Наконец Олеся, запыхавшись и перенервничав, вбежала в дом с большим кейсом, наполненным деньгами.

— Я успела?

— Успела! Ты у меня просто молодец! Есть миллион?

— Есть. Ровно миллион, копейка в копейку. Коля, но здесь все, что было на твоих счетах, плюс кредит.

— Не страшно, Олесенька. Вернее, не это страшно. Только бы все теперь поскорее закончилось! Сейчас от них должен прийти человек, и я отдам ему деньги.

— А гарантии?

— А какие могут быть гарантии?

— Коля, я хочу быть с тобой, рядом.

И сколько Астахов ни объяснял Олесе, что это опасно, что бандиты хотят видеть его одного; сколько ни уговаривал, ни запрещал… Но когда женщина уж что-нибудь да решила… Сошлись на том, что Олеся подождет в спальне. Они поцеловали друг друга и разошлись по разным комнатам.

* * *

В это же время и Баро проверил свой чемодан с деньгами и засобирался в театр. Подошла Земфира:

— Ты уже?

— Да, Земфира, мне пора. Нельзя опаздывать, чтобы бандиты не нервничали.

— Можно, я поеду с тобой?

— Да ты что?! Ни в коем случае! Я должен быть там один! — Баро встретился глазами с Земфирой и сменил тон. — Будем надеяться, что все пройдет нормально. Они пообещали отпустить Кармелиту, как только я передам деньги.

— Ты им веришь?

— Я не выбираю — верить или не верить. У нас нет такого выбора. Они пообещали, что Кармелита приедет домой. Так что жди ее здесь, Земфира. А для меня сейчас главное — собрать всю свою силу воли в кулак и не наделать никаких глупостей. Я должен, должен выполнить все, что Рыч от меня хочет…

Будь он проклят!

— Но может быть, мое присутствие поможет тебе там? Рамир, я ведь все-таки — шувани. Возможно, мне удастся что-то сделать.

— Нет, Земфира, нет. Не хотел тебе говорить, но я попросил Миро — он меня подстрахует.

— Ну, хорошо, любимый. И все же, прошу тебя — будь осторожней!

Баро поцеловал жену и вышел с чемоданом из дома.

* * *

Астахов сидел дома, рядом с наполненным евро-купюрами большим черным кейсом, и нервно барабанил пальцами по столу. Неожиданно перед ним появился Антон и развязно бросил:

— Привет!

— Что ты здесь делаешь?

— О! А чего это ты такой нелюбезный? Я думал, ты будешь рад увидеть родного сына.

— Антон, я запретил тебе переступать порог этого дома!

— Между прочим, я по делу.

— Давай, быстро выкладывай, что там тебе от меня нужно, и уходи — я с минуты на минуту жду другого человека.

— Я знаю. Только не другого, этот человек — я. Астахов недоуменно молчал, и Антон вынужден был пуститься в дальнейшие объяснения:

— Да, именно я — тот человек, которому ты должен отдать деньги за свою новую любимую доченьку. Я так понимаю, что вот эти деньги, — и Антон по тянулся было к кейсу, но Николай Андреевич отстранил его руку.

Антон начал с самого начала, повторил все еще раз. Наконец Астахов произнес:

— Значит, Максим был прав. Ты и в самом деле участвуешь в похищении Кармелиты.

— Э, нет! Я никого не похищал. Я только посредник между тобой и похитителями. И все.

— Ты знаешь, где Кармелита?

— Нет. Не знаю и предпочитаю не интересоваться. Мое дело — только забрать деньги.

— И у тебя хватает наглости, Антон, являться ко мне за этими деньгами?

— Хватает, хватает. Деньги не пахнут.

— М-да, не знал, что мой родной сын — такая дрянь!

— Ах-ах-ах! Мало ли чего ты еще не знаешь… "Например, того, что вовсе я тебе и не родной, и не сын!" — чуть было не сорвалось у Антона, но на всякий случай эту новость для Астахова он решил приберечь на потом.

Глава 7

Баро зашел в пустой полутемный театр, поставил чемодан рядом с собой на сиденье, еще раз обвел взглядом зал. И в этот момент на сцену из-за кулис вышел Рука, уже держа Зарецкого на мушке пистолета.

"Ну вот, а Миро еще предлагал, чтоб за кулисами Степка стоял. Слава тебе, Господи, что я не согласился — а то б тут уже могло быть Бог знает что!" — все это пронеслось в голове у Баро за долю секунды. Да только не знал цыганский барон, что Миро, затаившись с рассвета на улице, не только проследил взглядом за зашедшим полчаса назад в театр Рукой, но и пробрался за ним следом. Крадясь бесшумно, как лесная рысь, Миро тоже оказался за кулисами, буквально в нескольких метрах от Руки, и сейчас, задержав дыхание, ловил каждый звук.

— А ты вовремя пришел, — бросил Рука Зарецкому, усмехаясь. — Молодец, пунктуальный!

— Где Кармелита?

— Не спеши, цыган, не спеши. Всему свое время. Сначала деньги, потом Кармелита. Но деньги — вперед!

— Мне нужны гарантии. Где моя дочь?

— Тебе же сказали: отдашь деньги — получишь дочку. А где она сейчас — могу тебе сказать.

Баро напрягся…

— Она сейчас под прицелом! — и Рука с удовольствием засмеялся собственной шуточке.

— Я хочу с ней поговорить.

— Уж прости, цыган, но условия здесь ставишь не ты. Гони деньги!

Баро размахнулся и бросил тяжелый чемодан на сцену, к ногам Руки.

— Вот, молодец! Так-то оно лучше, — и, не сводя пистолета с Баро, Рука стал открывать чемодан.

Зарецкий присел на кресло в зрительном зале, а Рука взял одну пачку денег наугад, поднес к лицу и потянул носом воздух. На его лице расплылась блаженная улыбка.

— Никогда не видел столько денег сразу!

— Успеешь еще насмотреться — отпустите мою дочь!

— Ты погоди, нужно же все проверить, а вдруг ты нам липу подсунул? Вы ж, цыгане, — такой народ, что глаз да глаз нужен!

— Слушай, ты, щенок! Закрой свой поганый рот!

В это же мгновение Миро в темноте кулис вытащил свой нож. Одинаковая гримаса ненависти исказила лица обоих цыган.

— Тише, тише! — Рука покачал пистолетом. — Смотри, не делай глупостей!

Баро и Миро одновременно вспомнили и о том, что Кармелита — по-прежнему в руках злодеев, и об участи, постигшей Бейбута. Миро беззвучно спрятал нож.

Баро шумно, с ненавистью, сплюнул.

— Ты получил деньги? Теперь давай, звони своим и скажи, чтобы отпустили мою дочь!

* * *

Леха сидел рядом с лежащей на сырых камнях связанной Кармелитой. Он бесцеремонно рассматривал девушку в тусклом свете переносного китайского фонаря.

— Да, красивая ты девка, жалко будет тебя кончать. Но придется! — он шумно вздохнул. — Но жалко.

А Кармелита лишь мычала что-то в ответ через залеплявший ей рот кусок скотча.

— Понимаешь, зря ты Удава видела. Если б не видела — может, и жива бы осталась. Хотя тоже вряд ли — уж очень он на вас, на цыган, злой… Ну что ты там хочешь мне сказать?

Кармелита все продолжала мычать сквозь скотч, и Леха решился его на минутку снять — ему становилось скучно.

— Отпусти меня, а? — стала упрашивать бандита Кармелита, как только смогла это сделать. — Отпусти! Я тебя никогда не видела и видеть не хочу, а мой отец тебя за это озолотит!

— Ах вот оно что! Ну и сколько же он мне за тебя отвалит?

— Сколько хочешь! Уедешь, скроешься, жить хорошо будешь!

— Предложение, конечно, заманчивое. Но лучше уж быть без денег, зато живым. Я против Удава не пойду — он кого хочешь из-под земли достанет!

— Да это Форса вашего самого из-под земли достанут и вас всех вместе с ним, если со мной что-то случится! Понял?

— Я ж говорю: зря ты про Форса-Удава узнала, на погибель себе. Ну не любит он, когда его узнают. Понимаешь — не любит!

— Все равно все узнают!

— Что-то ты разговорилась, — и Леха потянулся за скотчем, собираясь восстановить в подземелье статус-кво.

Правда, самого этого слова он не знал. Но статус-кво с помощью скотча все же восстановил.

* * *

Беременная Света стояла у мольберта и рисовала. В дом вошел Форс, подошел к дочери, обнял ее за плечи.

— Новая картина? Очередной шедевр. — Да.

— Света, я пришел сказать тебе, что ты должна к вечеру собрать все свои вещи и быть готова к отъезду. Ты уезжаешь.

— Оп-па! Вот это сюрприз. Куда?

— Пока не знаю, доченька. Главное — уехать из этого города.

— Папа, что-нибудь случилось? — Света поняла наконец, что отец говорит с ней очень и очень серьезно.

— Света, я не хочу, чтобы моя дочь оставалась в городе, в котором так запросто похищают людей!

— И что… Я одна поеду? Или ты едешь со мной?

— Нет, Светочка, ты поедешь с Антоном, он — твой будущий муж, и он о тебе позаботится. Я приеду к вам позже. А ты к вечеру должна быть готова.

— Пап, я все равно не понимаю. Куда? Зачем? Почему?

— Куда угодно! Света, родная моя, куда угодно — у вас будет столько денег, что вы сможете поехать в любую точку мира!

— Да? И откуда? Ты что, банк ограбил? — Света рассмеялась. — Или, может быть, это ты похитил Кармелиту и теперь требуешь выкуп?

— Это не твоего ума дело! — вдруг сорвался на крик Форс.

Для Светы это было так неожиданно, что она даже села на табуретку и посмотрела на отца совершенно ошарашенно.

— Прости, Света, прости. Пойми, я не хотел тебе этого говорить, но я от имени Зарецкого веду все переговоры с похитителями. И я не хочу, чтобы в связи с этим моя дочь подвергалась опасности. Поэтому сегодня же ты уезжаешь!

— Папа, извини, но я никуда не поеду, — Света говорила тихо, но необычайно твердо.

— Доченька, но ты же ждешь ребенка!

— Папа, я никуда не поеду. Во всяком случае, до тех пор, пока не освободят Кармелиту.

И сколько Форс ни старался уговорить дочку, сколько ни пытался заставить ее силой — так ничего и не получилось. Он никогда раньше не видел свою Светку такой… Нет, не упрямой — такой серьезной и решительной. Но на лице у Форса отразилась не злость, а, скорее, боль. Он должен был спасти своего единственного по-настоящему родного человека — свою Светку, которая, к тому же, собиралась родить ему внука. Но именно потому, что кроме Светки в этом мире он не любил никого, да, наверное, уже никого и не полюбит — именно поэтому он не мог в такой момент поступать с ней против ее воли, ломать ее через колено.