Глава 23

Табор вернулся! Табор вернулся! Радовались со слезами на глазах, когда уезжали. И плакали с улыбками на устах, когда вернулись. И устроили настоящий цыганский праздник. Благо, дом Баро большой: места и радости на всех хватит!

В разгар этого шумного веселья вошла туда — вклинилась — Люцита.

Спросила, вроде бы негромко, но так резко, жестко, по-змеиному, что и музыка, и пение, и танцы — все сразу же затихло.

— Все здесь?

Все обернулись, посмотрели на нее. Тогда несчастная влюбленная продолжила:

— Это очень хорошо, что вы вернулись. Очень! Я буду рада сказать то, что хочу, при всех!

— Что случилось, Люцита? — заботливо спросил Баро.

Не сразу ответила дочь Земфиры, совсем не сразу. Дала волне всеобщего любопытства набрать силу. Да с этой волной и выплеснула на отца-отчима злые слова:

— А то, что всегда случается с твоей дочкой! С Кармелитой.

— Люцита!.. — попробовал ее урезонить Зарсцкий, мол, люди вокруг, неудобно же…

— Она не достойна быть ни цыганкой, ни тем более вашей дочерью! — еще более зло и жестко продолжила Люцита.

— Я последний раз спрашиваю, что случилось?

— А то!.. То, что Кармелита предала всех цыган! Предала всех нас!

Все посмотрели на юную хозяйку дома. Кармелита опустила голову. Люцита с вызовом встала напротив нее.

Цыгане замерли.

— У вашей Кармелиты, уважаемый Баро, нет ни капли совести. На самом деле она всех обманывает и предает!

— Замолчи! — опомниласьнаконец Кармелита. — Не смей говорить такое. Я не сказала ни слова неправды!

— Опять лжешь!

Баро не на шутку разнервничался. Но при этом изо всех сил старался держать себя в руках:

— Люцита, для того, чтобы так говорить, нужно иметь очень веские основания… Ты это понимаешь?

— Понимаю! Еще как понимаю! Богдан в тюрьме.

Цыгане покорно покачали головой. За века цыганской истории новость о том, что кого-то утащили в тюрьму, стала грустной, но обычной. Необычным было то, что Люцита сказала дальше:

— Его обвиняют в том, что он — Удав.

— Что? Что за бред? — искренне удивился Баро. — Все знают, что Удав — это Форс!

— Знают-то все. Но не все говорят! Вот и Кармелита не сказала об этом следователю!

Зарецкий развернулся к дочке, строго, по-отцовски посмотрел на нее:

— Доченька, ты что, и вправду ничего не сказала?.. Кармелита стояла, опустив голову, безвольно, плетьми свесив руки, как ивушка речная. И молчала.

— Ну?! Ну что же ты молчишь? Давай, скажи, что я говорю неправду! Если это неправда…

Люцита подошла поближе к Кармелите, стараясь заглянуть ей в глаза.

Кармелита прятала взгляд и никак, никак не могла даже самой себе ответить на вопрос, что же сейчас делать, как объяснить все — страх, засевший в голове после похищения, торжество, всевластие и безнаказанность бандитов, запугивавших ее…

К дочке снова обратился Баро:

— Кармелита, ты не сказала в милиции, что Форс — это Удав?

— Не сказала.

— Но почему?

— Я не могу это объяснить.

— Ты никак не можешь простить Рыча? — мягко спросил Зарецкий.

Тишина. Кармелита стояла, опустив голову, молчала. Тогда Баро продолжил:

— Конечно, он натворил много бед, связался с бандитами… Но в том, что с ним случилось, — все так сложно, напутанно. Есть и моя вина.

— Ты ни в чем не виноват, Баро! — вступил в разговор Миро. — Ты же понимаешь, что все тобой сказанное — это не оправдание для его преступлений.

— Но он же наш! Он цыган! — сказал Баро. — Мы не можем оставить его в беде! Кармелита, ты понимаешь: своим молчанием ты топишь Рыча?

— Ты скажешь правду в милиции?! — заговорила снова Люцита. — Ты подтвердишь следователю, что Удав это Форс?!

И вновь Кармелита не смогла ничего сказать, только на глазах ее выступили слезы.

— Вот! — сказала Люцита, указывая на сводную сестру. — Вы видите?!

Теперь вы понимаете, кто она?! Что же вы-то молчите, ромалы? — бросилась к Миро. — Ты же вожак! Заставь ее! Заставь сказать правду! Пусть она поможет Рычу!

Но Миро только отвел глаза.

— Что же ты молчишь?! А вы?.. Все вы?.. Почему молчите? Неужели вам все равно, что пострадает невиновный человек?!

— Подожди, Люцита… Постой… — Миро обернулся к бывшей своей невесте. — Кармелита, ты знаешь, по приказу Удава убили моего отца…

— Не только Бейбута. Вспомни! — наступала Лю-цита. — Тебя самого тоже чуть не убили из-за Удава! Но ей и на это наплевать!

— Люцита, остынь!.. Кармелита, от тебя сейчас зависит, будет наказан настоящий убийца или нет, — сказал Баро. — Объясни нам, пожалуйста, почему ты не хочешь рассказать правду? Кармелита, да не молчи же ты!

"Но как? Как объяснить им все?" Люцита вновь подошла к Кармелите, посмотрела на ее слезы. У самой глаза тоже намокли.

— Ты отняла у меня Миро, хоть он и не был тебе нужен… Теперь ты хочешь отнять у меня Богдана? Просто чтобы не дать мне быть счастливой? Так?

— Нет. Это не так… — наконец-то проговорила Кармелита.

— Ты просто не выносишь чужого счастья. Разве может быть кому-нибудь хорошо кроме тебя?

— Нет! Нет! Я хотела, чтобы вы были счастливы!

— Это все только слова. А дела говорят о другом. Я не верю тебе. Ты выгораживаешь Форса ради своей подруги — Светки.

— Это неправда!

— Правда!

Тут уж и Максим вступил в разговор:

— Подожди, Люцита… Кармелита, ты что, действительно помогаешь Форсу из-за Светки?

— Да никому я не помогаю! Я просто хочу спасти… — вдруг проговорилась — почти проговорилась Кармелита.

— Кого?

"Да тебя! Тебя, дурачок!" — хотелось выкрикнуть ему в глаза.

— Не молчи, скажи, кого ты хочешь спасти? — настаивал Максим.

— Не могу…

— Ты не можешь сказать? Но почему?

Кармелита выбежала из дома, рыдая. Максим хотел пойти вслед за ней. Но Люцита остановила его, схватив за руку.

— Помнишь, сколько сил я потратила на то, чтоб убедить тебя пойти со мной в катакомбы, спасти ее и Рыча?

— Я все помню, Люцита. — Максим попытался освободить руку, но Люцита не отпускала его.

Влюбленные и разозленные женщины бывают очень сильны.

— Помнишь, как мы спасли их… Ее? И чем она теперь платит? А ты снова готов бежать за ней. Ты слеп, Максим… Ты…

Не договорив до конца, Люцита соскользнула на пол — потеряла сознание.

Миро поднял ее на руки и бережно перенес на диван.

* * *

Что ж такое происходит! Беременная женщина — чудо из чудес. Она должна беречь себя и того, кто внутри: питаться качественным, смотреть на прекрасное, слушать — изысканное. А в Светиной жизни все получалось совершенно иначе. Одна беда за другой. И все совершенно разные. Наверно, чтоб ей скучно не было.

Отец — в тюрьме. Страшная новость. Особенно, если отец тертый адвокат, сам не раз вытаскивавший из тюрьмы других. И уж если он оказался за решеткой, сомнений никаких — делодействительно плохо.

Комната свиданий показалась Форсу светлой и радостной. А Свете — мрачной, если не ужасной.

— Здравствуй, дочка! Спасибо, что опять пришла.

— Здравствуй.

— Как же я по тебе соскучился… Спасибо за то, что навещаешь, не оставляешь отца в беде…

— Да, конечно, как иначе. Я — дочь, — трудно говорить, когда не знаешь, что сказать.

Но Форс сам помог с выбором темы:

— Вот, столько лет людей отсюда вытаскивал, а сам в конце концов попал.

Сказано это было настолько иезуитски, по-адвокатски, что Света не сдержалась, тяжелым камнем бросила слова:

— Хватит, не нужно! Совершил преступление — отвечай за него…

Усмехнулся Форс. Жизнь приучила его всегда в любой ситуации быть готовым к любой реакции собеседника.

— Ну, Светочка! Что ты говоришь. Вообще-то, как дочь юриста, ты должна знать, что существует такое замечательное понятие, как презумпция невиновности. Человека можно назвать преступником только после решения суда.

— Папа, я сюда пришла не юридические тонкости обсуждать!

— А зачем? Зачем ты пришла? Чтобы обвинить родного отца?! Милая, не волнуйся. Обвинителей и без тебя хватает.

— Я пришла сказать, что у нас с Антоном все кончено.

— Большая новость!.. Я думал, действительно что-то интересное расскажешь…

— Нет, ты не понял. Все кончено, навсегда! Не надо, пожалуйста, ко мне его подсылать, не надо пытаться нас помирить, не надо!

— Девочка моя, успокойся, я же хотел как лучше. Просто пытался тебе помочь. Трудно одной растить ребенка…

— Хочешь мне помочь, сделай так, пожалуйста, чтоб я его больше вообще никогда не видела!

Форс тяжело вздохнул: "Что за комиссия, Создатель, быть взрослой дочери отцом!" Особенно, когда дочь не только взрослая, но и беременная. Тут-то самому в тюрьме не сладко. И дочка, вместо того, чтоб поддержать, наезжает, не хуже прокурора. А все одно, нужно и самому держаться, и ее морально поддерживать.

— Доченька, мне кажется, ты зря так настроена против Антона.

— Я уже все решила, папа.

— А по-моему, ты… Ты слишком торопишь события. Подумай, ведь Антон неплохой парень. И, к тому же, богатый наследник…

— Да успокойся, был, был твой Антон богатым наследником. Все, выгнал его Астахов.

— Милая, как известно, блудные дети самые любимые. Как выгнал его Астахов, так и обратно примет.

— Да мне все равно, пожалуйста, пусть принимает, кого хочет! Только я этого человека простить уже не смогу. И так больно… Если бы не ребеночек, не маленький, жизнь сейчас вообще бы стала совершенно пустой…

— Света, ты еще так молода. И не все понимаешь. Антон — отец твоего будущего ребенка!