Только намереваюсь выйти из машины, телефон в подстаканнике подаёт сигнал.

— Поздно, братишка. Я и без тебя справился, — отвечаю, думая, что это Ярик соизволил, наконец, объявиться.

Но увидев незнакомый номер, я призадумываюсь. Номер мой знают только родственники, да проверенные лица.

Принимаю вызов, подношу трубку к уху и молча ожидаю, как на том конце подадут голос.

— Ну? И зачем пожаловал к нам? — и этот голос принадлежит моему папаше. А я всё надеялся, что он сдох.

— Откуда у тебя мой номер? — спрашиваю, стараясь сдерживать себя. Этот кусок дерьма не заслуживает моих эмоций, он не заслуживает даже того, чтобы с ним разговаривали.

— Так Настя дала. Просто я заметил твою машину на Ленина, подумал не показалось ли.

— Не показалось. Чего надо?

Пауза затягивается. Этот хрен чего-то ждёт. Ещё она секунда — и я сброшу вызов.

— Недавно я видал её с огромным пузом. Если ты приехал к ней, то знай, что опоздал, — насмехается он будто бы.

— Это ты опоздал везде, где только можно! — сквозь зубы проговариваю, сгорая от бессильной вспышки ярости.

— Я сначала тоже думал он от тебя. Даже немного разозлился, — говорит обыденным тоном, — но потом твоя мать сказала, что ей сделали ЭКО. Наши с тобой гены ей не по душе, как видишь.

— Чего? Мама сказала? — недоумеваю я.

— Она не рассказывала, да? Ну так знай, как только ты сбежал, как какая-то психованная девочка, та примчалась к Вике. Хотела ей все волосы выдрать из-за того, что ты уехал из-за неё.

Какая-то ерунда. Поверить в сказанное сложно, особенно, если учитывать, что говорит мне это самый лживый и лицемерный человек из всех, кого я знаю.

— Да что ты? — дерзко выпаливаю, понижая голос. — Тогда почему она не рассказывала мне об этом?

— Не хотела, чтобы ты искал причин вернуться и встретиться с ней, — прыскает со смеху. — Как бы тебе сказать, твоей матери неприятно, что ты выбрал себе такую женщину, ну… сам понимаешь…

— Я-то может и понимаю, но одного всё же не пойму! Зачем ты мне это говоришь? Чего добиваешься этим?

— Не унижайся! Не нужны мы ей! — резко бросает, будто всерьёз думает, что я послушаю его.

— Это всё, что ты хотел сказать? — он что-то начинает говорить, но я не хочу и дальше продолжать слушать эту чепуху. — Если всё, то давай, исчезни! У тебя неплохо это получается. И только попробуй хоть раз сунуться к матери, к Насте или не дай Бог к Вике! Я тебя найду и собственными руками выпущу твои гнилые кишки!

— Сколько экспрессии, — иронично охает он. — Да нужны вы мне больно! У меня давно уже своя жизнь!

— Вот и живи, пока живётся, а от меня отъебись! Я сам решу когда и перед кем мне унижаться!

Не верю. Не верю ни единому его слову. Он же эгоистичный человек и прирождённый манипулятор. Доверься такому — и это повлечёт за собой цепную реакцию. Я на каждом шагу буду сталкиваться с очередным дерьмом. Я сыт этим по горло.

Да даже если Вика сделала искусственное оплодотворение, это ничего не меняет, раз я уже здесь. Если я здесь, значит ничего не в силах удержать меня, чтобы не попытаться вернуться к ней: ни расстояния, ни время, ни обстоятельства не в мою пользу.

Весь на нервах я выхожу из машины, прихватив с собой цветы и игрушку, которую перекидываю через плечо. Быстрым шагом иду к подъезду, но не дохожу до него каких-то пару метров. Что-то останавливает меня. Как будто сильнейшим магнитом утягивает обратно.

Разворачиваю голову, устремляя взгляд на детскую площадку. Качели, карусели, кругом столько ребятни, но всё расплывается вокруг, как только я фокусируюсь на лавочке.

Там она сидит ко мне спиной. Её длинные светлые волосы переливаются на ярком солнечном свету и развиваются от лёгкого тёплого ветра. Она только и успевает убирать их с лица. Вика сосредоточенно вчитывается в какую-то книгу, держа её в одной руке, а другой покачивает коляску.

Синюю, чёрт бы побрал. У неё пацан.

Я хочу сорваться к ней, но ноги мои не идут. Они стали до того тяжёлыми, что ещё немного и я свалюсь прямо посреди дороги на асфальт.

Сердце грохочет внутри с такой быстротой, да так громко, что сбивает своим шумом мои мысли, не давая мне выстроить внутренний монолог. Я не знаю что ей сказать, и нужно ли вообще. Может просто посмотреть на неё из машины, полюбоваться ею какое-то время, да избавить её от лишних переживаний. Они ей сейчас ни к чему.

Нет. Я ж не успокоюсь, пока не увижу её лицо и собственными ушами не услышу от неё правду.

На ватных ногах приближаюсь к ней, стараясь не издавать ни звука. Стоя у неё за спиной, я развязываю бант на мишке, кладу букет и игрушку на траву, а потом дрожащими руками дотрагиваюсь до её волос. Вика вздрагивает. Она замирает, но не осмеливается обернуться.

Я собираю её волосы в хвост и перевязываю бантом. Как могу. Выглядит по-уродски, но так они больше не будут её беспокоить.

Вика по-прежнему не двигается, пользуясь случаем, я оставляю лёгкий поцелуй на её макушке, на который она реагирует судорожным вздохом. Узнала, даже не глянув на меня. Я поднимаю цветы и игрушку с земли, делаю ещё один шаг и присаживаюсь рядом с ней на свободное место.

Её взгляд устремлён вниз на книгу, но не читает она уже её. Она немного отодвигается к краю, а я же, напротив, придвигаюсь ближе к ней.

Я улавливаю её аромат и вмиг проваливаюсь в воспоминания, на кончиках пальцев я уже чувствую тепло, хоть и не притронулся к ней ещё ни разу. А как же хочется. Когда она отвлекается от книги, боковым взглядом проходится по мне с ног и застывает на моих руках, в которых я держу цветы и мишку, она прикрывает глаза и прерывисто вздыхает.

Молчит. И я молчу.

Смотрю на её профиль, такой прекрасный, и сдерживаю себя, чтобы не зацеловать её. Вика медленно поворачивает голову и распахивает свои удивительные глаза, в которых стоят слёзы.

— Как зовут? — тихо спрашиваю я, указывая на коляску. Голос пропал от того, что сейчас происходит со мной внутри.

— Д-данил, — в ступоре она отвечает, громко сглотнув.

Пацан…

— Чудо? — улыбаюсь я во весь рот.

Вика кивает, стирая со щеки слезинку.

— Чудо, ещё какое.

Я придвигаюсь ближе, кладу цветы и игрушку на лавочку.

— А не моё ли это чудо? — задаю я свой главный вопрос, пока мои рёбра разрывает собственное сердце.

— Да, Марк, — едва слышно произносит и всхлипывает, так же расползаясь в улыбке. — Это чудо и твоё тоже.

Столько всего нужно было пройти, чтобы в итоге почувствовать небывалое облегчение внутри, как будто сотни незримых пут, наконец, освободили мою душу. От многого нужно было отказаться, стольким пожертвовать, чтобы в итоге понять, что я растратил слишком много времени впустую. Осознал, что я многое упустил за эти восемь месяцев скитаний.

Но ведь не поздно всё это наверстать? Не поздно же?

Я на максимум сокращаю расстояние между нами и обхватываю Викино лицо ладонями. Она накрывает их своими руками, с надеждой смотрит на меня и до меня доходит, что не всё ещё потеряно. Всё в моих силах, а их у меня теперь предостаточно.

— Прости, Вик, — я целую её губы, а она нисколько не сопротивляется моим порывам.

Кажется, ей стало так же легко, как и мне.

— Где ты был? Марк, где ты был всё это время? — плачет она, оставляя на моих губах солёные слезы и я мысленно даю себе установку… сам себе обещаю, чтобы ни одна слезинка больше не упала с её глаз, если только от счастья.

— Где бы я ни был, сейчас я с тобой, ягодка. И я больше никуда не уйду, если ты позволишь мне остаться.

Даю слово.

Эпилог. Часть 1

Три года спустя

— Марковкин, нормально всё будет! Не очкуй ты так, а то весь бледный уже. Да отцепись ты от моего племянника! Обещаю, что не дам Данилке заскучать. Он будет в надёжных руках, — Настя коршуном кружит вокруг Марка, который ни в какую не желает расставаться со своим сыном.

С какой же любовью и трепетом он на него смотрит. Этот взгляд я вижу каждый божий день. По идее, я должна была уже привыкнуть к нему и воспринимать как должное. Я и привыкла, но это не значит, что я отношусь к этому как к чему-то будничному, вовсе нет. Этот взгляд по-прежнему заставляет моих бабочек в животе трепетать и разжигать внутри безудержное пламя. Просто теперь он смотрит так не только на меня, но ещё и на нашего сына.

— Настька, постарайся сделать так, чтобы я потом не пожалел об этом, — с предостережением говорит Марк и ставит Данилку на пол родительского дома, зачмокав его розовые щёчки. — Сынок, учти твоя тётя та ещё Вредина. Разрешаю вырвать ей все косы, если она хоть раз обидит тебя.

В этом доме мы с Марком стали желанными гостями. С тех самых пор как я подружилась с его матерью. Первое время она и слышать обо мне не желала, но как только узнала, что у нас ребёнок, сменила гнев на милость. Не скажу, что мы стали подругами, но напряжение между нами ощутимо спало.

— Марк? Чему ты учишь моего внука? — свекровь хохочет, умиляясь от своих детей. — Не слушай, Данечка! Твой папа редкостный эгоист.

— Эй, ещё чего? Был бы я эгоистом, то не стал бы к вам вообще приезжать. У моего сына после вас передозировка тисканьем! Что будет, если мы оставим его на неделю, а то и больше, я вообще боюсь представить.

— А как ты хотел? Это мой единственный внук! Не тебя же мне тискать!

— Да! Так что, давай сюда моего племянника! — Настя забирает сынишку у Марка, крепко прижимает его к себе и подходит ко мне. — Помаши маме на прощанье, потому что мы уходим играть.

Я обнимаю сына, целую его ручки со стоявшими слезами в глазах. Внутри беспокойно клокочет сердце. С нами это случается впервой. Впервые мы вынуждены оставить Данилку с бабушкой и тётей. Понимаю, что он в надёжных руках, но всё равно сердце не на месте.