— Я умоляю тебя! Я очень тебя прошу! Если не можешь порадовать, то хотя бы не огорчай. Оставь, ради меня…

Глава 53. Марк

— Это глупо, мужик! Очень глупо!

Ярик не перестаёт нудеть и читать мне нотации уже который день подряд. То припрётся ко мне домой, то вот теперь по телефону причитает. Последнее время он жалуется на то, что не застаёт меня дома. Я дома, просто перестал открывать дверь. Не хочу никого не видеть, не слышать. Даже лучшего друга.

Он чертовски прав. Это глупо, но я по-другому уже не могу. Наступило такое состояние, когда я понимаю, что устал от жизни. А если я добрался до такого состоянии, значит в этой жизни нужно что-то менять.

— Я всё решил! — твёрд я как скала. — Ты не переубедишь меня.

— Из-за какой-то бабы уезжать хрен знает куда! Да бред! Давай лучше в клуб сходим, я тебе таких баб там найду, забудешь напрочь о своей Вике!

— Не сомневаюсь, — смеюсь я в трубку. — Но я же сказал, что всё уже решил.

— Куда ты хоть поедешь? — серьёзен он. — Куда мне отправлять открытки в случае чего?

— Не знаю, — так же серьёзно отвечаю. — Как карта ляжет.

— И ты мне говоришь, что всё уже решил? Да ты гонишь совсем!? — повышает голос. — Сваливать из города и не знать куда? Ты в край помешался! Может она приворот какой сделала? Я не узнаю тебя!

— Так, всё. Я приехал к матери. Позже созвонимся, бро.

— Чтобы звонил мне каждый день!

— Постараюсь, но не обещаю.

— Удачи тебе, дружище, — слышу его опечаленный голос. — Мне будет не хватать своего лучшего друга.

— И мне тебя.

Я отключаюсь.

Сидя в машине, меняю сим-карту, так как я заблаговременно приобрёл себе новый номер. Не хочу, чтобы первое время меня беспокоил кто-либо из прошлой жизни. Хочу начать новую. Как многие привыкли говорить: с чистого листа. Но не думаю, что на этом листе сможет появиться что-то новое. Хотя, я исполню свою давнюю мечту — путешествия. Это уже что-то. Поезжу по стране. Посмотрю на города и постараюсь действительно начать всё сначала. Обнулю себя и может быть тогда у меня получится забыть её. Конечно, не сразу, но хотя бы со временем. А вот здесь у меня этого сделать не получится. Я постоянно буду искать её на улицах города. Звонить ей и издеваться над самим собой.

Я дам ей шанс устроить свою личную жизнь и постараюсь устроить свою, раз она больше не видит меня в своём будущем.

Исчезнуть — единственный вариант. Вариант слабака, но тем не менее мне пришлось сделать огромное усилие над собой, чтобы пойти на этот риск.

— Настя, а ты чего не в школе? — зайдя в родительский дом, нахожу Вредину в кухне, спокойно лопающую печенье с молоком.

— О, Марковкин, привет! Так я во вторую смену вообще-то учусь, — выбегает она из-за стола и тотчас вешается мне на шею. — Ты зачем Циклопа принёс?

В руках у меня переноска и там действительно Циклоп. Сидит, даже через металлические ручки чувствую как он что есть сил дрожит внутри.

— Я на время оставлю его у вас. Нужно кое-куда смотаться. Не будет же он один дома всё это время. Ему будет очень скучно, — легонько щёлкаю сестру по носу, — а вот с тобой ни одна душа не заскучает.

— Правильно! И мне будет веселей! А то надоело одной торчать дома, ты же совсем про меня забыл, — надувает она губки, провокаторша.

Как только родители развелись, отец свалил из дома, надеюсь, что навсегда, а мать зачастую вынуждена выходить на работу, и Настя сейчас предоставлена самой себе. Жаль сестрёнку, она не привыкла оставаться без внимания.

— Марк, я думала ты приедешь только к обеду, — в кухне появляется встревоженная мать.

Она не рада такому раскладу, ведь вчера я так же объяснил ей причину своего сегодняшнего визита.

— Да вот, решил не оттягивать.

— Давай сюда Циклопика! Я пойду поиграю с ним.

Врединка забирает у меня шерстяного и шустро скрывается с ним из виду, а я ведь даже не успел попрощаться с ней. Так даже лучше. К чему ей лишние поводы для грусти.

— Марк, объясни мне причину, — строго спрашивает мать, наливая себе крепкий кофе. — Что могло такого случиться, что ты в спешке уезжаешь? Ты перешёл кому-то дорогу? У тебя неприятности, ты мне только скажи?

— Нет, что ты, мам! — выдавливаю из груди одиночный смешок. — Почему сразу неприятности? Разве не может быть другого повода?

Она разворачивается и эту тревогу в её глазах сложно не заметить.

— Зная тебя, — хмыкает она, нервно помешивая ложкой кофе. — Чтобы ты отказался от стабильности и отправился чёрт знает куда? Нет, только что-то глобальное могло повлиять на это. Скажи, ты кому-то задолжал? Сколько нужно денег?

М-да уж… Какой же я всё-таки человек в глазах матери, если чуть что, то она сразу же думает, что я что-то натворил.

Наливаю себе кофе и присаживаюсь к ней за стол, выдерживая паузу для того, чтобы отыскать в своей голове чёткое определение своему состоянию, но так, чтобы мать слишком сильно не волновалась. Нахожу только одно определение, и оно как нельзя верное.

— Я влюбился, — говорю и отпиваю глоток, наблюдая за многозначительной реакцией матери.


Сразу и не разберёшь то ли она в шоке, то ли приятно удивлена, но то, что я смог её удивить — факт.

— И? Ну влюбился, да влюбился, что в этом такого? А, я кажется поняла, — качает головой, расплываясь в улыбке. — Она не местная? Ты к ней едешь? К той, что любишь?

И мне бы ответить согласием, но тогда я понапрасну её обнадёжу.

— Наоборот, я уезжаю от той, что люблю, — прячу от матери взгляд, в котором сейчас можно увидеть многое.

В последнее время, например, в отражении зеркала я вижу скорбь и беспросветную тоску, тихое отчаяние, брезгливую жалость к самому себе и пугающую пустоту. Но я не хочу, чтобы всё это увидела и моя мать.

— Ничего не понимаю.

— И не нужно. Просто мы не можем быть вместе и я решил на время залечь на дно.

— И почему вы не можете быть вместе? Нет, я конечно предполагала, что когда-нибудь ты остепенишься и по-настоящему влюбишься, но не думала, что так всё сложно будет. Почему ты мне раньше не рассказывал? Кто она такая вообще?

Я снова прячу свои глаза, только на сей раз в кружке с кофе. Разглядываю эту тёмную жидкость, такую же горькую на вкус, как и моя первая настоящая любовь, если выражаться словами матери.

— Ты знаешь её, ма, — отвечаю, подняв голову. Я не хотел говорить именно это, но само собой вырвалось, и уж тем более я не думал говорить следующее: — И отец её знает, так уж вышло.

У матери пропадает дар речи. Из её рук выскальзывает кружка и падает на керамический пол, разбиваясь на осколки, но никто из нас не реагирует на это. Мы неотрывно смотрим друг на друга. Мать с ужасом, а я с сожалением. Для неё я такой же предатель, как и бывший муж, и отец её детей.

— Ильина? — заторможенно спрашивает, я поджимаю губы. — Младшая?

— Вика.

— Боже, Марк, — мать с силой припечатывает ладошку к своему рту, скорее всего, чтобы не позволить себе сказать то, что сейчас у неё на уме. Боится обидеть единственного сына. Такая уж у меня мать.

— Теперь ты понимаешь, почему мы не можем быть вместе? — не дождавшись ответа, я приподнимаюсь и целую оцепеневшую мать в макушку. — Пригляди за Циклопом, хорошо? Я не знаю, когда вернусь. И поцелуй за меня Врединку, скажи, что по приезду её будет ждать подарок.

После этих слов я ухожу, оставив за плечами всё, что когда-то было дорого мне. Всё, что когда-то доставляло спокойствие и удовольствие.

Больная любовь делает из нас безумцев. Она лишает нас всего: чувств, эмоций, стабильности. Она меняет нас. Мы не замечаем, как становимся другими. Отказываемся от привычных вещей, от друзей. Мы становимся одинокими, а одиночество, как известно, убивает людей чаще, чем рак. Но я хочу жить. Жить, даже если я больше никогда её не встречу. Я схожу с ума.

Оказавшись на железнодорожном вокзале, я покупаю билет на первый попавшийся поезд дальнего следования. По счастливой случайности он идёт до Улан-Батора. Два дня у меня будет на то, чтобы понять куда отправиться дальше и чем себя занять. Целях двое суток на размышления с самим собой. Только я и мои мысли. И первая мысль, которая меня посетила, оказалась слишком запоздалой. Войдя в купе, я понимаю, что нужно было быть куда более предусмотрительней. Было бы куда лучше, если я выкупил всё купе, чтобы никто не смог помешать потоку моих мыслей.

С собой я практически ничего не брал, только деньги, документы и вещи первой необходимости. Спрятав рюкзак под сиденьем, я сажусь у окна и всматриваюсь на спешащих людей, на провожающих. Как раз в этот момент дверь отъезжает и в купе входит девушка. Розовощёкая, вся в суете. Она не обращает на меня внимания, пыхтя, да заволакивая огромные чемоданы, которых у неё целых три.

И как же бежняжка тащила всё это на себе.

— Давайте я помогу, — бес спроса хватаю самый большой чемодан у неё из рук и быстренько забрасываю на верхнюю полку.

— Ой, спасибо! — улыбается она, когда мы встречаемся с ней взглядами.

— Да не за что.

Я проделываю то же самое с остальными её чемодами, отмечая, что для такой хрупкой девчонки они очень тяжёлые.

Она копошится какое-то время со своими вещами, достаёт билет с паспортом из потайного кармана дамской сумочки, затем кладёт на стол что-то завёрнутое в фольгу. Судя по запаху, это курица-гриль.

— Будете? — всерьёз предлагает она, разворачиваю фольгу.

— Нет, спасибо, — смеюсь я. — Мы же ещё даже не отъехали, а вы уже есть собрались?

— Так это традиция людей, которые частенько ездят в поездах. У меня и яйца варёные есть, — снова она лезет в свои чемоданы, что-то выискивая. — Вы больше любите вкрутую или всмятку? У меня есть и те, и другие.