– Ты боишься, что она не вернётся? – наконец озвучил Вадим то, о чем они оба молчали.

Боялся ли он? Это было слишком скупое слово для описания того, что чувствовал. Один лишь Бог ведал, как ему нужна была эта женщина. Каких сил стоило выйти из комнаты прежде, чем он поддался бы неконтролируемому животному искушению удержать ее. Вцепиться пальцами в тонкое запястье, ощущая, как под его пальцами бешено бьётся ее пульс, и заставить остаться здесь. Но это были не его методы. И вовсе не того и не так он хотел от нее добиться. Тем более, что ощущал – несмотря на свою гордую позицию «мне нужно подумать», она была заинтересована. Даже если не им – то всеми этими декорациями, в которые он ее погрузил. И, в конце концов, она ведь должна была понимать – таких денег, какие будет платить ей он, она больше нигде не заработает. Тем более после того, как перед ней закрылись все двери.

Он все сделал правильно. Алчность и любопытство – те два человеческих греха, надавив на которые с огромной вероятностью можно было получить желаемое. И эта женщина не станет исключением. Он получит ее… рано или поздно. Тем или иным способом, но получит.

– Она вернётся, – сказал он уверенно. – И очень скоро.


Несмотря на выказанную в разговоре с Вадимом самоуверенность, он не был так уж убежден в том, что Олеся непременно перезвонит. И если этого не случится, то ему придется действовать как-то иначе.

Разнообразные, но неизменно беспокойные мысли роились в голове, не давая покоя ни на минуту. День мучительно долго перетекал в вечер и в какой-то момент он поймал себя на том, что безотрывно смотрит на телефон в ожидании новостей от Вадима.

Возможно, он недооценил ее. Быть может, она что-то поняла. Или почувствовала нечто, что побуждало ее бежать отсюда как можно дальше и больше не возвращаться.

Нет. Этого не может быть. Он ведь чувствовал, как между ними пробежала невидимая искра, и темнота, которую он выбрал своей помощницей, способствовала тому, чтобы чувствовать все гораздо острее. Не так, как тогда, когда видишь человека таким, каким он желает предстать внешне.

Но все это было здесь. Может статься, покинув его дом, она поразмыслила трезво и решила, что это сомнительное мероприятие ей не нужно. Он инстинктивно стиснул челюсти и, не в силах оставаться на месте, вскочил на ноги и заметался по кабинету, как раненый зверь – в клетке.

Старинные часы – тончайшая работа французского мастера, относившаяся в эпохе короля Людовика XIV – уже пробили восемь вечера, когда дверь его кабинета нетерпеливо распахнулась и, резко обернувшись, он жадным взглядом впился в лицо Вадима в ожидании новостей.

– Она придет, – не стал тот долго держать драматическую паузу и «хозяин» шумно выдохнул, позволяя сжатым челюстям наконец расслабиться.

– Я сказал, чтобы она приехала к пяти вечера, – добавил друг и он коротко кивнул ему в ответ:

– Окей.


Он стоял у задернутого шторами окна, заложив руки за спину внешне непринуждённым жестом и ждал. Все та же комната, все те же темнота и тишина, в которых каждый звук казался особенно выразительным и… чувственным.

Он не обернулся, когда в дверь негромко постучали и следом распахнули, не обернулся и тогда, когда она спросила:

– Можно?

Он чутко уловил в ее голосе волнение, которое она, совершенно очевидно, пыталась скрыть под уверенным тоном.

– Проходите, – откликнулся коротко и когда услышал, как она, прикрыв за собой дверь, сделала пару шагов вперёд, добавил:

– Садитесь. Кресло там же, где и вчера.

Скрипнула дорогая кожа обивки, когда она опустилась на сиденье. Он не торопился начинать разговор, давая ей возможность привыкнуть к темноте и своему присутствию. Она тоже не нарушала безмолвия, словно ждала от него каких-то приказаний.

Стоявшая между ними тишина была полна ожидания и чего-то неуловимого, но волнующего. Он мог торжествовать от того, что она пришла к нему, но вместо этого ощущал лишь, как сердце стучит о грудную клетку в давно забытом им самим ритме.

– Итак… – он услышал, как она сделала глубокий вдох, прежде, чем нарушить молчание и скорее инстинктивно, нежели из желания увидеть хотя бы ее силуэт, обернулся к ней. – О чем мы… сегодня поговорим?

– Вы читали «Маленького принца»? – спросил он вместо ответа и улыбнулся, когда в ее голосе послышалось явное удивление его вопросом:

– Да. Да, конечно.

– Помните диалог Принца и Лиса о приручении? «Не могу я с тобой играть. Я не приручен», – процитировал он.

– «А как это – приручить?» – эхом откликнулась она и он, со сквозящей в голосе улыбкой, ответил:

– «Это давно забытое понятие. Оно означает: создать узы».

– Мы будем… создавать узы?

Ему показалось, что она тоже улыбается.

– А вы против?

– Нет.

– Тогда будем. И давай начнем с того, что перейдем на «ты».

– Давай, – легко согласилась она и он продолжил:

– Сейчас ты сидишь почти у самой двери, а я – стою у окна. Нас разделяет что-то около двадцати метров, и объединяет то, что мы говорим вот уже… – он кинул взгляд на подсвечивающийся циферблат часов, – шесть минут. А значит, ты можешь придвинуться ко мне ближе. Если захочешь.

Вместо ответа он услышал, как она встала, а затем с характерным звуком сдвинула кресло с места, продвинув вперёд на пару метров.

– Что дальше? – спросила Леся и он уловил в ее голосе смесь любопытства и веселья.

– Думаю, будет справедливо, если каждый из нас сможет задать другому по одному волнующему вопросу. Уверен, у тебя такой есть.

– Есть, – подтвердила она. – Но могу ли я…

– Я уже говорил – для меня нет запретных тем.

– Почему я тебя не вижу? – тут же выпалила она, заставив его понимающе усмехнуться.

– На то есть причины.

– Какие?

И прежде, чем он успел что-либо ответить, она добавила:

– Инна говорила…

– А кто это – Инна?

– Моя подруга, которая рассказала мне об этой… должности.

– Так. И что же она обо мне рассказала?

– Что ты, возможно, побывал в аварии и… это повлияло на твою внешность.

– Тебя это пугает?

Она ответила не сразу. Он не мог видеть, но мог легко себе представить, как она хмурится, обдумывая, как ответить на этот неудобный вопрос тому, кто ей платил.

– Нет, – наконец сказала Леся. – Но меня это и не касается. Мы ведь просто разговариваем, так?

– Так, – подтвердил он и следом услышал, как кресло снова сдвинулось с места, а затем она спросила:

– Так это правда?

Он помолчал несколько секунд, затем ответил:

– В какой-то степени.

Подняв руку, он на считанные миллиметры приоткрыл штору, позволяя лившемуся из сада свету от фонаря осветить черную маску, которой было закрыто его лицо.

Она – с шумом выдохнула. Он – резко задернул штору.

– У меня есть ещё один вопрос, – снова заговорила Леся и он отметил, что в голосе ее нет того испуга, который ожидал услышать.

– Какой?

– Как мне всё-таки тебя называть?

– Давай подумаем, – откликнулся он. – Как ты помнишь, я люблю сказки и истории о пиратах, ты – любишь фантазировать. Так почему бы нам обоим не представить, что я, скажем, пират по кличке «Черный Джек»?

– А я?

– А ты – та единственная женщина, которую он хочет, но не может получить.

– Заманчиво, – откликнулась она и он уловил характерный звук, с которым она придвинула кресло ещё ближе. – Тогда…

– Тогда почему бы нам немного не пофантазировать? – закончил он за нее. – Давай сочиним свою собственную сказку. По-моему, это отличный способ узнать друг друга немного лучше.

– И приручить? – подхватила она насмешливо.

– И приручить, – подтвердил он.

Но в отличие от нее, он произнес это совершенно серьезно.


***

Итак, он действительно носил маску потому, что повредил лицо в аварии или же какой-то иной катастрофе. Пугало ли это Олесю? Возможно, да, а возможно, наоборот, интриговало. Потому что задавалась вопросом, что именно понудило Джека – а иного имени, которым бы могла его называть у неё не имелось – не просто стать затворником, но и искать себе компанию.

Одиночество? Уродство? И то, и другое? Желание почувствовать человеческое тепло? Или просто потребность развлечь себя хоть чем-то?

Олеся удобнее устроилась в кресле. Сейчас, когда Чёрный Джек был настолько близко, ей захотелось погрузиться в ту атмосферу, которую он уже нарисовал несколькими штрихами. Итак… он предлагал сочинить сказку, а она совершенно не была против того, чтобы последовать его просьбе, больше похожей на приказ.

– Значит, сказка, – медленно проговорила Олеся, прикрывая глаза. Несмотря на темноту, ей хотелось сомкнуть веки как можно крепче, словно это должно было позволить погрузиться в атмосферу их совместных фантазий ещё глубже. – Как ты хочешь, чтобы я себя называла, если ты – Чёрный Джек? – задала она вопрос, так и не открывая глаз.

– Как ты сама хочешь называться для меня?

Олеся поёрзала в кресле. Этот голос и то, что говорил незнакомец, порождали в ней слишком много эмоций, причём самых разнообразных, даже полярных.

– Твоей Леди?

– Моей Леди?

– Да, той самой, единственной, которую ты хочешь получить.

Возникла пауза, которая для Олеси была раскрашена бархатистыми нотками тишины и темноты. И опасением, что сделала что-то не так. И речь шла вовсе не о страхе потерять то место, которое могло принести ей приличную сумму денег. Дело было в том, что Олеся уже погрузилась во всё это с головой. За такой короткий срок, рядом с мужчиной, о котором не знала ровным счётом ничего, но погрузилась… отрицать это было глупо.

– Тогда давай продолжим, моя Леди.

– Давай… Чёрный Джек.

Олеся закусила губу. Она не понимала, что именно может понравиться незнакомцу. Если она сама начнёт их общую сказку или же это сделает он? Что в ней должно быть? Любые её фантазии? Или может попытка угадать, что желает услышать Джек?