Каждый мужчина когда-то был сломлен,

И каждая женщина тоже.


Потом снова подходит к Майку:


Причина, по которой думаю, что я особенная, в том,

Что никогда не была сломлена тобой.

(прим. «J. Newman — Come and Get It»)


Зал вновь наполняют бешеные ритмы. Гости прыгают и танцуют, подпевая словам. Даже бабуля, совершенно не знающая слов и не понимающая о чем песня, отплясывает. Дед Веня не остается в стороне — ходит вокруг нее павлином и выдает такие па, что молодые позавидовали бы.


— Как думаешь, что мои мама с папой нам подарят? — Шепчет мне на ухо Дима, когда музыка вдруг обрывается на самой пронзительной ноте.

— Предлагаешь угадать?

— Да.

Пожимаю плечами.

— Деньги или… деньги.

— Они ужасно оригинальны, правда?

— Как всегда. — Провожу ладонью по его щеке.

Как хорошо, что мы есть друг у друга. Такие разные и такие похожие. Родные. Целую в губы своего мужа (мужа!!!) и представляю, чем мы с ним займемся, когда прилетим в LA. Скорей бы остаться наедине, скорей бы посмотреть его свадебный подарок — он сказал, что набил новое тату с моим лицом. Остается только гадать, где. Даже страшно предполагать, если честно.

Когда начинает играть новая мелодия, удивленно вскидываю брови — узнаю ее с первых нот. Мы частенько в машине слушаем ее с Димой, и мне каждый раз хочется под нее станцевать. Она — волшебная! Трогательная, нежная. Правда, никого из исполнителей на сцене почему-то не наблюдаю. Может, просто поставили трек? Нет, парни сами играют на инструментах. Кто же будет петь? Нужно пригласить на танцпол моего супруга, у нас ведь даже не было первого танца молодых.

Оборачиваюсь и застываю. Эмоции хлещут через край. Нет, только не это. Он что, собирается петь мне?!

Дима стоит рядом со мной, в его руке микрофон. В зале темно, и весь свет направлен сейчас на нас. Вот подстава… Краснею, вспоминая слова песни. Как хорошо, что моя мама не понимает по-английски, такие фразы из уст зятя не каждому придутся по вкусу. Ох, черт, а ведь его-то мама понимает! Ну, и фиг с вами со всеми. Это наше дело, и наша песня, она просто шикарная.

Когда в полнейшей тишине, наполненной лишь легким ритмом клавишных и ударных, из уст моего мужа раздаются первые слова песни, у меня все внутри сжимается от чувства нереальности происходящего. Готова была ко всему, даже к тому, что он захочет весь вечер проторчать на сцене за барабанной установкой, но то, что будет петь — такое предвидеть не могла. Успокаиваюсь почти сразу: Дима даже попадает в тональность, несмотря на то, что его голос слишком низок для подобных партий.

Скажи, что тебе по-настоящему нравится,

Детка, я могу не спешить,

Нам не нужно бороться,

Просто принимай это постепенно.

Его голос обволакивает, сводит с ума, заставляет сердце трепыхаться где-то высоко в горле от дичайшего восторга. Встаю, дрожа всем телом, и беру его ладонь, послушно иду следом на танцпол, останавливаюсь и позволяю себя обнять за талию.

Я вижу это по твоим глазам,

Ведь они никогда не лгут мне,

Я чувствую дрожь твоего тела

И жар между твоих ног.

Мы начинаем не спеша двигаться в ритме танца. Удивительно. Поразительно! Чувствую себя Золушкой. Со мной мой принц, он поет мне. Не важно, о чем, для нас сейчас все песни о любви. Мы дышим друг другом, принадлежим друг другу, плавно качаемся на волнах нашей любви и тонем в глазах, что напротив.

Ты боялась любви и того, что она с тобой делала,

Не нужно убегать, я знаю, что ты пережила,

Простое прикосновение может освободить тебя,

Нам ни к чему спешить, когда мы наедине.

Закрываю глаза, чтобы не видеть вспышек камер, направленных на нас, тону в запахе любимого мужчины, чтобы не слышать восторженных вздохов родителей и остальной родни, прижимаюсь к его сильной груди, наплевав на макияж и условности.

Взрываюсь от любви, возрождаюсь, парю.

Я чувствую, уже скоро, я чувствую, уже вот-вот, детка.

Я чувствую, уже скоро, я чувствую, уже вот-вот, детка…

Никого больше нет рядом. Остались лишь мы. Стоим вдвоем на краю вселенной и мечтаем, куда полететь дальше.

Ты не та, кто может прожить без пары,

Так что, крошка, сейчас самое время,

Я лишь пытаюсь подарить тебе кайф,

Одурманить этими ласками.

Тебе не нужна ночь в одиночестве,

Так что, малыш, я могу это исправить,

Ты лишь должна позволить мне попытаться

Подарить тебе то, что ты желаешь.

Нужно отдать ребятам-музыкантам должное. Музыка получается настолько легкой и ненавязчивой, словно это и не музыка вовсе. Словно так звучит воздух вокруг нас, с таким ровным ритмом стучат наши сердца, так дует ветер и плывут облака. Дима, обжигая меня своим дыханием, продолжает:

Ты боялась любви и того, что она с тобой делала,

Не нужно убегать, я знаю, что ты пережила,

Простое прикосновение может освободить тебя,

Нам ни к чему спешить, когда мы наедине.


Открываю глаза, чувствуя, что на нас направлены десятки глаз. Так и есть: мы окружены танцующими парами, плачущими от счастья родственниками и продолжающими щелкать вспышками камер фотографами.

— Тесфайе, брат, — слишком громко кричит кому-то Калвин, снимая нас прямо во время видео-звонка, — мне Джон обещал звезду, а здесь их просто несметное количество! Смотри, как чувак твою песню исполняет. Видишь? Видишь? Слышишь?!

Я чувствую, уже скоро, я чувствую, уже вот-вот, детка.

Я чувствую, уже скоро, я чувствую, уже вот-вот, детка…

(прим. The Weeknd — I feel it coming ft. Daft punk)


Димка отводит микрофон в сторону и целует меня, нежно и чувственно, забирая все мурашки, все прежние страхи и комплексы. Он — лучший, самый хороший, мой до каждой клеточки тела.

Присутствующие свистят и аплодируют нам.

— Вызывайте скорую! — Вдруг раздается крик в толпе танцующих гостей.


Дима


У меня дежавю.

Эти циркачи сорвали мою помолвку. Они же срывают и свадьбу. Марья пулей бросается к Солнцевой, стоящей в луже воды прямо посреди танцпола. Воды отошли. Лена Викторовна вопит, чтобы немедленно вызывали скорую. Пашка вот-вот хлопнется в обморок. А еще на родах собирался присутствовать, дуралей, блин.

— Поехали, отвезу! — Решительно говорю, вспомнив про припаркованный у входа лимузин для молодоженов.

Подхожу ближе.

— Нет, дождемся врачей, — пищит Анька в тишине.

— Не фотографировать! — Злобно рычу, оборачиваясь в сторону фотографа.

— Больно? — Выдыхает побелевший Пашка, когда его невеста вдруг хватается за низ живота.

— Ой… — Лицо у нее будто только что лимон съела. — Ой-ой-ой!

— Все ясно, — говорю строго, — поехали. Паша, собирай ее вещи.

— Нет, — упирается Солнцева, опираясь на Пашкин локоть. — У вас самолет, вам в Лос-Анджелес лететь!

— Какой на хрен Лос-Анджелес, Солнце? — Усмехаюсь я. — Ты рожаешь, в курсе?

— Но билеты… — Складываясь чуть не пополам под общие возгласы, стонет она.

— Поехали, — поддерживая ее за талию, убеждает Паша.

— Какие билеты? — Смеюсь, нащупывая в кармане брюк ключи. — У меня племянник рождается, не полечу я никуда.

Смотрю на Машу. В глазах благодарность. Она разделяет мое мнение.

— Анечка, поехали, — говорит, сжимая руку подруги, — спорить некогда, скорую ждать тоже. Оставим гостей здесь. Ничего страшного, правда?

— А-а-а!!! — Солнцева опирается на стол.

В зале поднимается шум. Главным за музыку назначают почему-то деда Веню на пару с Борей. Родители и гости остаются в ресторане. В лимузин грузимся мы с Машкой, на заднее сидение Аня, Паша и Лена Викторовна. С нами вместе, но уже следом на микроавтобусе решают ехать ребята-музыканты и Джон.

Когда автомобиль срывается с места, краем глаза вижу, как Ба заставляет британца надеть валенки. Бедный «Джоннушка» уже тоже успел выучить ее «надо-надо» за эти дни. Даже не сопротивляется. На улице настоящая метель. Мы едем на приличной скорости, и на каждом стоне, доносящемся с заднего сидения, моя нога автоматически топит педальку газа. Как чувствовал, что такие танцы до добра не доведут.

Смотрю на жену. Она выглядит потерянной и потрясенной. Ноги голые, на них кроссовки, кутается в шубу и каждые десять секунд оборачивается на ахи-вздохи подруги, смотрит стеклянным взглядом и обещает той, что все будет хорошо. Когда подъезжаем к роддому, Аня уже прикусывает от боли Пашкину руку. Так ей, видимо, легче терпеть. Суриков не против — мне кажется, он сейчас готов ногу отрезать себе, чтобы ей хоть немного полегчало.

Забегаем в приемный покой. Кричим, нервничаем, моя теща истерит. Сонная тетка в очках со скоростью черепахи оформляет документы и уводит будущих родителей подальше от наших глаз. Меряем шагами коридор. Звоню Майку — они сидят под окнами роддома в микроавтобусе и поют песни под гитару. Заверяют, что не мерзнут, заходить не хотят — у них там своя тусовка, весело. Уже, наверное, тысячи селфи с Джоном нафоткали.

Падаю на лавку, притягиваю к себе напуганную происходящим жену, усаживаю на колени, целую в шею и глажу по спине.

— Мама, — зовет она Лену Викторовну.

Та отрывается от созерцания кружащихся за окном снежинок.

— Да, дочь?

Маша тяжело вздыхает:

— Всю будет хорошо, да?