— А может быть, это просто совесть у нее проснулась, и она наконец перестала выгораживать своих цыган?

— Конечно, перестала — под твоими угрозами!

— Это она тебе сказала об угрозах?

— Не важно, кто и что мне сказал.

— Да нет, как раз очень важно. Она все это тебе сказала только потому, что хочет казаться лучше в твоих глазах!

— Кармелита не станет меня обманывать!

— Доченька, мне очень больно от тебя это слышать. Скажи, кому ты больше веришь: Кармелите или своему отцу?

— Знаешь, папа, мне и самой это очень больно, но Кармелите я сейчас верю больше.

Форс помолчал, потом заговорил о другом:

— Девочка моя, скажи, как ты? Как твой ребенок?

— Папа, не надо менять тему. Ты спросил, кому я больше верю, — я тебе ответила. Теперь ты ответь мне.

— Света, я не знаю и не могу знать точно, зачем твоя Кармелита выдумывает все эти истории о запугивании. Но, возможно, она хочет изменить показания и таким образом готовит себе пути к отступлению. Ну, якобы на нее оказывали давление.

— Другого я от тебя и не ожидала. Папа, Кармелита на такие хитрости не способна — не нужно мерить всех по себе!

— Нет, Света, это как раз ты всех меряешь по себе. А вокруг тебя далеко не такие простодушные и наивные люди, как ты. И особенно эта твоя Кармелита!

— Я тебе не верю!

— Не понимаю, чем я это у тебя заслужил, — в словах Форса сквозила горечь обиды. — Я всю жизнь работал, старался, все делал только ради тебя. И что в итоге?

— Ой, папа-папа… В итоге ты в тюрьме. А я переехала в дом к Астахову.

— Ты все-таки живешь с Антоном?

— С Антоном? — Света криво усмехнулась. — Антон не захотел связывать свою судьбу с дочерью криминального авторитета.

— Это его слова? — Да.

— Подонок! Нет, ну редкий подонок!.. И это после всего, что я для него сделал…

— Да, ты для него сделал много — после вашей совместной деятельности Астахов выгнал его из дома! — заметила Света с сарказмом.

— Светочка, я, в каком-то смысле, действительно перед всеми виноват, но вовсе не в том, в чем меня обвиняет следствие. И я очень скоро это докажу!

Надзиратель посмотрел на часы и стал торопить Форса.

— Вот увидишь, дочка, я докажу это — и очень скоро выйду отсюда. Вот тогда мы и решим все наши с тобой проблемы, ладно?

— Ну, допустим, а кто же тогда во всем виноват?

— Цыган один — Рыч. Он уже почти было выкрутился. Но я объяснил следователю, кто виноват на самом деле, — и его объявили в розыск. Вот увидишь, его найдут — и меня выпустят!

Форса увели, а Света так и не поняла, верить ли ей словам отца или нет.

Как только Форс оказался в камере и собирался присесть на койку, как замок двери вновь лязгнул. На пороге стоял все тот же надзиратель.

— Гражданин Форс, следователь разрешил вам еще одно свидание — идемте!

На этот раз в комнате свиданий его ждала Тамара.

— Тамара Александровна? Вот уж не ожидал!

— А вы прекрасно выглядите, Леонид!

— Хороший комплимент для арестованного. Но, я думаю, вы пришли не только для того, чтобы сказать мне пару приятных слов?

— Не только. Честно говоря, я пришла просить у вас помощи.

— У меня? — и Форс вновь изобразил крайнее удивление. — Да чем же я здесь, в тюрьме, могу вам помочь?

— Леонид, такие люди, как вы, не теряют влияния даже в тюремной камере!

— Насколько я понял, комплименты продолжаются. Но все-таки, чем я могу вам помочь?.. Хотя, осмелюсь предположить, что речь пойдет о деньгах, не так ли?

— Да, Леонид, о деньгах. Об астаховских деньгах. Форс внимательно слушал.

— Дело в том, что он хочет развода. А я хочу при разводе половину имущества и капитала.

— Неужели вы обращаетесь ко мне, как к адвокату? Но вряд ли ваш бракоразводный процесс перенесут ко мне в камеру.

— А что бы вы мне тогда посоветовали?

— Ну что ж, линию поведения вы выбрали, на мой взгляд, верную — отсудить у Астахова половину при разводе сложно, но можно. Торгуйтесь, тяните время — а я тут, на нарах, долго задерживаться не собираюсь!

— Тянуть время, я понимаю… Но мне нужны хоть какие-то деньги уже сейчас…

— И я вас понимаю. Больше того, готов предоставить вам некоторую ссуду.

Но прежде мне бы хотелось оговорить некоторые условия… Тамара Александровна, расскажите мне, как складываются отношения у вашего сына с моей дочерью?

— Надеюсь, что хорошо, — притворилась Тамара. — Вы знаете, я как-то не отслеживаю личную жизнь сына.

— А стоило бы отслеживать! — голос арестованного адвоката стал очень жестким. — Ведь речь идет об их будущей семье и о нашем с вами будущем внуке!

— Думаю, что вы, как всегда, правы, Леонид, — Тамара почла за благо не спорить.

— По моим сведениям, Тамара Александровна, отношения вашего Антона с моей дочерью складываются не очень хорошо. Более того — он высказался в том смысле, что не желает жениться на дочери криминального авторитета.

— Неужели он так и сказал? — Тамара сделала удивленное лицо. — Не может быть!

— Я бы сказал иначе — так не должно быть! И вам следует повнимательнее следить за своим сыном, потому что такие его высказывания могут сильно осложнить наши с вами отношения! — Форс тщательно проговаривал каждое слово, а Тамара ежилась под его колючим взглядом. — Тем более, что, как вы верно заметили, некоторые люди даже в тюрьме сохраняют свое влияние…

— Я обещаю вам, Леонид, поговорить с ним. И надеюсь, исправлю ситуацию.

— Уж будьте любезны, постарайтесь это сделать! А что касается вашей проблемы с деньгами, то решить ее несложно, — лицо Форса вновь приобрело свое обычное умиротворенное выражение.

— Я была бы вам очень признательна, — выдохнула Тамара с облегчением.

— Я скажу вам, где и у кого взять денег. И как их потратить… Вам нужно прийти в мэрию, в кабинет к Евгению Анатольевичу Чаеву, а уж он сделает все, что нужно.

И Форс дал Тамаре самые подробные инструкции, имена и номера телефонов.

* * *

В кабинет к следователю Солодовникову ввели Рыча.

— Ну, здравствуйте, гражданин Голадников! Очень рад, что мы с вами наконец-то встретились. Вы так долго избегали этой встречи, и признаю, у вас были к тому очень веские основания. Ну что ж, начнем. Вы понимаете, почему вы здесь?

— Догадываюсь. Хотя мне казалось, что все уже позади.

— Да нет, такое оставить позади очень сложно. То, что вы натворили, так просто не забывается и не вычеркивается ни из биографии, ни из уголовного дела!

— А можно из всего, что я натворил, узнать, о чем конкретно идет речь?

— Обо всем по порядку, Голадников, — и следователь раскрыл дело. — Вы похитили слиток золота у гражданина Зарецкого и требовали за него выкуп.

Входе неудачного обмена денег на золото вашими сообщниками был убит гражданин Милехин. Вы угрожали жизни дочери Зарецкого. Затем вы похитили ее с целью получения выкупа и держали в приволжских катакомбах.

Солодовников оторвался от чтения документов:

— Всех ваших подвигов, гражданин Голадников, хватит на то, чтобы осудить вас на очень-очень большой срок. Я надеюсь, вы это понимаете?

Рыч кивнул.

— Тогда давайте, Голадников, попробуем говорить с вами откровенно. Во всех этих преступлениях так или иначе замешан некто по прозвищу Удав. Вам он, надеюсь, известен?

— Гражданин следователь, давайте говорить, и отвечать я буду только за себя.

— Вот это вы верно сказали. Очень верно — именно за себя! — Солодовников выдержал паузу. — Потому что именно вы и есть этот самый пресловутый Удав!

— Что?! — Рыч вскочил со стула. Он ожидал чего угодно, но только не этого.

Но в этот момент дверь кабинета распахнулась как от порыва сильного ветра, и в кабинет ворвалась разгневанная Люцита, которую не смогли сдержать три милиционера.

— Да пустите же меня! Пустите! Богдан, расскажи им всю правду!

Расскажи, как все было! Не молчи, прошу тебя!

— Кто позволил вам сюда врываться? — Солодовников был возмущен столь бесцеремонным поведением.

— Я - его невеста! И я хочу, чтобы вы знали всю правду! Слышите? Всю!

И сколько ни объяснял ей следователь, что присутствовать на допросе она не имеет права, Люцита стояла на своем. В конце концов Солодовников махнул на нее рукой и даже заинтересовался тем, что же именно она так упорно просила Рыча рассказать. И он разрешил Люците остаться.

— Тоже мне, декабристка… Ну, и кем вы приходитесь задержанному?

— Меня зовут Виноградова Люцита Мирчуевна. Я — невеста Богдана Голадникова, — добившись своего, цыганка старалась держать себя в руках.

— Что вы можете сообщить следствию?

— Я хочу вам сказать, что Богдан невиновен. И я могу вам это доказать — он хотел помешать похищению Кармелиты!

— Значит, Голадников знал о готовящемся похищении? — следователь стал привычно иезуитствовать.

— Да, знал… Но он вынужден был молчать, его заставили.

— Заставили? Его пытали? Что-то я не вижу на нем следов пыток. А теперь подумайте сами, барышня: Голадников знал о предстоящем преступлении, но никого не предупредил.

— Он пытался… — Люцита растерялась.

— Пытался? Не смешите меня! Кого? Предупредил он хоть кого-то?

— Нет, — произнесла цыганка едва слышно.

— Пойдем дальше. Кто вынудил Голадникова участвовать в похищении?

— Удав.

— Вы когда-нибудь видели этого Удава?

— Н-нет, — ответила Люцита неуверенно, но тут же спохватилась и добавила: — Но Богдан не раз говорил с ним при мне по телефону.

— Вы лично хотя бы голос этого Удава слышали?

— Нет…

— Жениха пытаетесь выгородить? Не выйдет!