— Рада с вами познакомиться!

— Не могу ответить вам тем же, уж слишком всё скоропостижно. Я должна вам сказать, Маргарита, что я крайне против методов сына, но если он решил, никто не сможет его переубедить. Он решил жениться на вас. Поэтому лучше участвовать, чем умирать от страха за него в стороне. Поэтому я звоню вам.

Мда, не очень приятные первые впечатления. И голос будущей свекрови недовольно скрипит, как сосновая доска на крышке гроба. Хоть забивай гвозди так и не родившихся хороших отношений. Досадно. Но я наступила на горло самолюбию — выпустить дракона и пыхнуть огнём всегда успею.

— А что за методы? — вслух забеспокоилась я. — Или вы имеете в виду просто намерение Вани жениться?

— Нет, то как он это собирается делать. Но ладно, он всё равно сделает. Вы в курсе, что выходите замуж за манипулятора?

Я сглотнула. Холодный ком упал в желудок. Это она меня так проверяет? Или что она вообще сейчас делает? Хочет, чтобы я послала её лесом и бросила трубку? Очень похоже. Чёрт!

Я насупилась. Что ж, видимо, мне не судьба нравиться близким тех, кого я выбираю. Не в первый раз: сестра Никитоса называла меня лошадью, мама Стаса сетовала, что я не разделяю его увлечение медитативными практиками должным образом, а теперь меня, кажется, планируют препарировать живьём. Хм…

Димон и Бэтмус смотрели на меня с интересом. И я вспомнила, что для них единственный резон помогать мне — это любовь. Наша с Ваней. Стоит Димону засомневаться, и он отправит меня самостоятельно разыгрывать Белинскую. А этого никак нельзя допустить. Поэтому я отодвинула гордость за печку и сверху придавила валенком. Произнесла, даже не пытаясь улыбаться:

— У нас у обоих сложные характеры, Ирина Лорантовна, но мы любим друг друга!

— В самом деле любите? Я видела вашу петицию, Рита, вашу манифестацию ненависти к моему сыну, довольно продолжительную и настойчивую. Отчего же такая перемена? Вы беременны?

Снова, как тёрн шипами, кольнуло где-то в груди самолюбие, но я и теперь взяла себя в руки:

— Мне приятно, что вы спрашиваете это! И неприятно одновременно, но мы с вами ни разу не виделись и имеем право друг другу не доверять.

В голове протарабанило, словно градом по черепице: «Надеюсь, мои зубы не издают громкий скрежет…»

Я продолжила:

— Я бы, наверное, тоже задала такой вопрос, будь я на вашем месте. Но я на своём, так что отвечу: нет, я не беременна. И да, я действительно люблю. Почему перемена? На это я не знаю, что сказать. Только то, что сердце не спрашивает. Да, я не знаю.

Пауза.

Чёрт, это хорошо или плохо?!

— Вы же взрослый человек и должны понимать, что любовь — это не только страсть. И брак не заключается на год или два. Он на всю жизнь. Вы понимаете это, Рита?

Какой противный у неё голос! С каждой визгливой ноткой всё труднее держаться. Я закатила глаза, радуясь, что Ванина мать меня не видит, — создавалось впечатление, что она живёт в прошлом веке, причём в Италии, где развод даёт только Папа Римский или её величество смерть. И опять дерзкие слова остались во мне, верх взяло благоразумие. Кажется, собеседование на вакансию шпиона в разведке пройти проще.

— Я это понимаю, — ответила я ровно и с достоинством. — Моё согласие — абсолютно взвешенное решение. И да, вы правы — я взрослый человек и отдаю себе отчёт в том, что такое страсть и что такое любовь. А ещё я прекрасно понимаю, что Ваня в очень сложном положении и что он может лишиться всего, даже свободы не на два месяца домашнего ареста, как решил сейчас суд, а на гораздо более длительный срок. При всём этом я ХОЧУ быть с ним, и хочу быть ему женой. Опять же без обоснований. Спросите причину, я отвечу: не знаю, просто люблю.

— Ну хорошо, — чуть смягчился её тон. — Я рада, что вы не испытываете иллюзий.

Назад

123

Вперед

Я перевела дух и добавила, отчаянно стараясь не морщиться:

— Мне жаль, что наше с вами знакомство, Ирина Лорантовна, начинается с такой стрессовой ситуации. Однако я думаю, что так как мы с вами обе любим Ваню, вдвоём будет проще его поддерживать. Ведь именно это ему нужно сейчас, а не конфликт. Вы согласны?

Ещё пару оттенков мягкости добавилось в ответ Ирины Лорантовны:

— Вы правы, Рита, но…

Я напряглась, как перед оглашением приговора на утро Стрелецкой казни.

— Но обязана предупредить вас: я буду добра к вам и любить ровно настолько, насколько вы любите моего сына. Ни больше, ни меньше.

Я выдохнула с облегчением — всё-таки не стерва, мне повезло! И само собой вырвалось на радостях:

— Ну тогда вам придётся называть меня дочкой, делиться секретами за чаем, ходить со мной по магазинам и к косметологу, а ещё баловать сладостями, хоть я их и не ем, но с родным человеком в воскресенье в какой-нибудь классной кондитерской сам Бог велел! И да, простите, но я не буду вас больше называть Ириной Лорантовной, только мамой. А вы меня на «ты» и прямо сразу. Вот.

На том конце связи, кажется, все умерли.

Судя по большим глазам пранкеров, это был точно перебор. Нет, ну а как меня любить сильнее, если формула выдана, а я за Ваню сама на каторгу готова? Только восьмидесятый уровень — дочь называется! Вариантов нет. Я моргнула, не зная, улыбаться теперь или вешаться.

Но, к счастью, мой слух уловил то ли выдох, то ли смешок в трубке. Пранкеры тоже давились хохотом, и от того их лица были дурнее глупого, даже два высших у обоих не помогали.

Ирина Лорантовна всё не отвечала.

— Мама? — спросила я, чувствуя тысячу буйных мурашек по спине. Сейчас мне как скажут: а не пошла бы ты самонаречённая дочь… к стрельцам! Где там наш наточенный топор и осиновый кол? Чёрт…

— Кажется, я что-то начинаю понимать, — пробормотала, наконец, Ирина Лорантовна. — А у вас… тебя, Рита, есть родители?

— Есть. Оба. Мама болеет, папа её спасает. Из города уехали ради её здоровья, живут в деревне. Я вас с Ваней свожу познакомиться обязательно, вместе или поочередно.

— Да, да, познакомиться надо… Как-нибудь. — Она громко выдохнула.

Надеюсь, у неё в порядке с сердцем. Со мной-то не просто. Но по опыту моих девчонок, свекровь — это такой элемент: или мама, или враг номер один, главная цель которого — сделать твою жизнь невыносимой и не делиться сыном ни за что. У меня нет возможности долго знакомиться, улыбаться, делать реверансы, рассказывать биографию и почему я не козёл. Остаётся абордаж. Это он и был.

Нет, она конечно же не полюбит меня сразу. И конечно же будет ревновать, я б ревновала. Но первый оплот сопротивления сломлен, посмотрим, сколько их там ещё.

— А мне не терпится увидеть вас… тебя, мама! Ведь это случится сегодня?

Кажется, она поперхнулась чем-то. Может, остаточная сухость из горла вышла с кашлем? Или это там собака на фоне. Ничего не пойму. Когда лающие звуки прекратились, Ванина мама произнесла:

— Хорошо, Рита, сегодня. Я собственно по этому поводу и звоню: свадьба через два часа по адресу Камергерский переулок, 4. У бутика свадебной одежды тебя встретит Регина, секретарь Вани. Адрес я тебе скидываю сообщением, это Петровская линия, практически в двух шагах от Камергерского. Выбери себе любое платье, но мой совет — лучше не избыточно пышное, учитывая обстоятельства.

— Конечно… — я смутилась. — Я могу и без платья обойтись.

— Нет, Ваня настоял, чтобы хотя бы эта условность была соблюдена. Цена не имеет значения. И ещё, — Ирина Лорантовна снова напряглась. — Если ты опоздаешь хотя бы на минуту, свадьбы не получится. А Ивану это будет стоить слишком дорого.

Теперь у меня пересохло в горле.

— Да, я понимаю. Я буду. А что там, в Камергерском? Куда идти?

— Центр скорой помощи. Приходи в приёмное отделение.

— Что?! — У меня всё оборвалось. — Что-то случилось с Ваней?! Ему плохо?! Господи…

— Просто будь. Или прямо сейчас всё отменяем. Слишком много риска.

— Нет, я буду! — крикнула я в трубку, начиная неимоверно волноваться.

Ирина Лорантовна отключилась, я оторопело взглянула на парней, то ли поражённых моей наглостью, то ли утонувших в любопытстве. Я надула щёки и с шумом выдохнула, по спине сползали капли пота. Крепость взята? Или это только ловушка? И что происходит с Ваней? Просто придумал или правда заболел? Дурдом какой-то!

— Вы что-нибудь понимаете? — спросила я у онемевших пранкеров.

— Ты — выходишь замуж, — резонно ответил Димон. — Через два часа.

— А ещё, ты троллина. Офигенно наглый, невероятный тролль без башни. Вы с Красницким стоите друг друга! — воскликнул Бэтмус. — Совет вам да любовь, аминь!

— Это было самое быстрое укрощение тёщи на моей памяти, — буркнул не без восхищения Димон.

— Свекрови, — пробормотала я.

— Вечно путаюсь в этой терминологии, — ответил тот.

Я потянулась за сумкой, брошенной на полу, и тут же остановилась в растерянности.

— Блин, а Белинская как же? Ребят, вы подождёте меня? Я постараюсь управиться поскорее! Ведь это тоже важно! Даже не знаю, что важнее…

— Иди, Рита! — подмигнул Димон. — Мы справимся без тебя.

— Но…

— Задача ясна, основа для технопранка есть, запись хорошего качества. На доскональную подготовку уйдёт три-четыре часа, а потом у Белинской должен быть эфир, и нам надо либо втиснуться в перерывы, либо позвонить уже после. То бишь есть большая вероятность, что результат мы получим не раньше полуночи, — добавил Бэтмус и с азартом потёр руки. — Мазефака, аж самому интересно!

Я ещё раз взглянула на Димона, и он кивнул на мой немой вопрос:

— Ты можешь нам доверять. Результат в сеть не уйдёт. Сама потом послушаешь и решишь, что делать. Даю слово.

— Верняк, — кивнул Бэтмус. — Тут только ты решаешь.

— Ребят, я ваша вечная должница! — воскликнула я, складывая ладони на груди в благодарном жесте.