Валентина Кострова - Внеплановая беременность

Выдергиваю руки, хватаю за плечи. Слышу, как открывается входная дверь, Марина сильнее прижимается, держится за мою футболку. Устремляю глаза на дверь. Сердце перестает биться в груди. С силой отдираю от себя бывшую жену, умоляюще смотрю на девушку. Аня прикрывает ладошкой приоткрытый рот. В глазах убивающее наповал разочарование.

— Аня…

— Я зайду позже, — спокойно сообщает и быстро выходит из квартиры. Тихий хлопок, как выстрел в висок.

Аня

Слез нет. Только сжирающая на своем пути дыра в душе. Все самые светлые мысли попадают в эту черную воронку, летят вниз, к чертям. Я настолько погрузилась себя, что не сразу замечаю, как рядом присаживаются.

— Ань, — Никита всматривается в мое лицо, хмурится. — Пойдем домой.

Я вскидываю на него глаза. Сердце щемит от боли. Как я могла так вновь ошибиться? Ведь знала, что он неровно дышит к бывшей. Знала, что были сложности у него с налаживанием контакта для общения с сыном. Полина Сергеевна радостно щебетала, что так рада его женитьбе, что перестал, как завороженный, тянуться к Марине. И все равно больно. Сколько себя не убеждай не реагировать, а невозможно остаться равнодушной. Я ведь люблю его. Люблю этот строгий взгляд карих глаз, морщинки в уголках. Люблю эти упрямые губы, ласково целующие мои губы. Люблю его нежность, которая течет у меня по венам, проникает через его прикосновения. Можно без конца называть «почему» люблю, суть от этого не поменяется.

— Она ушла?

— Конечно.

— Ты сегодня прилетел?

— Да. Хотел привести себя в порядок, — криво улыбается, проводит ладонью по гладким щекам. — Я ее не приглашал.

— Это неважно, — пожимаю плечами, смотрю на голые ветки деревьев. Снега нет. Зима какая-та бесснежная, как в краснодарском крае. Даже не думала, что в столице может быть так тепло.

— Ань…

— Это, правда, Никит, неважно. Она всегда будет присутствовать в твоей жизни, потому что она мама твоего сына. Этого нельзя изменить. Если ты хочешь к ней вернуться, я не буду этому препятствовать, — не знаю, откуда во мне взялась способность говорить ровным голосом. Никита еще сильнее хмурится. Не сдерживаюсь, поднимаю руку и разглаживаю линии на переносице.

— Ты не так все поняла.

— Я помню, как ты к ней относился. Что поделать, настоящая любовь бывает раз в жизни, не всегда она заканчивается счастливым браком…

— Не люблю ее, — сердито перебивает меня Никита. — Не люблю. И не любил. Зависим был, где-то одержим, но не любил. Я думал, что любил, но сейчас понимаю, что это была не любовь.

— Никита, не надо меня убеждать в обратном. Ты ведь сам как-то мне сказал, что скучаешь по ней.

— Не помню, а если и говорил, то явно не в том контексте, в котором ты подумала. Я так понимаю, тебя не переубедить? — злится, в глазах полыхает зарево гнева. Я смотрю ему в глаза и вижу то, что было в квартире: Марина прижимается к Никите, целуются.

— Хорошо. Я не буду тебя переубеждать, думай все, что хочешь. И на развод не рассчитывай. Пойдем, нечего сидеть на улице и мерзнуть, — встает, подает мне руку. Я сижу, не двигаюсь.

— Ты противоречишь себе.

— Не противоречу. Потому что знаю, что испытываю к бывшей к жене, а что к тебе. И поверь, чувства абсолютно разные. И знаешь, с кем я хочу проводить все свое время, воспитывать детей, состариться? — сжимает кулак, тяжело смотрит на меня. Теперь приходит моя пора хмурится и задумчиво рассматривать взволнованного Никиту.

— У нас с тобой необычная история получилось, брак заключен не по пылкой любви, о которой мечтают такие молодые девушки, как ты. Но все же чувства есть. Да, я немного скуп на эмоции, постоянно в разъездах, меня не бывает дома, но твое имя первое, что приходит на ум, когда я просыпаюсь и засыпаю. Даже, когда ты рядом. Знаешь почему? — опускается передо мной на колени, берет мои руки, согревает в своих ладонях. Молчит довольно долго, я начинаю беспокоиться о том, чтобы не простыл, стоя на холодной земле.

— Я знаю, ты меня не любишь, — рассматривает мои ладони, периодически то открывает их, то закрывает. Я порываюсь выпалить то, что он ошибается. Не успеваю, потому что Никита прижимается лицом к моим раскрытым ладоням. Его горячее дыхание согревает холодную кожу.

— Марина для меня ничего не значит. Для меня ты — все, — целует, я начинаю дрожать. В его голосе слышу нотки грусти. — Я очень боюсь, что однажды уйдешь. Уйдешь к тому, кто тебя бросил с ребенком. Ты имеешь слишком доброе сердце, готовое простить даже таких кретинов, как бывшего.

— Никита… — шмыгаю носом, осторожно освобождаю ладони и обхватываю его щеки, заставляя посмотреть мне в глаза. — Ты такой смешной, — тихо смеюсь, стираю одной рукой слезы со своих щек.

— Смешной? Я тут пытаюсь ей в любви признаться, а она называет меня смешным. Ты серьезно, Аня? — прикрываю на секунду глаза. Не уверена, что услышала правильно его слова.

— Аня, тебе плохо? — беспокойный голос Никиты заставляет взглянуть на него. — Почему ты плачешь? Что-то с ребенком? Почему ты молчишь? Нервируй меня, девочка!

— Повтори еще раз, что ты сказал, — Никита задумывается, прикусываю губу. Неужели ошиблась в предположениях? Возможно, я так хочу услышать слова любви от него, что готова додумать того, чего нет.

— Я люблю тебя, — смотрим друг другу в глаза, а я все еще сомневаюсь.

— Правда?

— Правда. Люблю.

— Я тоже тебя очень люблю, Никита, — тихо признаюсь, осторожно приближаю свое лицо к нему. Он нежно прижимается губами к моим губам, ласково целует.

Все, что я успела себе надумать, придумать разлетается на мелкие осколки и ветром все разлетается по сторонам. Я верю словам Никиты. В них невозможно не поверить, эта правда в каждом жесте, в каждом вздохе, в каждом взгляде. Наша любовь не шипучее шампанское, а выстоянное временем вино. Уверена, что с каждым годом любовь будет все больше и больше настаиваться, приобретая неповторимый вкус.

— Пойдем домой, ты, наверное, вся продрогла, — Никита заботливо поднимает меня со скамейки, обнимает за плечи. С удовольствием прижимаюсь к нему, не прячу свою счастливую улыбку.

— Можно сказать, что у нас новая глава?

— Скорей это дополнение уже к написанному, новая глава начнется с рождением нашего ребенка.

— Ты сейчас про будущих детей?

— Нет, я сейчас про нашего сына, которого ты носишь под своим сердцем. Новая жизнь, новая глава в жизни, новые мы.

— Слишком умно сказал.

— Не бери в голову, — смеется, целует меня в лоб. А я и не беру. Важно то, что мужчина, которого я люблю, сейчас рядом со мной и тоже меня любит.

Аня

Задумчиво рассматриваю каталог товаров для новорожденных, Никита стоит у плиты, жарит картошку. Мужчина и кухня- это очень непривычно и волнительно. Тем более картошка в исполнении моего мужа получается очень вкусной. У меня так не выходит приготовит столь банальное блюдо.

— Я вчера на карту кинул тебе деньги, — бурчит Никита, я утыкаюсь взглядом на картинку овальной кроватки, но думаю не о ней.

— Спасибо.

— Что-то не так? — оборачивается, сощуривает глаза. Я себя выдала голосом?

Прикусываю губу, нервно барабаню по столу. Есть одна тема, о которой я не хочу говорить с ним, но стоит. Пока я работала, умудрялась отсылать маме небольшую сумму денег, оплачивала коммуналку, так как она каждый месяц жаловалась, как ей трудно с финансами. Папиной пенсии едва хватало ему на лекарства, по ее словам. Сама она уволилась, так как за отцом нужен постоянный уход. Каждый телефонный разговор я только и выслушивала жалобы и нытье на трудную жизнь. И каждый раз это меня останавливало от сообщения, что она скоро станет бабушкой, и я вышла замуж.

— Ты побледнела, с тобой все хорошо?

— Ты так часто этот вопрос задаешь, что я уже сама ищу в себе признаки плохого самочувствия, — нервно смеюсь, заправляя волосы за ухо, все еще не поднимая на мужа глаза.

— Я волнуюсь. Время идет к родам. Врач тебе не предлагал заранее лечь в роддом?

— Еще рано, Никит. Анализы все в норме, узи тоже не вызывает беспокойства. Борис Романович мной доволен, — нужно все же заговорить о поддержке мамы деньгами, но Никита как-то тяжело вздыхает, произносит:

— Мама предлагает двадцать третье феврале посидеть у нее. Отец приезжает, — я вскидываю голову, смотрю на напряженную спину Никиты.

— Ты не рад?

— Я не понимаю, что я чувствую. Спустя столько лет… Странное ощущение, — выключает газ на плите, достает три тарелки. — Когда-то я мечтал о его приезде. Хотел показать ему, чего достиг, каким стал. Но он не приехал на мой выпуск в универе, я перегорел. И вот он, привет из прошлого.

— Ты думал об отце?

— Конечно. Отчим прекрасный человек, я его боготворил, но я знал о существовании родного отца, и мне хотелось, чтобы он мной тоже гордился, — выдвигает ящик, где лежат столовые приборы. — Я иногда думаю, а что если наш сын узнает правду…

— Никит, — я бы сейчас с удовольствием вскочила на ноги, обняла его. — Он будет твоим сынок и только. Обещаю, — мне понятно его беспокойство, его переживания.

Сама не раз об этом думала и размышляла, имеет ли малыш право знать, кто его настоящий отец. И Дима… Это ведь его ребенок, пусть он далек от идеала, но он имеет право знать о существовании сына. Однако, здравый смысл никак не мог найти компромисс с чувствами. Все еще помню, как он меня послал на аборт; какое было облегчение на его лице, когда я сообщила, что ребенка нет; и какое было разочарование в глазах, поняв, что никакого нашего ребенка нет для него.

На какое-то время в кухне возникает напряженная пауза. Я присматриваюсь к Никите, он все держит в себе, губы то сжимает, то разжимает. Зовет Пашу к столу. В тишине ужинаем.