— Надеюсь, ты теперь довольна?

— Более чем.

— И куда же ты теперь?

— Поеду к бабке. Поделюсь с ней о том, какая её дочь жалкая, — с насмешливым взглядом она постукивает пальцем по своему подбородку, изображая вдумчивое лицо. — Хотя постойте-ка! У неё же нет дочери, ровно так же как и у тебя теперь. Видимо, у нас это семейное! — Ника дёргает за ручку двери, а затем принимается тарабанить по ней кулаками. — Открывай давай! Я знаю, что ты там!

Не проходит и секунды, как с той стороны дверь открывается. Марк закрывает своей фигурой проход. Он стискивает челюсть до играющих желваков и готов буквально зубами вцепиться в яремную вену девчонки, которая считает его таким же пустым местом.

— Это не ты поспорил на неё, сделав из меня приманку, — игриво пробегается пальцами по его груди, но Марк сразу же отпихивает её руки от себя. — Ой-ой-ой, какие мы стали нежными. Так вот знай, это я поспорила на вас, сделав из вас идиотов! Выкуси!

— С кем? — холодно бросает Марк, явно соображая что к чему.

— С Маринкой, Ромкой, Андреем, да со всеми. Даже Ярик вкинул бабки, причём не маленькие, — почти шёпотом она произносит, а Марк всего лишь в шаге от того, чтобы обезуметь. Я даже отсюда вижу, как на его висках вздулись пульсирующие вены. — Все вокруг уже знают, что моя мать связалась с тобой, даже твой отец. Только вы вдвоём думаете, что хорошо законспирировались, а мне стыдно! Надоело каждый раз слышать смешки в свою сторону! Поэтому я и сваливаю.

Оставался какой-то шаг до безумия и этот шаг Марк благополучно делает.

— Свободна! — злобно рявкает он на весь дом, сжимая кулаки. Я на секунду подскакиваю с кровати, но снова опускаюсь. Отчего-то уверена, что он ничего не сделает Нике. Он всего лишь отходит в сторону, открывая для неё проход. — Я сказала убирайся, чтобы я не видел тебя здесь больше! Мелкая мразь!

— Ещё бы! Я больше знать вас не знаю.

Отсалютовав, Ника исчезает, а Марк по-прежнему стоит в дверях в ожидании пока громыхнёт подъездная дверь и только тогда он входит в квартиру. Несмелой поступью он подбирается ко мне и опускается на корточки у моих ног. А я сижу на кровати и отрешённо пялюсь в одну точку. Я пытаюсь переварить всё то, что довелось услышать, но это практически невозможно.

Не сейчас.

Я поражаюсь той правде, что все вокруг что-то знали, кроме меня самой: дочь, Марк, его друзья, даже Дима.

А Дима почему молчал?

Странное ощущение, что я попала в реалити-шоу, снова поглощает меня. Наступает именно тот момент, когда я была бы несказанно рада обратиться в пыль, чтобы меня унесло ветром прямиком в неизвестность.

Не хочу всего этого знать. Я не просила этой правды.

— Ты всё слышал? — спрашиваю, когда он кладёт ладонь на моё колено и успокаивающе поглаживает его.

— Каждое слово, — беззвучно отвечает, пальцем поднимая мой подбородок. — Вик, мне жаль, что всё…

— Мне нужно всё обдумать, — перебиваю я. Убираю от себя его руки, встаю с кровати и снова иду к окну.

— Что именно? — выпрямившись следом, настороженно он спрашивает.

— Мне просто нужно какое-то время побыть одной.

Он вихрем оказывается возле меня. Дёрвнув за руку, разворачивает к себе лицом.

— Да что тут думать? Тут нечего думать! Твоя дочь оказалась подлой дрянью, мой отец как был сволочью, так и остаётся — ничего нового. О чём ещё ты собралась думать? — Марк тянет меня к себе и прижимает. Он гладит мои волосы и целует в макушку, а стою не в силах поднять ни руки, ни голову.

— Конечно! Давай ещё подождём, когда твоя мать сюда явится и выльет на меня очередную порцию дерьма. Ты этого хочешь?

— Что за бред ты несёшь? Я не позволю ей!

— Нет, Марк, — отпихиваю его от себя. — С меня хватит.

— Да почему? Плюнь на всех! — не даёт он и шагу ступить, крепко-накрепко удерживая меня. — Они показали своё истинное лицо.

— Чего ты от меня ждёшь? Что ты хочешь, ответь!

— Я хочу тебя, — не задумываясь, отвечает и я брезгливо фыркаю. — Совсем не в том плане, о котором ты могла подумать. Я хочу тебя всю, всегда. Рядом. Чтобы ты была со мной.

— Но зачем тебе всё это? — я всерьёз не понимаю его и вряд ли до конца могу поверить этим словам. — Ещё скажи, что задумался о семье, детях!

— Я задумываюсь о серьёзности, а серьёзность подразумевает собой многое, в том числе семью и, дай Бог, детей. Я всё переосмыслил и меня ничего не пугает, — он подхватывает мою ладонь, оставляет на ней поцелуй и прикладывает к своей щеке, с уютной теплотой глядя на меня. — Ты та женщина, с которой я хочу связать свою жизнь. Та, с которой я вижу будущее, та, которую я люблю. Та, с которой я впервые осознал, что только и делал раньше, что прожигал свою жизнь.

Сладкие слова приправлены горечью. Если минуту назад я могла бы задуматься о ещё одном шансе, то теперь понимаю, что мы действительно зашли слишком далеко. Со скоростью света подобрались к тому, к чему люди годами идут. И я верю ему. Безоговорочно верю в его искренность и серьёзность, но от этого мне только хуже.

— Нет! Ничего у нас не выйдет! — против своей воли всё-таки вырываюсь из его тёплых и ласковых рук. — Я больше не гожусь на эту роль! Я вовсе не та, с кем нужно связывать свою жизнь! Не та, с кем можно заводить семью и детей! Да я и думать не могла, что когда-нибудь ты заговоришь о серьёзности!

Он замирает. Глядит на меня исподлобья, снова являя мне свои вздувшиеся жилы у висков.

— Повелась на всё, да? Тебя так легко сломить? — в глазах его появляется холод. — Пять минут назад ты говорила, что влюбилась, а сейчас отказываешь от всего?

Больно. Снова больно. Я вся состою из боли, но прекрасно понимаю: чем дальше — тем больнее. И не только мне.

Я подхожу к нему и оставляю лёгкий поцелуй на небритой щеке.

— Я не люблю тебя, Марк. Я могла бы полюбить, но обстоятельства не на нашей стороне.

И я обхожу его, устремляясь к выходу.

Возможно, я буду сожалеть об этом, но подобные изменения в моей жизни всем вокруг доставляют одни лишь неудобства, в том числе и самому Марку.

Так зачем усугублять?

— Ты самый неуверенный в себе и нерешительный человек, которого я когда-либо знал, — осуждающий леденящий тон, брошенный в спину, с треском добирается до моего сознания. — По твоему мнению, твоё существование уже давно не имеет смысла, — он будто прочёл мои мысли. Я останавливаюсь, гляжу на него из-за плеча. Марк стоит у окна спиной ко мне, опираясь одной рукой о стекло. — Но ты не понимаешь, что тем самым лишаешь этого самого смысла других. Ты думаешь, что делаешь лучше, но не задумываешься о том, что причиняешь всем вокруг боль. Ты не умеешь быть отрытой, честной. Ты обманываешь даже саму себя, укрывшись за стеной недомолвок и лжи. Ты бежишь от всего. Но до тебя не доходит, что только с собой ты ведёшь эту гонку.

— Может и так, но ты справишься с этим.

Он медленно разворачивается, устремив на меня безжизненные глаза.

— А ты? Справишься ли ты?

— А это уже не должно тебя касаться.

Я хочу убежать, но ноги вросли в пол. Что-то не позволяет мне уйти.

— Почему ты не та, с кем можно заводить семью и детей? Ты ведь ещё так молода, почему ты списываешь себя в утиль? Или это из-за меня? Может быть ты думаешь, что это я не гожусь на эту роль? Ведь так? По-твоему, я недостоин всего этого?

— Нет, Марк. Ты здесь ни при чём, — с полной уверенностью заявляю я, но ему этого недостаточно. — Ты замечательный.

— Тогда в чём дело? — обречённо разводит руками в стороны с поникшей головой.

Я сглатываю ком, застрявший в глотке, и силюсь вымолвить наконец из себя эти слова:

— Ты видишь перед собой молодую женщину, но женщина я только снаружи. Со мной у тебя не получится создать семью, коль уж ты забежал так далеко! Я бесплодна и гожусь теперь только для романов-однодневок! Но, как выяснилось, тебе это больше не нужно. Жаль, мне было хорошо с тобой.

После этих слов я закрываю дверь и ухожу, давая себе обещание больше никогда и никому не причинять боль.

Глава 46. Марк

Мои воздушные замки рухнули. Розовые мечты обуглились и почернели. Идеальный мир оказался Адом, а вера в себя рассеялась как дымка.

Таким беспомощным я никогда прежде не ощущал себя. Меня будто бы загнали в угол, где я потерял всякую надежду на светлое будущее.

Я мог бы свернуть горы, разогнать тучи и проложить асфальтированную дорогу к её сердцу. Я бы с лёгкостью мог оставить всё и уехать с ней, скрыться от всех, но я не могу самого главного — достучать до неё, переубедить её в том, что это ещё не конец. Бесплодие — не приговор. От этого ещё никто не умирал. И от этого она не перестала быть желанной. Вика по-прежнему достойна любви, счастья. Но она, видимо, так не считает совсем. Глупышка ставит крест на себе… на своём будущем.

Побежать бы за ней, остановить её, да встряхнуть хорошенечко, чтобы вытрясти из неё всю эту дурь, но хрена лысого. Я понимаю, что мысли мои эгоистичны, но я понятия не имею что на самом деле творится у неё внутри. Знать не знаю что на самом деле тревожит её. Каких-то пять минут назад она узнала, что её единственная дочь — монстр.

А тут ещё такое…

Но я не лгал. Нисколько не преувеличивал. Мне не было смысла.

Я действительно хочу быть с Викой. Я пообещал быть честным с ней и сам же поплатился за это. Спугнул её своими откровениями.

Какого чёрта я вообще заговорил об этой серьёзности? Я же хотел просто заявить о своих намерениях. Говорил как думаю, как чувствую.

Но что поделать? Я заглянул слишком далеко в наше возможное будущее и оно меня полностью устраивало. Если она всерьёз решила, что тем самым оттолкнёт меня, то не выйдет. В конце концов, мы живём в современном мире, где матерью может стать даже женщина, страдающая бесплодием. Разве она этого не знает? Так я ей подскажу!