— Как это "не спеши"?! Ты не понимаешь, что происходит?!

— Нет. А что происходит?! Ты знаешь?! Я — нет! Ты предлагал во всем разобраться?! Вот давай разберемся…

— Давай разберемся. Какие есть предложения?

— Поразмышляем вслух. Кармелита при всех отказывается подтвердить очевидное, что Удав — это Форс. Из-за этого рее подозревают Рыча…

Получается, кроме слов Кармелиты, у следствия нет улик против Форса?!

Максим не сразу переварил все сказанное.

— Да, похоже на правду. Ну, если так… Значит, надо идти к следователю. Точно! Я иду к следователю. А ты идешь к следователю?

— Да, пожалуй… Да… Идем к следователю!

— Пойдем!..

"К следователю!" — хотел тонко сыронизировать Миро, но понял, что это будет слишком уж несерьезно для нынешней серьезной ситуации.

В милицейском отделении Миро задержался возле стенда с фотографиями преступников в розыске. Лучше бы он этого не делал! Потому что со снимков, ухмыляясь, на него смотрели наглые рожи Руки и Лехи, Миро разом утратил всю свою выдержку.

— Макс! Макс! Иди, посмотри!

Максим подошел поближе к стенду. Миро указал ему на фотографии. Орлов остолбенел:

— Ничего себе! Вот елки-палки! Они что, на свободе?!

— Да. Тут написано: "Сбежали".

— Отлично! Вот наша доблестная милиция! Здрасьте вам, пожалуйста! Как они будут ловить бандитов, если за решеткой просто удержать не могут!

— Значит, убийцы моего отца снова на свободе?! — мрачно сказал Миро. — Правду в старину говорили: "Месть чужих рук не терпит". Ладно. Но я этого так не оставлю! Пойдем-ка!

В кабинет Солодовникова Миро вошел без стука. Максиму ничего не оставалось, как пройти вслед за ним.

Солодовников внимательно посмотрел на вошедших. Хорошо знакомые персонажи. Он внимательно прочитал все, что было написано о них в предыдущих делах. Горячие ребята. Честные. Предсказуемые. Такие могут быть полезными в любом деле. Ими легко играть, передвигая, как фигурки на шахматной доске.

— Господин Милехин. Господин Орлов. Проходите. Чувствую, вы хотите помочь народной милиции в ее нелегкой работе…

— Да мы вам уже помогли. Мы этих подонков принесли на блюдечке с голубой каемочкой! Почему же они сейчас висят на стенде "Их разыскивает милиция"? — Максим постарался опередить Миро, потому что боялся, что тот в гневе может погорячиться. Но и эти слова прозвучали слишком резко. Поэтому Ефрем Сергеевич сразу осадил зарвавшегося юнца.

— Не паясничайте, Орлов… Я понимаю, о ком вы говорите. Им удалось бежать.

— И вы вот так спокойно об этом говорите?! — Миро старался держать себя в руках.

— Но ведь это же… Это не какие то карманники автобусные! На них убийство! — подхватил Максим.

— Так. Молодые люди, давайте без лишнего пафоса, — устало сказал Солодовников. — Я возмущен не меньше вашего. Но ошибки случаются у каждого.

Так уж получилось. А беглецов мы найдем, только подождите немного.

— Подождите!.. — фыркнул Максим. — Подождите ребята, пока Форс сбежит…

— Форс?! — переспросил следователь и очень спокойно продолжил: — Форс никак не сбежит. Потому что Форса мы отпустили…

— Это как, елки-палки, так?!. Вопрос повис в воздухе.

— Подождите, — поспешил уточнить Миро. — То есть вы хотите сказать, что сами, лично, отпустили Удава?!

— Отпустил. Другого выхода не было. Продержал его здесь сколько мог, а дальше… Вы-то сами можете доказать, что Форс — это Удав?! Я, например, нет.

Парни растерянно переглянулись. Максим первым опомнился:

— Простите, а вы сегодня не беседовали с Кармелитой Зарецкой? Она не приходила к вам?

— Нет, не беседовал. Даже не знаю, к счастью или к сожалению… Но нет, не беседовал.

Миро встал и увлек за собой Максима.

— Ладно, пойдем.

— Подожди.

— Пойдем, пустой разговор. Парни ушли.

Следователь задумчиво посмотрел им вслед. Просто удивительно, насколько предсказуемые люди встречаются в этом Управске.

* * *

Чем больше отцов — тем лучше. В древности это хорошо понимали. Оттого и придумали крестить детей с чужими, казалось бы, людьми, становящимися после этого крестными родителями. Да еще и не с одной парой, а несколькими, да побольше. Про запас, ибо кто знает, а вдруг орда, мор или глад сведут со свету и тебя, и большую часть соседей…

Вот и у Кармелиты сразу два отца в итоге оказалось. И оба — родные, хорошие и близкие. Зарецкий и Астахов, относившиеся сначала друг к друг с легкой ревностью, быстро успокоились и сблизились. Незаметно, но окончательно перешли на родственное "ты", на простые имена: Коля, Рамир.

Астахова после этого даже как-то неудобно было называть гаджо — чужим, если уж он самого Баро по-свойски Рамиром кличет.

На этот раз к Астахову Баро убежал, прежде всего, чтобы вырваться из крепких лап Максимовой мамы, а во-вторых, чтобы поговорить. О ком? Ну конечно же, о доченьке — о Кармелите, Зарецкому казалось, что с ней что-то неладно, и вся история с Рычем-Удавом неслучайна. Да только разобраться в этом он все равно никак не мог. Оттого и пришел за помощью к Астахову.

Николай Андреевич принял его по высшему разряду. На столе — коньяк, фрукты (киви, например, лично, своими руками и ножами, чистил). С нежной аккуратностью разлив золотистый напиток, Астахов поднял рюмку.

— Я рад, что ты пришел ко мне в дом, Рамир. И очень рад, что вернулся в город. За твое возвращение!

— Спасибо. Я тоже рад, Коля.

Чокнулись, выпили. Баро успел подумать, что хорошее вино, пожалуй, все же лучше хорошего коньяка. И тут же Астахов направил его мысли в другую сторону.

— Знаешь, пока тебя не было, я смотрел за Кармелитой. И видел, что ей очень плохо без тебя.

Зарецкий погрустнел:

— И мне тоже без нее плохо. Спасибо тебе, спасибо, что ничего не сказал матери Максима. Хотя, как я понял, это было нелегко.

— Не благодари, Рамир. Я же дал слово, я его держу.

— В этом мы с тобой похожи.

— Ты знаешь, я очень рад, что рядом с Кармелитой все эти годы был такой человек, как ты.

— Я тоже этому рад, — улыбнулся Баро и спросил уже совсем серьезно: — Скажи, Коля, ты не знаешь, что произошло с Кармелитой за эти дни? Я не узнаю ее.

Зарецкий внимательно посмотрел на Астахова. Тот удивился:

— Я даже не знаю… а что могло случиться? Правда, они с Максимом собирались пойти в загс, но так и не пошли…

— Почему? Может быть, Максим передумал?

— Да нет. Что ты! Он любит Кармелиту. Это на редкость порядочный человек.

— Тогда я совершенно не понимаю, чего они тянут?

— Рамир, я хоть и начальник Максима, но не могу знать все о нем. О них.

Наверно, лучше у них и спросить.

— Спасибо, мудрый совет… — усмехнулся Зарецкий.

— Не обижайся.

— Я не обижаюсь, я просто волнуюсь. Ты знаешь, Коля… В доме происходит что-то странное… Люци-та обвиняет Кармелиту во лжи…

— В какой лжи?

— Не знаю, я сам до конца не могу разобраться. Эта история с похищением, мне кажется, никогда не закончится…

— Подожди. Но преступники-то сидят в тюрьме?

— Да, конечно, — уверенно сказал Баро, даже не представляя, насколько он ошибается. — Но что-то по-прежнему мучает нашу девочку, я это сегодня точно понял. Коля, вспомни, может, Кармелита что-нибудь говорила? Тебе или Максиму? Или Олесе?

— Нет. Она мне не очень доверяет, пока. А о других я ничего не знаю.

— Не доверяет, говоришь? Это дело времени. Она должна привыкнуть:..

Неожиданно зазвонил мобильный Баро.

— Извини… Так, посмотрим, кто это к нам?.. — сказал Зарецкий, глядя на экран красивого, дорогого мобильного телефона с золотистым корпусом. — Ага, женушка… Да. Ты где, Земфира? В больнице? Что?! Кто?..

Астахов встревоженно посмотрел на Баро…

* * *

…Баро просто влетел в палату, сразу же бросился к постели Рубины, рядом с которой уже стояли Земфира и Палыч.

— Не понимаю, как такое могло произойти? — говорила Рубина, обращаясь к Земфире. — Выйти замуж за Рамира, отодвинув мою Раду?.. Как же ты могла? Я не ожидала от тебя…

Тут Рубина заметила Баро, только-только вошедшего в палату:

— Рамир, прости меня! Прости меня, глупую.

— Я давно тебя простил. Прости и ты меня…

— Ты не виноват передо мной… не у меня просить прощения нужно…

Пусть тебя жена твоя простит.

Баро недоуменно посмотрел на Земфиру.

— Нет, нет, не у нее. У своей настоящей жены, у Рады проси прощения!

— Но теперь она моя жена. Она — Земфира!

— Как? Как эта женщина… эта женщина могла стать твоей женой?

— Рубина, а что в этом плохого?

— Ты нарушил наши обычаи. Ты женился на другой, а раз ты так быстро женился на другой, значит, ты не любил мою дочь…

— Почему ты говоришь так, Рубина! Все знают, как я любил Раду!

Рубина указала рукой на Земфиру.

— Почему эта женщина говорит, что она твоя жена?

— Она и есть моя жена, — ответил Баро, все еще не понимая, что происходит.

— Побойся Бога, Рамир! Ведь не прошло и сорока дней после смерти Рады.

— Сорока дней?

Все, кто были в палате, удивленно посмотрели на Рубину.

Первым опомнился Баро.

— О чем ты говоришь? Какие сорок дней? Прошло восемнадцать лет.

— Как ты смеешь?! Как же тебе не стыдно!.. Не надо, не надо смеяться над горем матери.

— Побойся Бога, Рубина! Зачем мне смеяться над тобой?

Палыч в подавленном состоянии тихонечко, на цыпочках вышел из палаты.

— Ты никогда не любил мою дочь! Наверно, женился на Земфире, потому что она моложе моей Рады! Вот и все.

— Рубина… — попыталась возразить Земфира, но только попыталась, ибо старая цыганка тут же остановила ее резким взмахом руки.