Пустые, ненужные слова. Степан с грустью смотрел на Максима и Миро. Как смешно они выглядят в своих попытках защитить и оправдать Кармелиту. И как жалко Люциту.

— Я провожу тебя, — сказал наконец Степан. Он совсем не чувствовал, что в своих попытках всегда и везде защитить Люциту тоже, наверно, выглядит немного смешно.

Глава 25

Новый следователь Ефрем Сергеевич Солодовников читал какое-то дело. А Форс все не шел из головы.

Когда Солодовникова переводили в Управск, он и подумать не мог, что здесь все так сложно и запутанно. С виду тихий мирный городишко. А оно вот как оказывается… Похищения, мафия настоящая. У Форса — какие-то загадочные высокие покровители. Поговаривают, что тут планируется строить что-то большое, с серьезными инвестициями из Центра. А значит, есть выходы прямо на Москву.

Черт возьми! Страшновато. Как бы не угодить в эту мясорубку. Очень осмотрительным нужно быть, очень! Нельзя переть на рожон. Лавировать надо, аккуратно, между всеми. Чтобы потом оказаться со всех сторон чистеньким. И, если получится, с наваром. Хоть в виде новых звездочек на погоны. Хоть в любом другом виде… Деньги, процент в бизнесе…

В кабинет вошла дочка этого самого, недавно отпущенного, Форса.

— Здравствуйте!

— Здравствуйте, Светлана… Леонидовна!

— Извините. Напомните, пожалуйста, как вас зовут.

— Ефрем Сергеевич.

— Ефрем Сергеевич, я могу задать вам один вопрос?

— Да, присаживайтесь. Знаете, вообще-то в милиции существует классическая фраза "вопросы здесь задаю я"…

— Ну, может быть, один раз можно… Тем более, когда такой вопрос. В общем, скажите мне: вы считаете моего отца преступником?

Забавная девочка. Неужели она и впрямь считает, что сейчас следователь, да еще и новенький, начнет ей чистосердечно рассказывать, что он думает.

— Светлана, это не такой простой вопрос, как вам кажется. Есть такое понятие — "презумпция невиновности".

— Да, да, спасибо, я знаю. И все же…

— Мы только что отпустили вашего отца. Отпустили потому, что у нас нет улик, подтверждающих его преступления. Так что по закону ваш отец не виновен.

— По закону? Вы говорите — "по закону". Ну а вы-то сами как думаете.

Ваше мнение?

Вот же надоедливая какая!

— Извините, но почему вас так интересует мое личное мнение?

— Понимаете, вы профессионал. Вы знаете обо всех фактах. Вы говорили, ну, то есть опрашивали множество людей. Поэтому мне очень важно знать ваше мнение. Мой отец преступник?

Какая наивность. Что же ей сказать? Сказать можно что угодно… Пожалуй, лучше всего оставить в напряжении — "да, отец ваш — преступник, но доказать это я никак не могу". А если эта девочка, эта беременная пионерка, этот честный птенчик что-нибудь принесет в клювике против собственного папашки — тем лучше. Лишний компромат в сложном деле никогда не помешает.

— Да, ваш отец — преступник. Я так считаю… — следователь самыми честными в мире глазами посмотрел в глаза Свете.

Она погрустнела.

— Значит, все-таки это правда, мой отец преступник, бандит. Господи, ну зачем же ему это нужно! Он же прекрасный адвокат.

— Да. Ваш отец действительно очень талантливый адвокат. Именно поэтому он и смог опровергнуть все наши обвинения. А зачем ему это нужно?

Ефрем Сергеевич неторопливо закурил сигарету, красиво выдохнул дым и даже пустил пару идеальных по форме колец.

— Это как раз очень просто. Когда соприкасаешься с криминальным миром, сам невольно становишься его частью, перенимаешь его психологию. Да если еще ты человек талантливый — а ваш отец очень талантлив, — появляется желание… как бы это сказать… Знаете, у нас в университете, на юрфаке, так говорили: "Если пьянку нельзя предотвратить, ее нужно возглавить!" Понимаете, о чем я?

Света кивнула головой.

— Ваш отец хотел зарабатывать больше, чем зарабатывает адвокат, а потом еще больше. И еще, и еще… И теперь, чтобы достичь своих целей, он не остановится ни перед чем. Так что ваш отец действительно очень опасный преступник. И рано или поздно я обязан это доказать. Потому что это моя работа, — патетически закончил Солодовников.

— А если будет слишком поздно? — грустно спросила Света. — Если он успеет еще натворить бог знает что.

— Я постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы не допустить этого…

Хотелось плакать, но Света не заплакала, а просто вышла из кабинета и тихонько притворила дверь.

Ребеночек вел себя тихо. Наверное, грустил вместе с мамой по деду.

* * *

Люцита вошла в Земфирину палатку, в которой давно уже не была. Вслед за ней вошел Степан. Цыганка все никак не могла выговориться.

— Но почему? Почему все защищают Кармелиту? Если бы она рассказала правду, Богдана могли бы уже отпустить.

Степан смущенно молчал. Он готов был защищать Люциту, как угодно и от кого угодно. Но когда речь заходила о Рыче, сердце возмущенно взбрыкивало.

— Твой Богдан — преступник. И то, что его посадили, — это справедливо, — чуть не выкрикнул молодой цыган.

Люцита гневно посмотрела на Степана, но потом устало, упавшим голосом сказала:

— И ты против меня. Не только они. Но и ты… Даже ты…

— Нет, нет, — Степан говорил горячо, как никогда. — Я не против тебя.

Просто хочу, чтобы ты была честна сама с собой. И не пыталась обвинять Кармелиту. Кармелита больше всех пострадала. Ее похитили и чуть было не убили. И твой Богдан принимал в этом участие.

— Неправда! Сотый раз говорю всем вам — неправда! Он хотел помешать похищению…

— Почему же не помешал?

Люцита промолчала. Не потому что ей нечего было сказать. А просто оттого, что иногда наступает такая усталость… И нет уже сил спорить, снова доказывая вещи, для тебя очевидные, но для других — непонятные.

Степан же пенял ее молчание совсем иначе.

— Вот. Нечего тебе сказать. Потому, что он и тебе всей правды не говорит. Не верю я ему. И ты не верь. Ты не должна ему верить, этому бандиту.

— А кому же я должна верить?

— Мне, — величественно ответил Степан.

— Какой же ты… Как ребенок. Знаешь, Степка, в тебе сейчас говорит ревность. Ты никак не можешь простить Богдану, что я выбрала его. Разве не так?

— Да, может, ты и права. Но ведь и вправду… Я просто не понимаю, не могу понять, почему ты, честная, красивая, молодая цыганка, выбрала такого бандита, как Рыч.

— Я далеко не такая хорошая, как ты обо мне думаешь. И если бы ты знал обо мне все, возможно, и говорить со мной бы не стал.

— Что ты, что ты? Нет, — заговорил Степан с прежней горячностью. — Нет.

Не наговаривай на себя, Люцита. Да что бы ты ни сделала, я никогда не отвернулся бы от тебя.

— Вот видишь, как все получается. Ты от меня не отказался бы?

— Нет!

— Вот и я никогда не откажусь от Богдана. Для меня он мой единственный.

И поверь, он очень раскаивается в том, что успел наделать плохого.

Степан отвернулся от Люциты. Она подошла к нему поближе.

— Поэтому, Степочка, если ты хочешь быть мне другом, то должен смириться с тем, что я выбрала не тебя. Обещаешь?

— Обещаю! — сказал он с тяжелым вздохом.

* * *

С ужасом следила Кармелита за тем, куда везет ее Форс. А добрый "дядя Леня" направился прямиком ко входу в катакомбы, тому самому, из которого она убегала.

Господи! Неужели сейчас все повторится?

Машина остановилась. Форс вышел, открыл Дверь, галантно протянул Кармелите руку. Что же делать? Может, забиться в истерике, оттолкнуть его, попробовать убежать? Но Леонид Вячеславович посмотрел на нее своим знаменитым удавьим взглядом.

И Кармелита вышла из машины, опершись на его руку. И пошла вместе с ним в катакомбы. В темноте Форс достал из тайника фонарь, зажег его.

— Зачем вы привели меня сюда? — спросила Кармелита.

— Чтоб спокойно поговорить.

— А других мест, значит, нету?

— Нету. Здесь же нам точно никто не помешает.

— А я не хочу с вами…

— А я хочу. Хочу с тобой поговорить. И потом, это место должно оживить твою память.

— И я понимаю, зачем вам это нужно. Только, может быть, хватит уже меня мучить? Я, кажется, все сделала, как вы хотели, сказала про вас и про Рыча… так как вы хотели. И вы оставьте меня в покое…

— Оставить в покое? Да? А зачем ты приходила в милицию? Зачем?

— Чтобы правду сказать.

— Правду… И это ты называешь "все сделала, как вы хотели". Ты считаешь, это мудро?

— Нет, наверно. Но я не могу больше врать.

— Придется. Или хочешь, чтобы все повторилось? — прошипел Форс ей в лицо. — Учти, мне терять нечего! Я готов пойти до конца! Можешь представить, каким будет этот конец? К тому же ты, наверное, уже поняла, что мне удается выйти сухим из любой ситуации?

Кармелита испуганно посмотрела на Удава. Да, все возвращается.

— Но зачем? Почему, почему именно я? Бедная девушка, она сказала фразу, которую так любят все шантажисты, — "почему именно я?". Эти слова означают, что собеседник сломлен.

Но Кармелита еще пыталась сопротивляться:

— Хотите опять приняться за старое? Вас же посадят… Лучше бы внуком будущим занялись.

— Не морочь мне голову. Лучше рассказывай, что ты там собиралась поведать милиции.

— Я всего лишь хотела сказать, что Рыч — никакой не Удав…

— То есть все поперек тому, что тебе наказывали! И тем самым подписать смертный приговор себе и Максиму? Умно!

— Может быть, и глупо. Но… Вы не понимаете… Пока дело касалось меня и Максима, я молчала… но теперь… Теперь…

— Что же изменилось? Что "теперь"?