— Отвези, — согласилась я.

— Но сначала я куплю тебе папку для твоих бесчисленных направлений, — подмигнул мне он, и машина тронулась с места.

В небольшом магазинчике канцтоваров мне приобрели розовую папку, и Денис сам уложил в нее все бумажки.

— Чтобы больше не теряла, — послал мне воздушный поцелуй муж. — А теперь поехали, куплю тебе мороженое и погуляем.

Включил зажигание, и машина двинулась в сторону набережной.

— Ты купил мне розовую папку, потому что думаешь, что будет девочка? — подозрительно взглянула на него я.

— Да. Мне почему-то кажется, что у нас будет дочка.

Я расплылась в улыбке.

— Я бы хотела… у нас был бы полный дом кукол и всяких девчоночьих нарядов. Я бы делала ей красивые прически, наряжала в модные платьица… эх, мечта…

— Почему мечта? Мне кажется, вполне реальное будущее. Отдадим ее на танцы или в какой-нибудь кружок макраме…

— Денис! Ну, какой кружок макраме?!

— А что? Очень хорошее занятие, между прочим, — рассмеялся он.

— Я не люблю рукоделие.

— Ну, и ладно…

Машина припарковалась на стоянке у набережной, и скоро мы с Казанцевым медленно прогуливались под нежарким ноябрьским солнышком. Было так душно, что я расстегнула пуговицы пальто.

— Тебе какое мороженое? — осведомился перед небольшим торговым ларьком мой муж.

— Карамельное, с орехами.

— Отлично, я тоже хочу карамельное с орехами. Погоди минутку, сейчас будет.

Он исчез за стеклянной дверью ларька, а я подошла к витиеватому ограждению из черного металла и подставила лицо солнечным лучам.

В душе порхали розовые бабочки. Я мечтала. Рисовала в воображении мою малышку, ее детскую в розовом стиле, нарядные платьица… нет, все же, как мало женщине надо для счастья! Всего лишь теплый осенний денек, любимый мужчина и брикет мороженого.

Чья-то рука крепко впилась в мой локоть, и я вздрогнула от неожиданности.

— А теперь медленно иди вперед, к стоянке, — раздался над ухом до боли знакомый шепот, и внутри все оцепенело.

— Не вздумай шутить, Оленька. У меня очень острый нож.

Тимур толкнул меня в спину, и я, едва перебирая ватными ногами, сделала несколько шагов в сторону стоянки.

«Денис! Ну, где же ты…» — чувствуя, как меня захлестывает отчаяние, мысленно звала мужа я. Но продавец в ларьке замешкался, выискивая сдачу с крупной купюры.

Мы дошли до стоянки.

— Все будет хорошо, милая. Не бойся меня, я тебя больше не обижу, — ласково заговорил со мной мой мучитель. — Мы уедем вместе – ты и я.

Ласково погладил меня цепкими пальцами по шее, и открыл дверцу подержанной «Лада-Калина».

— Оляя! — услышала я нечеловеческий крик мужа. Резко обернулась, краем глаза заметила, как летит на мраморную плитку купленное мороженное, и дернулась в сторону.

В бок тут же уперлось острие ножа. Тимур не шутил.

— Отпусти ее, — подняв ладони вверх, спокойно заговорил с Молчановым Денис. — Видишь, у меня нет оружия. Просто отпусти Олю и возьми меня вместо нее.

— Отойди! Иначе я могу навредить ей, — сощурился Тимур. — Она поедет со мной, потому что она только моя.

— Оля - моя законная супруга. Просто отпусти ее. Она тебе ни к чему, — продолжал медленно наступать Денис. Но его голос предательски дрожал. На лбу выступили капельки пота. Он понимал, что на карте не только моя жизнь, но и жизнь нашего малыша.

— Сделаешь еще шаг, и я нечаянно сделаю надрез на ее шее.

Острый нож для ампутации сверкнул на солнце и прикоснулся к моей шее.

— Пожалуйста, не надо. Зачем тебе беременная от другого мужчины женщина? С ней же одни проблемы… — остановившись, продолжал просить Денис.

— Беременная?

Тимур побледнел. Резко развернул меня к себе лицом и с ужасом вытаращился на выступающий из-под коротенького драпового пальто животик.

— Нет, нет, ты не можешь… — в отчаянии прохрипел он. — Я проделал ради тебя такой путь… а ты стала похожа на мою уродливую жену…

Заминка стоила Тимуру всех его позиций. Казанцев в два счета преодолел расстояние между нами и плечом выбил у процветающего хирурга почву из-под ног.

Нож со звонким стуком полетел по выложенной плиткой мостовой.

— Я переломаю тебе все кости! Все, до единой! — нанося удар за ударом, рычал Денис. — Ты больше никогда оперировать не сможешь, даже если очень захочешь!

— Помогите… кто-нибудь, помогите… — чувствуя, как оседаю на землю, беспомощно бормотала я.

Собралась с силами и бросилась в ларек мороженого, за помощью.

Мне повезло – парень за прилавком оказался смекалистым. Вместе мы вызвали полицию, а когда выбежали обратно – не поверили своим глазам. Все парковочное место вокруг подержанной машины, на которой прибыл Молчанов, было усыпано пятитысячными купюрами. Деньги высыпались из сумки, когда Тимур пытался бежать от Дениса. Сам хирург лежал на влажной земле, вниз лицом, присыпанный сверху деньгами и протяжно стонал.

Зажав рот рукой, я с ужасом взирала на него.

— Убей меня, — скользнув взглядом по тяжелой хватке моего мужа, жалко прохрипел Молчанов.

— Не собираюсь, — с презрением посмотрел на него сверху тот. — Пусть тобой занимается полиция.

— Вон машина! Уже едут, — оживился парень из ларька с мороженым.

Бравые стражи порядка выбрались из пикапа и бодро зашагали в нашу сторону. Скоро на Тимура надели наручники, и повели к полицейской машине.

— Оленька, ты как? — бросился ко мне муж. — Он не порезал тебя, Оленька?!

Схватил меня за руки и крепко прижал к себе.

Я всхлипнула.

— Н-нет, нет… Я просто напугалась… — бормотала в ответ.

Он сжал мой локоть, и только тогда я ощутила, как сильно дрожат его руки.

— Я же думал… думал, что он тебя убьет…

Еще никогда я не видела Казанцева таким напуганным.

— Все хорошо… ты же… рядом оказался. Теперь все будет отлично…

Я улыбнулась сквозь слезы и повисла у него на шее. Поцеловала в губы отчаянно, яростно – будто в первый раз. А он отстранился и тяжело сел на лавочку.

— Мне что-то с сердцем плохо, Оленька… совсем давит…

— Денис! Все в порядке! В порядке… Я за водой сбегаю!

Оставила его на лавочке и заторопилась в ларек за бутылкой воды.

Мы сидели на лавочке вдвоем, с бутылкой воды, и наблюдали, как к набережной стекаются другие полицейские машины. Все же, Тимур Алексеевич Молчанов был важной персоной. Его не могли отправить в следственный изолятор просто так.

— Надо было его утопить, — наблюдая за тем, как Молчанова пересаживают в бронированную черную машину, понуро сообщил Казанцев.

— Нет, не надо, — отчаянно покачала головой я. — Это чревато судом. Я не хочу, чтобы ты пошел в тюрьму из-за никчемного человека. Пусть они сами с ним разбираются.

Телефон завибрировал звонком от Виталика.

— Оля, спроси у мужа, пиво покупать? Я уже у вас на вокзале! — бодро выкрикивал в трубку мой братец-бездельник.

— Водки пусть берет. Две бутылки, — фыркнул Казанцев. — Не прогадает.

Я шумно выдохнула.

— Лучше водки, Виталик. Много.

— Ну, водки, так водки, — хмыкнул брат. — Кстати, погодка у вас тут чудесная! Самое время второй пляжный сезон открывать.

— Он у тебя всегда такой пофигист, Оль? — поморщился Казанцев.

— Да.

— И в кого он такой? Не в отца точно. Я твоего папу помню. Хороший человек был, дельный. И дисциплину любил.

Мы переглянулись и заулыбались.

Солнце продолжало слепить глаза и нагревать воздух. Море тихо шелестело, чайки метались в поисках обеда, а одинокий военный корабль застыл у линии горизонта. И только разбросанные по стоянке пятитысячные купюры, да стоящие поодаль полицейские машины напоминали о том, что пять минут назад я была в страшной опасности.

— Тебе мороженого купить, Оль?

— Купи. Только можно, на этот раз я с тобой пойду?

— Нужно. Теперь я тебя одну точно никуда не отпущу.

Денис поднялся с лавочки и протянул мне руку. Я улыбнулась, сжала его крепкие пальцы, и мы медленно побрели в сторону стеклянного ларька с мороженым.

Глава 62. Молчанов и его женщины 

Тишина в комнате для допросов давила на виски.

— Тимур Алексеевич, скажите, зачем? — поднял глаза на хирурга начальник секретной службы. — Зачем вы все это затеяли? Ведь у вас было все, чего только может пожелать душа. Неужели вы поставили под угрозу свою жизнь ради одной единственной женщины? Все ради Оли?

Молчанов вздрогнул. Он был уже совсем не тем светским львом, который покорял сердца женщин. Бледное, осунувшееся лицо, угасший блеск в серых глазах – несколько месяцев в заточении и попытки к бегству давали о себе знать.

— Не произносите больше это имя, — понуро потребовал он. — Хотите, чтобы я оперировал, я буду оперировать. Только уберите из моей квартиры жену и ребенка. Я их ненавижу. Мне лучше одному.

— Мы не уверены, что после случившегося сможем доверять вам операции, Тимур Алексеевич. Сейчас вас отправят домой, к жене и сыну. На вас наденут электронный браслет, который не позволит вам выходить из квартиры. До выяснения обстоятельств вы останетесь под жестким контролем властей. В квартире работает видеонаблюдение, так что постарайтесь без глупостей. Еще раз сбежать вам не удастся.

— Делайте, что хотите, — пожал плечами Молчанов.

Охранник надел на него наручники, и скоро черная бронированная машина везла Тимура Алексеевича по заснеженной Москве в элитную квартиру с видом на Кремль.

Ему было все равно. Ольга, его одержимость, больше не была прежней. Она оказалась беременной. Молчанов ненавидел беременных, они вызывали у него эстетическое отвращение. Нет ничего хуже вида женщины, ожидающей потомство. Может, если бы Оля не сбежала от него год назад, он бы согласился потерпеть ее состояние ради того безумного желания иметь ребенка, которое сводило ее с ума. Они бы дождались декабря, отправились бы к его маме в Нью-Йорк и зачали одного единственного ребенка. Ради Оли он был готов потерпеть. Но теперь все померкло.