— Давай, Оленька, не молчи. Ты же любишь Пашу?

Плохая пауза. Ольга вздрагивает так, что даже я чувствую, хотя по-прежнему не смотрю на нее.

— Твой лучший водитель, так же? — подсказывает Дима. — Отплати ему за хорошую службу, открой пышный ротик и расскажи всё сама.

— Я не знаю, о чем речь, — она сдерживает слезы, но я их все равно слышу.

И цепляю боковым зрением, как она резко сгибается и утыкается лицом в коленки. Секундная слабость, с которой она справляется и так же резко выпрямляется, а потом подвигается на край дивана, приближаясь к мужу.

— Ты скажи мне, — бросает она с полыхнувшей злостью. — Просто скажи, мать твою! Я устала, Дима, я больше не могу. Тебе трудно поверить, но я живая, и я на грани… Я не могу, не могу…

Она переходит на сбивчивый шепот и поднимается на ноги.

— Сядь, — рыкает Дима.

— Я не буду сидеть на этом диване, — Ольга мотает головой, как заведенная. — Только не на нем.

— Да, блять! — Дима тоже встает и делает шаг в сторону, преграждая ей путь. — Тогда чего ты творишь? Я же вижу тебя насквозь! Не можешь быть нормальной женой, да? Никак не получается, милая?

Его грубые ладони снова на ее плечах. Но он сдерживается, потому что по его перекошенному лицу видно, что он способен на страшное сейчас.

— Шлюха сильнее, так и тянет к другим мужикам? — он все же проигрывает гневу и с силой отталкивает ее.

Ольгу несет назад, и я на рефлексах быстро поднимаюсь и ловлю ее. Ее сбившиеся волосы проскальзывают по моему лицу, а тонкие пальцы тут же вонзаются в мои руки. Она сжимается сильнее, чем от недавнего толчка, когда понимает, что это именно мои руки. И что она практически лежит на мне.

Ольга порывается освободиться, но ее бросает вперед, и мне приходится обхватить ее за талию, чтобы она не соскользнула на пол. Я выпрямляюсь вместе с ней и поворачиваю к дивану, чтобы посадить ее.

— Нет, Паш, не надо, — отзывается Дима. — Ей так хорошо. Она любит чужие руки.

Он подходит к нам и смотрит на Ольгу долгим ввинчивающимся взглядом, я не вижу ее лица, но чувствую легкую дрожь напряжения, которая расходится по ее хрупкому телу и передается мне. Дима возвышается над ней и молча наблюдает за тем, как она пытается найти силы и сделать хоть что-то. А она хочет уйти, все-таки рвется куда-то, чтобы освободиться от моих рук. Да пусть хоть упасть на пол, но не оставаться между нами.

Но лазейки нет. Дима давит прессом, а я не выпускаю ее из рук. Она практически зажата между нашими телами и, в конце концов, смиряется и опускает лицо, пряча взгляд в пол. Выдыхает так безнадежно, что я пару мгновений не могу сделать ни одного вдоха. Под пальцами ее тело, сжатое так, словно вот-вот пойдет на излом, а перед глазами перекошенное лицо ее мужа.

Он никак не может решить улыбаться ему или зло скалиться, и изображает на тонких губах что-то пограничное и не обещающее ничего хорошего.

— Так лучше, милая? — произносит Дима, опуская голову.

Он ищет ее глаза и нагибается еще ниже. Ольга сдается первой и запрокидывает голову, понимая, что иначе он просто-напросто обхватит ее руками и выкрутит на свой вкус. В любую позу.

— Сразу успокоилась, — Дима кивает. — Затихла.

Оля чуть приходит в себя и подается вперед. Я не удерживаю ее, но не верю, что она сможет устоять на ногах. Тем более на ней туфли. Она выглядит оглушенной и потерянной после полыхнувшей истерики, первый шок прошел, но оставил отупляющий эффект, из-за которого тело едва слушается ее.

Но она все равно делает очередной рывок прочь, словно оставаться в моих руках — смертельный приговор, а я все же сжимаю ее правое запястье сильнее, чтобы она прекратила. Незаметно, но ощутимо.

— Паша видел, как ты садилась в такси, — Дима добирается до главного и, к счастью, решает озвучить всё сам. — В тот день, когда ты почему-то не смогла приехать на встречу с федеральным центром. Припоминаешь?

— Нет… , — Ольга качает головой, и столь легкого движения оказывается достаточно, чтобы забрать последние силы, она откидывается на мою грудь и безвольно повисает на моих руках. — Нет, Дима.

— Что нет? Не помнишь?

— Я осталась в отеле. Никакого такси.

— Паша врет?

— Не знаю…

— Паша, ты врешь? — Дима переводит холодный взгляд на меня и произносит фразу тоном босса, почуявшего неладное. — Ты видел ее?

— Он мог ошибиться…

— О, Паш, всё хуже, — Дима усмехается, реагируя на слабую реплику Оли. — Ты идиот. Ты перепутал мою жену с другой бабой.

Я молчу, хотя по глазам Димы вижу, что он отправляет мне подачу и ждет, что я помогу. Но я лучше буду идиотом и заработаю жирный минус к своей репутации, чем открою рот. Оле совсем плохо, она лежит на мне и совсем не двигается. Как в коме или в защитном обмороке, когда организм вырубает к черту сознание, чтобы переждать кризис.

Переждать изощренный брак.

— Я вот точно не идиот. И, знаешь, Оленька, что я еще вижу? — он медленной и тягучей лесенкой спускается вниз по силуэту Оли и останавливается на ее бедрах. — На тебе юбка. Я не помню, когда последний раз видел тебя не в брюках.

— На мне юбка, — Ольга безотчетно повторяет его претензию, будто верит, что если побыстрее ее принять, его это остановит.

— Вспомнила, что у тебя шикарные ножки? Или кто-то напомнил?

— Как хочешь, — Ольга вдруг разворачивается и прячет лицо в мое плечо.

Это происходит так неожиданно и так естественно… Правильно. Она так ослабла, что не может контролировать свои реакции, и она ищет защиты во мне. И это едва не запускает цепную реакцию, я в последнее мгновение ловлю ладонь, которой хочу накрыть ее голову. Чтобы спрятать и укрыть. Потому что понимаю, что она прячется от жестоких пощечин Димы, которые уже близко и уже читаются в его шипящих угрожающих интонациях.

— Под юбку намного легче залезть, — Дима выбирает не пощечины, а кое-что похуже, он обхватывает грубыми ладонями ее бедра и скручивает ткань юбки между пальцами. — Он уже в городе? Начали там и парень осмелел? Он уже трахает тебя здесь? У меня под носом?

Он вколачивает каждый новый вопрос злее и душнее, перескакивая со сбивчивого шепота на высокие оглушающие интонации. А по его вспыхнувшему чистой яростью лицо видно, что он нарисовал в своей голове столько ярких картинок, что не знает, как дышать. И произнесенное смачным плевком “под носом” самое главное.

Самое отравляющее и изводящее его.

— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю.

Ольга качает головой, вбиваясь в мое плечо сильнее. Моя рубашка становится влажной от ее выступивших слез и частого запуганного дыхания. Она цепляется за меня одной рукой и пытается вывернуться от мужа. А он… он собирает ее юбку, скручивая ее жестким жгутом и поднимая выше и выше.

Он лезет к ней на моих глазах. Сжимает бедра, впечатывая пальцы так, что у нее краснеет кожа.

— Намного легче, — он кивает с довольной усмешкой, опуская взгляд на ее обнаженное тело.

Я должен это остановить и придумываю лишь один выход. Скверный и почти такой же больной, как развлечения Димы. Но эту партию не получится сыграть в белых перчатках. Я поднимаю ладонь выше, пряча ее под сбившимися волосами Ольги, и нащупываю ее шею. Сжимаю зубы до скрипа и надавливаю сильнее. Она коротко дергается, то ли от моей неожиданной хватки, то ли от прикосновений Димы, но долго это не длится. Шок, истерика, издевательства… В таком состоянии хватает всего пару глотков воздуха, которых она не получает, чтобы ее тело обмякло окончательно. Ольга теряет сознание в моих руках.

Глава 15

ОЛЬГА

Я не хочу просыпаться. Но осторожное прикосновение становится настойчивее и в какой-то момент я понимаю, что это руки Паши. Теплые и сильные. Открываю глаза и вижу его встревоженное лицо перед собой. Он смотрит на меня снизу вверх, опустившись на одно колено, и придерживает за плечо. Не сразу, но я понимаю, что сижу в салоне машины на заднем сиденье. Паша развернул меня к дверце и явно собирается помочь выйти.

Выйти…

Не помню, как попала сюда. И не помню дорогу.

Помню только бар и Диму.

И ладони Паши на горле, он так сильно сжал, что земля вдруг уплыла из-под ног и я провалилась в кромешную темноту.

— Прости, — произносит он, заметив, как я на рефлексах потянулась пальцами к горлу. — Я не придумал ничего лучше.

— Спасибо.

Он кривится, хотя и пытается спрятать реакцию, но почему-то моя благодарность задевает его. Хотя почему почему-то? Он сделал мне больно, а я говорю “спасибо”. Конечно, ему не по себе и хочется побыстрее вычеркнуть тупиковый момент из памяти.

— Он приказал отвезти тебя на Красный.

На Красном у меня своя квартира. Нет, ее тоже купил Дима, но она числится для черных дней и выполняет роль спасительной дистанции. Дима отправляет меня в нее, когда хочет отдохнуть от моего лица или чувствует, что может натворить дел. В нем иногда просыпается разум, и он ставит наши отношения на паузу.

Отношения? Господи. Я даже в мыслях называю ад, происходящий между нами, отношениями. По привычке… Как что-то загнанное глубоко под кожу. Уже не достать и ты не веришь в саму возможность освободиться.

Я киваю Паше и смотрю на его протянутую ладонь. Он снова рядом и хочет помочь.

— Я попробую сама.

— Ты на каблуках…

— Тут камеры.

— Это нормально, если я донесу тебя. Даже для водителя.

Наверное, он прав. Но произошедшее в баре напомнило мне, каким жестоким и беспощадным может быть Дима. Как он резок и скор в ужасных решениях, а еще то, как закончил Стас…

— Не надо нести, просто дай мне руку. Я смогу.

У Паши на лице написано непонимание, но он уступает мне. Отклоняется назад, выскальзывая из салона Audi, и ждет, когда я все-таки возьму его руку. Я делаю, проклиная собственную слабость и скользкое кожаное сиденье, за которое у меня никак не получается зацепиться. Взгляд Паши темнеет от моих неуклюжих попыток и нежелания принять его помощь, но он молчит и ждет. Когда я касаюсь его крепких пальцев, он осторожно подтягивает меня на себя и следом страхует собственным телом, потому что первый же шаг уносит меня в сторону.