Конечно, отвечать она ему не собиралась. Он мог попытаться вынести железную дверь или же навлечь на себя гнев соседей – видеть Артура Леся не желала в любом случае. И при всём при этом, ей приходилось бороться с ещё одним чувством. Совершенно неуместным и неправильным. Радостью. Её Джек был здесь… он зачем-то приехал к ней. И как-то в эти моменты совершенно не думалось о том, что он мог просто желать сделать ей ещё больнее.

Он продолжал звонить и колотить в дверь. Она слышала его голос, которым он с полной уверенностью заявлял, что знает о том, что Леся дома, но она ничем не дала понять, что рядом, и что их разделяет только безликая дверь. И непомерные боль и обида, которые он нанёс ей собственными руками и с холодным расчётом.

Артур уехал через час, когда Олеся начала понимать, что больше не выдержит. Что готова открыть ему и высказать всё, что она о нём думает. Но стук и звонки прекратились, и Леся испытала… разочарование. Глупое чувство, учитывая всё то, что Шервинский с ней сделал.

Она прилегла в спальне, не раздеваясь. Знала, что не сможет заснуть в эту ночь. Так и вышло – в мыслях по кругу появлялось то, что случилось между нею и Джеком, и совсем не получалось приказать себе перестать о нём думать.

Зато когда за окном стал вступать в свои права рассвет, пришло понимание, что единственно-верным решением будет уехать. Или сбежать – Олесе было плевать, как это могло выглядеть со стороны. Главным было то, что этот побег мог вернуть ей хотя бы призрачный шанс на то, чтобы когда-нибудь снова обрести способность дышать.

Она встала и принялась лихорадочно собирать вещи. Бросала в небольшой чемодан всё, что попадалось на глаза, а когда тот едва ли не переполнился, не без труда застегнула его и только тогда выдохнула с облегчением. Дело было за малым, взять документы и деньги, переодеться и попросту сбежать от всего, что причиняло ей только боль.


Олеся открыла дверь и вышла из квартиры. Вытащила чемодан и тут же тонко вскрикнула, когда её взгляд наткнулся на… ноги Артура Шервинского. Он сидел рядом с её квартирой на пиджаке, расстеленном прямо на полу, и сейчас резко поднялся на ноги от её вскрика, чем заставил Лесю отпрянуть.

Она попыталась забежать обратно в квартиру, бросив вещи в коридоре, но рука Артура перехватила её за талию, прижав к твёрдому мужскому телу. Леся вдохнула аромат парфюма Шервинского… нет, не его. Этот запах принадлежал Чёрному Джеку, и на мгновение Олеся позволила себе мысленно вернуться в их тёмную комнату, где были только он и она.


А потом она забилась в его руках, пытаясь высвободиться и единственное слово, которое слетало с её губ, было громкое:

– Ненавижу!


***

Злое «ненавижу» больно ударило по усталым нервам, но Артур не разжал объятий и не отступил. Он приехал не для того, чтобы после первого же слова сломаться и уйти. На кону стояло слишком многое – целая жизнь, казавшаяся без Леси совершенно пустой и бессмысленной.

Два дня, что он дал и себе, и ей, на то, чтобы переварить все случившееся, показались ему самому страшной пыткой. Он слонялся по дому, не находя себе места, потеряв всякий покой и с трудом забываясь прерывистыми снами. И все чаще его тянуло в оранжерею, где ещё ощущалось присутствие Леси – в заботливо ухоженных орхидеях, в аккуратно расставленных по полкам горшках с цветами. Она делала это все с любовью, а он долгое время питался лишь ненавистью. И он ее совершенно не заслуживал, но так эгоистично не мог без нее жить.

– Я знаю… Знаю, – пробормотал он ей в волосы, крепче прижимая к себе – такую родную, такую знакомую, такую… любимую. И казалось отчаянно важным не разомкнуть сейчас рук, удержать ее рядом с собой и просто сказать, что все совсем не так, как она думает. Не так, как планировал он сам.

Она ненавидела его, но он сам ненавидел себя ещё сильнее. И вместе с тем – не мог от нее отказаться, потому что это стало бы для него таким же губительным, как перекрытие кислорода.

Он дождался, когда она затихнет в его объятиях, а потом с огромным трудом заставил себя отстраниться, чтобы взглянуть ей в глаза. В эти бездонные зелёные глаза, в которых хотелось потеряться.

– Ты должна меня выслушать, – сказал он, когда молчание стало невыносимым. Хотя говорить ничего не хотелось – казалось, та близость, что ещё чувствовалась между ними в тот момент, когда обнимал ее, говорила обо всем лучше всяких слов. И он мог бы сжимать ее в своих объятиях бесконечно, но понимал – он должен слишком многое ей объяснить.

– А ты ещё не всё получил, что хотел?

В ее глазах сверкнула злость, но в самой глубине он видел боль. И причиной ее был он.

– Не всё.

Господи, ну куда подевалась способность связывать слова в предложения, когда это было так нужно ему сейчас? Чувствуя себя косноязычным инвалидом – на голову, он все же попытался объяснить:

– Все вообще вышло не так, как я хотел.

– Разве? – Ее губы дрогнули в горькой усмешке. – Ты добился от меня признания в любви, добился того, что я приползла к тебе сама… Чего ещё ты хочешь от меня, Джек?! Нет, не Джек… – Леся покачала головой, точно отгоняла какое-то наваждение. – …Артур. Артур Шервинский.

– Ты права. Сначала я хотел привязать тебя к себе, чтобы потом сделать больно…

– У тебя получилось.

– Но я не думал, что влюблюсь в тебя сам.

Она вздрогнула. В глазах мелькнула надежда, а затем, как щит – возникло недоверие.

– Это что, новый способ надо мной поиздеваться? Тебе не хватило?

– Это правда. И я говорил тебе правду тогда, при нашей последней встрече здесь, у твоего дома. Я влюбился в тебя. Я не хотел, чтобы ты это все узнала.

– Ты собирался лгать мне бесконечно?

– Да. Звучит гадко, но так было бы лучше для всех.

– Не было бы, – покачала она головой. – Я полюбила Черного Джека, но ты – не он.

Одной фразой она нанесла ему сокрушительный удар. Да, он был не тем, кого она любила. Он был для нее незнакомцем.

– Не он, – выдавил Артур с трудом. – Но я лишь хочу, чтобы ты дала мне шанс сделать так, что ты полюбишь меня. Такого, как я есть на самом деле.

– А какой ты есть на самом деле? – грустно усмехнулась Леся. – Человек, который мстит за то, что меня не оказалось рядом с его дочерью в нужный момент?

Ему показалось, что его окатило ледяной водой. Что она хотела сказать этим – «не оказалось рядом в нужный момент»?

– Как… – он растер пальцами усталые глаза. – Как не оказалось? Ведь Марго упала в тот момент, когда дети были под твоим присмотром?

– Откуда ты это взял? – Она взглянула на него удивлённо, даже возмущённо. А он вдруг понял – его вина куда страшнее, чем казалась до этого.

– Анна Николаевна сказала.

– Ты говорил с ней и не поговорил со мной?

Именно это он и сделал. И признавать это сейчас – все равно что подписать себе смертный приговор.

Но он все же сказал:

– Да.

Она смотрела на него теперь даже не с ненавистью – с презрением. Он понимал, как выглядит сейчас в ее глазах, но лгать ей больше не хотел.

– Она обвинила во всем тебя. А я ей поверил.

– Ясно.

Одно короткое слово – а сколько в нем всего… Артур Шервинский понял – теперь это точно конец.

– Уходи, – сказала Леся, подтверждая его мысли. – Я никогда – никогда, слышишь?! – не полюблю того, кто казнит без суда и следствия! Я годами винила себя в гибели Марго, хотя вся моя вина в том, что я не стащила ее с подоконника прежде, чем уйти! Ты можешь считать себя отомщенным, Артур Шервинский. Надеюсь, это сделает тебя счастливым.

Она не указала ему на дверь, не попыталась его вытолкнуть – он ушел сам. Ее категоричное «никогда» било сильнее любого физического воздействия.

Он отступил. Не навсегда – на время. Было то, что ему следовало сделать прежде, чем ещё раз попытаться выпросить у Леси прощения.


***

Он поверил той, которая её оболгала! Сам вынес Лесе приговор, сам же его и исполнил, даже не задумываясь о том, чтобы всё проверить, чтобы выслушать все стороны.

Но какое сейчас это имело значение? Всё уже случилось и решение было принято. Что бы ни сделал Артур, она будет не в силах его простить. Как бы ни любила. По крайней мере, в ближайшее время, а дальше Леся не загадывала.

Для Олеси он всё ещё был Джеком – её таинственным незнакомцем, которому она доверилась. Смириться с мыслью, что это и был Шервинский, не получалось до сих пор, хоть в прикосновениях Артура она и узнавала Чёрного Джека. Хоть и знала, что это один и тот же человек.

Когда он ушёл, совершенно глупым, пусть и кратковременным желанием стала потребность окликнуть его. Остановить. Что Олеся бы тогда сказала Джеку, она не знала, но сейчас, когда Артура рядом больше не было, чувствовала себя опустошённой.

Она вернулась обратно и плотно заперла за собой дверь. Ей нужно было время на то, чтобы принять решение – оставаться или пытаться сбежать, заранее зная, что убежать от себя не получится.


Почти все средства, которые удалось заработать и скопить, решено было потратить на месяц отдыха для отца и Любы. Наверное, совершенно неправильно было нарушать их покой, в который она могла внести лишь сумбур, но Леся не нашла ничего лучшего, чем отправиться к родным людям.

Они сняли домик у моря. Здесь был чистый воздух, рядом – фруктовый рынок, куда папа с Любашей постоянно ходили за покупками, здесь было тихо и спокойно.

Отец встретил Олесю так, как будто только и делал, что ждал её приезда. Сестрёнка тоже обрадовалась – с её лица не сходила счастливая улыбка. И Леся, несмотря на тревоги, что так и жили в её душе, почувствовала себя дома.

– Может быть, мне снова удастся устроиться учителем, – сообщила она отцу то, в чём сама была совершенно не уверена. Она понимала, что причиной отказов на всех рабочих местах, куда она пыталась отправить своё резюме, был Артур Шервинский. И вот теперь, когда между ними всё стало ясно, самое меньшее, что он мог сделать – снять все препятствия для того, чтобы она могла найти себе приличное место. Ей вообще хотелось целиком и полностью сосредоточиться на работе, да и в этом была необходимость.