теперь. А ты… думала тебе…

Я теперь зажат меж двух огней. Искры летят в разные стороны. Эти ребята готовы поубивать друг друга одними только взглядами, а мне некуда бежать. За спиной стена. Вжимаюсь в нее.

— Твою же мать! — Майк отшвыривает окурок и резким движением отбрасывает пальцами прядь рыжих волос с лица. — Может, мне не нравится вся эта кутерьма, к которой ты хочешь приговорить Пашку, не нравится вся эта движуха и вот эта чушь, которая называется сейчас «стилем», но я… читай по губам… люблю. Нашу. Музыку! Черт! Да я хотя бы знаю, зачем на все это подписался! У меня же все нормально было до вас! Ради чего я пришел сюда хоть знаешь?!

Она растерянно опускает плечи.

— Ради… чего?

Он смотрит в ее глаза и не верит. Не может поверить, что эта девчонка не знает ответа на такой простой вопрос, лежащий для всех буквально на поверхности. Думаю, знает. Но то ли не может позволить себе сознаться в этом, то ли просто ждет, когда Майк, наконец, озвучит это вслух.

— Пораскинь мозгами, — выдыхает он и отворачивается.

— Не понимаю. Думала, мы команда…

— Еще недавно думал, что мы — твои подчиненные.

— Что?! — Она готова зареветь.

— Представь себе. — Рыжий тушит окурок и одаривает ее мрачным взглядом. — Удивлена?

Приглаживает взлетевшие вверх от ветра кудряшки.

— Да.

— Что ты хочешь от него? — Кивает на меня. — Видишь, не лежит душа у человека?

— Так пусть он сам тогда об этом скажет!

Надо же, про меня вспомнили. Продолжаю безучастно пялиться на свои ноги.

— Скажи ей, Паха. — Майк толкает меня плечом.

Раскачиваюсь от его толчка, придумывая, как бы сбежать от них поскорее.

— У тебя будет куча фанаток. — Леся улыбается, заглядывая мне в глаза. — Посмотри, наша популярность растет с каждым днем.

Рыжий усмехается:

— У тебя будет хренова туча ненужных обязательств.

Она прищуривается, переводя на него взгляд:

— У тебя будут бабки. Много-много бабла.

Он ржет:

— И мешки под глазами. Будет куда эти бабки складывать.

— Паш, — не унимается Леся, — не слушай ты его. У Майка очередной приступ пессимизма. Вечно все у него плохо. Посмотри — это шанс. Зачем тебе оставаться в этом нашем задрипанном Мухосранске? Посмотришь мир, накопишь денег. Это же творчество, это интересно. У тебя будет все.

— У него не будет Ани. — Эти слова рыжего возвращают меня к реальности.

Вот оно. Вот ведь как все просто.

— Она сама его сюда отправила с нами. — Леська сверлит взглядом своего противника по перебранке. — Не простила его.

Майк наклоняется к ее лицу:

— Может, еще напомнишь, почему? А?

Девушка стойко выдерживает и этот удар. Только по уголкам губ можно заметить напряжение, с которым ей удается выносить его колючий взгляд. Парню не нравится тема, но он рад, что слова достигли цели. Он улыбается:

— Забудь на минуточку, что ты помешанная на музыке и славе сумасшедшая. Отыщи в себе последнее человеческое, что осталось, и скажи Паше прямо. — Эти слова заставляют Лесю покраснеть от возмущения. — Скажи ему, как девушка. Что он должен сделать, как мужик? Чего бы ты хотела на ее месте? Что бы как он поступил?

Я выпрямляюсь. Вижу, как ей обидно. Вижу, как на ее лице отражаются самые разные эмоции. Пожалуй, она в шоке. Первый раз не Леся демонстрирует ему свою силу, а наоборот. Самое время, чтобы определиться.

Майк прожигает ее взглядом, смотрит с вызовом, он настроен решительно. Мне становится неловко, что болтаюсь меж них, как третий лишний. Но ведь речь, вроде, идет обо мне? Интересно, что она ответит.

Девчонка, кажется, до боли закусывает губу прежде, чем ответить. На меня не глядит. Отвечает ему: