– Он… не смог.

– А может, просто не захотел? – предположил Артур, снова насмешливо изогнув одну бровь. – Я бы, например, не отпустил тебя одну на встречу с другим мужчиной.

– Но мы ведь…

– …Ничего такого не делаем, да, – закончил со смешком он. – Но достаточно одного шага и…

– Если ты не против, я бы хотела поговорить о деле, – поспешно перебила его Олеся. – У тебя для меня было какое-то предложение?

– Ах да, – Шервинский сделал вид, будто спохватился. – Я навел некоторые справки и узнал, что ты когда-то работала учительницей.

– Да, – ограничилась Олеся кратким подтверждением.

– И также мне известно, что сейчас ты работаешь в частном доме, – продолжил он с ленцой в голосе. – Кто ты там? Горничная? Уборщица?

Произнося последние слова, он пренебрежительно скривился, давая понять, что думает о подобном роде занятий.

– Нет, – отрезала Олеся холодно, явно оскорблённая его поведением, но Артура это ничуть не смутило.

– А кто? Сиделка?

– Я бы не хотела об этом распространяться, – откликнулась она тем же тоном, и он примирительно поднял вверх ладони:

– Окей. Я просто хотел предложить тебе работу по специальности.

– В школе? – выдохнула она удивлённо и Шервинский удовлетворенно улыбнулся:

– Не совсем. У меня есть знакомые, которым требуется учитель на дому. И я подумал о тебе.

– Зачем тебе это?

– Что именно? Думать о тебе? – хмыкнул он и посмотрел Олесе прямо в глаза тем взглядом, в котором веселость от их диалога мешалась со вполне определенного рода интересом.

– Помогать мне.

– А что, так трудно поверить в то, что я добрый самаритянин?

Он с оскорблённым удивлением округлил глаза, а затем, не выдержав, рассмеялся.

– Почему ты усматриваешь во вполне невинном предложении какие-то скрытые мотивы? – поинтересовался следом тем привычно-скучающим тоном, который был, казалось, неотъемлемой частью Артура Шервинского.

– Извини, – пожав плечами, сказала Олеся. – Просто я недостаточно хорошо тебя знаю.

В его глазах зажёгся огонек, когда Шервинский подался к ней ближе и даже протянул руку, которую в последний момент отвёл к бокалу с красным вином, и сделав глоток, ответил:

– Это можно легко исправить.

– Я уже говорила, что…

– Я помню. Но разве в нашем общении есть что-то предосудительное? Мы просто узнаем друг друга лучше.

– Кажется, ты и без моего присутствия прекрасно с этим справляешься, – сухо заметила она и Артур, задумчиво обведя пальцем кромку бокала, ответил:

– Да, ты мне интересна и я хотел для тебя чего-то лучшего, чем эта непонятная работа в доме с дурной славой.

– Эта работа меня вполне устраивает, – ее голос снова похолодел и он, вздохнув, опять поднял руки в капитулирующем жесте:

– Я тебя понял. Извини, – бросив на Олесю взгляд из-под ресниц, он добавил с самоиронией:

– Посмотри, что ты со мной делаешь. Я за всю свою жизнь столько не извинялся, сколько за эти полчаса с тобой.

Артур ожидал, что Олеся улыбнется ему в ответ, но она вместо этого нахмурилась:

– Постой, что ты сказал… о том доме?

– А что я сказал?

– Что у него дурная слава.

– Ну да, так поговаривают.

– А что именно о нем говорят?

– Я не особо этим интересовался… – Шервинский задумчиво потер подбородок, – но что-то вроде того, что там случаются какие-то несчастья. То ли убили кого-то, то ли что-то в этом роде… И этот человек, на которого ты работаешь, он же вроде какой-то урод? – вскинув бровь, он воззрился на Олесю с ленивым интересом.

– Он не урод, – горячо возразила она, и Артур понял, что снова ступил на опасную почву.

– Хорошо-хорошо. Тебе виднее.

Установилось неприятное молчание, в течение которого Олеся безо всякого интереса ковырялась вилкой в своей тарелке, а он с досадой смотрел, как она мучает ни в чем неповинную пасту.

– Олеся, эти спагетти алла Маринара не заслуживают такого жестокого обращения, – наконец не выдержал он. – Хотя, судя по всему, тыкая их вилкой, ты представляешь при этом мою прекрасную физиономию, – усмехнулся Артур.

– Ты это честно заслужил, – наставила она на него вилку в обвиняющем жесте, но в конце концов все же улыбнулась в ответ.

Направив на Олесю самую обворожительную из своих улыбок, Артур сказал:

– Я не знал, что эта работа для тебя столь… животрепещущая тема.

– Теперь знаешь. И давай больше не будем об этом.

– Значит, от моего предложения ты отказываешься? Жаль, там готовы очень прилично платить.

Задумавшись на мгновение, она неуверенно ответила:

– Мне нужно поговорить с моим… работодателем. Может быть, я смогу как-то это совмещать.

– Окей, – протянул он в ответ и, переключая разговор, добавил:

– Все же попробуй спагетти. Они того стоят.


Проводив Олесю через некоторое время до двери ресторана, Шервинский вынужден был признать, что не особо продвинулся в достижении того, что хотел от нее получить. Но это было лишь дело времени. Она, конечно, не была похожа на одну из тех пустышек, что он привык видеть на светских раутах, но, тем не менее, Артур по-прежнему был уверен в том, что все продается и покупается.

Нужно лишь дождаться подходящего момента и назначить лучшую цену.


***

– Мне снова кажется, что ты намеренно меня избегаешь.

Олеся опустилась в кресло и привычно взглянула в темноту, туда, где находился Джек.

– Возможно, это нужно нам обоим.

– Мне – нет.

– Ты скучала, моя Леди?

– Да.

– Чем занималась всё это время?

– Ездила домой. Работала в твоём зимнем саду.

– Я видел. Там очень красиво.

– И ещё… ходила на ту самую деловую встречу.

Джек промолчал. В тишине комнаты Олеся могла лишь слышать своё дыхание. Она была вынуждена подбирать слова, когда разговор касался Артура.

– Если тебе есть, что мне сказать – говори.

Леся поднялась из кресла и подошла к Джеку. Ей нужно было находиться как можно ближе к нему, словно она опасалась, что он исчезнет в любой момент.

– Мне предложили работу.

– Вот как?

– Да. И эта работа… она не будет требовать моего постоянного присутствия.

– В чём она заключается?

– Преподавать. На дому.

– И что ты ответила?

– Что должна обсудить это с тем, у кого я работаю сейчас.

Он снова промолчал. Олеся протянула руку и прикоснулась к ладони Джека. Сердце застучало быстрее – совсем недавно она чувствовала прикосновения его горячих сильных пальцев на своём теле, и сейчас вновь ощутила возбуждение.

– И я хотела сказать, что для меня это уже не работа. Быть здесь с тобой.

– А что это для тебя?

– Это уже стало огромной частью моей жизни.

– О которой ты забудешь сразу, как только окунёшься в то, что ждёт тебя за стенами моего дома.

– Нет…

Леся положила руки на плечи Джека и потянулась к его губам, безошибочно находя их в темноте. Едва коснулась их своими и выдохнула:

– Нет. Я скучаю по тебе. Постоянно, когда мы не вместе.

Она едва успела договорить, как Джек сам её поцеловал. На этот раз без злости и желания наказать. Мягко скользнул языком в её рот, поймал губами стон, который Олеся не смогла сдержать. Он не говорил ничего в ответ. Например, о том, что тоже скучал. Но Лесе это было и не нужно – лишь бы только не переставал целовать.

Развернув её спиной к себе, медленно приподнял край платья, провёл ладонями по ногам. Подцепил пальцами кружево белья, стащил вниз. До этого момента Олеся и не знала, что можно испытывать настолько острое возбуждение и загораться так молниеносно.

Джек неспешно избавил её от одежды – прохлада коснулась затвердевших сосков, и Леся всхлипнула.

– Обопрись на стену, моя Леди, – раздался рядом с ухом хрипловатый шёпот. – Я хочу трогать тебя везде.

– А я – тебя.

– Позднее.

Олеся выполнила его указание, прогнулась в спине, подставляя всю себя Джеку, раздвигая ноги шире. Он стоял позади неё, но всё так же не торопился – прикасался, ласкал, но мгновением позже убирал руки, и Олесе только и оставалось, что сдерживать стоны и гадать, где окажутся пальцы Джека в следующее мгновение. Это была своего рода игра, делающая все ощущения острыми, на пределе.

Когда Джек коснулся её там, где всё уже было готово к тому, чтобы он вошёл в неё, Олеся не сдержала протяжного стона, ещё шире разводя ноги, давая возможность оказаться как можно глубже. Он вошёл в неё сначала одним пальцем, следом – вторым. Растянул, начал неторопливо двигаться, понуждая Лесю саму подаваться навстречу его руке.

– Я так больше не могу… не хочу, чтобы ты медлил, – прошептала она, понимая, что ей отчаянно не хватает того, что происходит. Необходимо было чувствовать Джека как можно глубже, чтобы он брал её быстро, на грани с грубостью, как это было в прошлый раз.

И едва Олеся произнесла эти несколько слов, всё переменилось. Джек лишь расстегнул ширинку на брюках, после чего резко и до упора ворвался в её тело. Начал трахать – жёстко, ускоряясь с каждым движением. Олеся уже не стонала, она кричала до хрипоты, впиваясь ногтями в стену в попытке удержаться на ногах.

Наслаждение было сродни слепящей вспышке. Оно пронеслось по венам обжигающей лавой. Джек продлевал его, лаская её клитор, понуждая взрываться всё новым удовольствием, прокатывающимся по телу.

А после вышел из неё, но лишь для того, чтобы развернуть к себе лицом и заставить опуститься на колени. Мгновением позже Олеся почувствовала на языке свой собственный вкус, когда между её губ скользнула головка члена. Джек обхватил её затылок, чуть толкнулся, и когда Олеся приняла его глубже, начал двигаться. Она знала, что довела его до грани. Чувствовала это, слышала хриплое дыхание и хотела только одного – доставить Джеку точно такое же острое удовольствие, какое подарил ей и он.

Ему было достаточно нескольких движений, после которых Джек кончил, шумно втягивая в себя кислород сквозь крепко стиснутые зубы.