Олег Кудрин - Во имя любви

— Я говорю о Рыче.

— О Рыче? Так ты тоже в этом замешана?

— Наоборот, мой Рыч — такая же жертва, как и твоя Кармелита, — и Люцита рассказала Максиму все, что сама узнала от своего неудачника возлюбленного.

— Люцита, я не могу во все это поверить. Ведь Рыч был там, и это именно он ударил меня!

— Я не знаю, как тебе это доказать, но он хотел помочь Кармелите…

— А может быть, ты просто плохо его знаешь? Ну, вот наверняка же он тебе не рассказывал о том, как пырнул меня ножом когда-то?

— Ошибаешься, рассказывал. А вот ты, кажется, забыл, что это именно его показания на суде спасли тебя от тюрьмы!.. А?.. Максим, пойми, и в его, и в моей жизни были ошибки, но мы оба хотим стать лучше!

— Ну, хорошо, предположим, что я в это поверю — я во все готов сейчас поверить, чтобы только помочь Кармелите, — а дальше-то что?

— Надо объединиться, нужно искать их, спасать. Ну не могу я больше сидеть, сложа руки, и ждать неизвестно чего!

— А что ж ты раньше сидела? Когда только узнала о том, что готовится похищение Кармелиты?

— Но я же знала лишь то, что Рыч собирается этого не допустить…

Максим сорвался на крик:

— Да ты понимаешь, что говоришь? Она знала! Нужно было сразу рассказать!

— Кому?

— Кому? Да мне, Миро, цыганам, милиции, мэру какому-нибудь — хоть кому-то!

Максим ушел. Люцита опять осталась одна. Разговора не получилось.

* * *

И Форс ушел. А Тамара с Антоном остались в его доме. Правда, доступ во все комнаты, кроме Светкиной студии, где Антон делал ремонт, и кухни, был Форсом на всякий случай перекрыт. Мать с сыном пили кофе. Хороший кофе, сваренный по просьбе Антона заботливой мамой Тамарой.

— Мать, я тобой просто восхищаюсь — ты потрясающе говорила с Форсом. Ты была с ним на равных!

— Учись, сынок. А то спрятался за мамкину юбку, а ведь ты уже не маленький.

— Ну, за это я только что уже поплатился.

— Каким образом?

— Ну, как же. Вот вы сейчас с Форсом все так замечательно обговорили, а мне там вроде бы и места нет.

— Отчего ж? Ты, например, можешь сейчас отвезти меня в ближайшее интернет-кафе.

— Так. А зачем?

— А затем, чтобы отправить Астахову вот это, — и Тамара положила перед сыном две фотографии: Евгении — первой жены Астахова, и Кармелиты.

— …Вот, перешлем ему эти фотографии и небольшое анонимное письмецо. А потом он сам ко мне прибежит с расспросами.

Антон не мог оторвать взгляда от двух фотографий — старой черно-белой и новой цветной.

— Боже мой, они и в самом деле чертовски похожи! — он даже не заметил, как свел в одной фразе Бога и черта. Зря свел и зря не заметил…

* * *

Войдя в кабинет Баро, Форс застал могучего цыганского барона с игрушечным медвежонком в руках. Да, этот изнывающий от горя, от беспокойства за жизнь родной дочери, снедаемый постоянным волнением, не спавший несколько суток мужик нашел в старых игрушках своей Кармелиты ее любимого медведя. И уже не мог больше с ним расстаться. Хотя бы с ним…

— Есть новости? — с надеждой в голосе встретил Баро гостя.

— Рыч снова вышел на связь. Требует денег.

— Скажи ему: деньги будут, я собираю.

— И сколько вам еще потребуется для этого времени? — Форс выдержал удивленно-недобрый взгляд Баро. — Господин Зарецкий, поймите, я спрашиваю не из праздного любопытства — Рыч торопит.

— Понимаю… Скажи, что деньги будут через два-три дня. Астахов оказался благородным человеком и обещал мне помочь.

— Астахов? Вы обратились к нему? Помнится, между вами была вражда. Не могу поверить, что вы переступили свою собственную гордость и обратились к нему.

— Да я к черту лысому обращусь, лишь бы только спасти мою дочь!

— Понимаю…

— Слушай, Леонид, а почему с нами на связь все время выходит Рыч, а не этот Удав — он же у них за главного?

— Не знаю, я ведь не Удав. Я могу только предполагать…

— И что же ты предполагаешь?

— Очевидно, Удав — это как бы их мозг. А такие люди никогда ничего конкретного не делают сами.

— Значит, Рыч — шестерка Удава? Интересно, давно ли он с ним связался.

Неужели еще когда работал у меня… Нет, не понимаю все-таки, как же он мог?

Ну, одно дело еще украсть золото — но девушку, ребенка! Как?..

Форс спокойно дождался конца монолога и так же спокойно ответил:

— Вы не заплатили за золото. Удав затаил злобу. Теперь он требует в два раза большую сумму.

— Да что ж он за человек такой, а?

— А вот этого не знает никто.

— А я узнаю. Я найду этого Удава и своими руками его разорву! И не дай Бог, если с моей дочерью что-то произойдет! Не дай Бог…

— Многие хотели бы его найти, но не удалось это пока еще никому.

— Ладно, Леонид, иди. Если Рыч снова позвонит — скажи ему, что деньги будут через два дня.

— Хорошо, — Форс собрался уходить.

— Постой. И скажи ему, чтобы с моей девочкой все было в порядке… А то… А то… Все! Иди!

Форс ушел, Баро же зарылся лицом в мягкого плюшевого медведя.

* * *

Астахов висел на телефонах, собирая наличные для Баро по всем банкам Управска и округи. А Олеся тут же в офисе работала на компьютере, когда по электронной почте пришло для Астахова письмо "высокой степени важности". Не кладя трубку, бизнесмен попросил своего любимого бухгалтера все ему распечатать, сам взял вылезающий из принтера лист бумаги, глянул в него… и вдруг, не прощаясь, на полуслове повесил трубку.

Из письма на Астахова смотрели две фотографии — его первой жены Жени и дочери Зарецкого Кармелиты. Настолько похожие друг на друга, что не сразу можно было и различить, кто где.

Под фотографиями было всего несколько строчек текста: "Николай Андреевич! Я надеюсь, вы понимаете, что это сходство не случайно. На этих двух фотографиях — мать и дочь. Кармелита — ваша дочь, господин Астахов.

Долгие годы от вас это скрывали, но настал час узнать правду… Если вам нужны доказательства, поговорите с вашей женой. Доброжелатель".

Олеся все смотрела на своего начальника и любимого. Судя по его лицу, случилось что-то ну очень необычное. Астахов перечитал письмо несколько раз и молча положил листок перед Олесей. Она тоже прочла и подняла недоуменный взгляд на адресата. Тот только пожал плечами. Потом стал нервно ходить из угла в угол.

— Ничего не понимаю. Бред какой-то. Да и не привык я верить письмам с этой милой подписью "Доброжелатель". Кармелита — моя дочь? Как это?

— Коля, подожди, давай попробуем разобраться. У вас с Евгенией была дочь?

— Нуда, я же рассказывал тебе — они обе умерли при родах.

— Или все-таки — не обе…

— Да, надо, видно, поговорить с Тамарой.

— Подожди, а при чем здесь Тамара?

— Ну как же, она ведь была акушеркой. Тогда как раз ее дежурство было, когда Женя рожала. Понимаешь, уж она-то точно знает, умерла моя дочь или нет.

— Ах да! Ты же говорил, что Тамара присутствовала при родах твоей первой жены… Вот это да! — Казалось, Олеся была поражена не столько самой новостью, сколько возникшими у нее новыми предположениями.

— Олесь, пойми меня правильно, мне надо поговорить с Тамарой с глазу на глаз. Я боюсь, что это будет очень серьезный разговор…

* * *

Рука подошел к связанному Рычу, пнул его ногой и помахал пакетом с пирожками.

— Жрать хочешь? А то девчонка отказалась. Рыч с заклеенным скотчем ртом только мычал в ответ.

Рука достал из пакета один пирожок, отклеил скотч и сделал вид, что готов покормить Рыча, но в последний момент убрал пирожок подальше, дразня пленника.

— А зачем тебе есть, Рыч? Тебе есть уже и не надо.

— Надо. Мне силы нужны. Чтобы, когда все это кончится, до тебя добраться!

— Из всего этого, Рыч, первым кончишься ты. Так что тебя если и кормить, то только на убой! — Рука усмехнулся собственной шуточке и снова заклеил Рычу рот. Потом еще пару раз от души пнул его ногой и ушел, оставив пленника валяться посреди подземелья.

Тамара вошла в свою комнату, увидела там Астахова с принтерной бумагой в руках и все поняла. Она ждала этого разговора, сама его спровоцировала и поэтому была готова сыграть свою роль.

— Коля, ты же говорил, что мы с тобой только соседи. Что же ты тогда делаешь в моей спальне? Объясни.

— Это ты мне кое-что объясни, — Астахов протянул бывшей жене листок с распечатанным письмом.

Тамара пробежала глазами так хорошо знакомое ей письмо и очень натурально изменилась в лице, изобразив ужас.

— Откуда это у тебя?!

— По электронной почте пришло, — Астахов подошел к ней вплотную. — Это правда?

Теперь Тамара, для пущей натуральности, играла женщину, которая пытается соврать и выкрутиться:

— Нет, нет, ну это же просто бред какой-то… Коля, ты что, доверяешь анонимкам?

— Значит, это неправда?

— Ну, не совсем. О, Господи!.. — Тут был один из самых ответственных моментов в актерском развитии Тамариной роли. — Ладно, рано или поздно ты все равно узнал бы об этом. Лучше, если я расскажу тебе сама. Ты лучше сядь, Коль, сядь.

— Я хочу знать правду. Кармелита — моя дочь? И вот наконец Тамара перешла к образу женщины, которую вынудили во всем признаться:

— Да, — она несколько театрально взмахнула рукой. — Кармелита — твоя дочь…

В голове Астахова все перемешалось. И, чтобы как-то переварить эту кашу, он попросил Тамару:

— Тамара, пожалуйста, повтори.

— Кармелита — твоя дочь! — женщина мастерски сорвалась на крик.

— Значит, моя дочь не умерла тогда с Женей? — Нет.