– Пока выглядит так, что вам заплатили, чтобы вы оставили дочь в их доме, – заметила судья.

Кира поняла, что дело проиграно. Не важно, что она любит дочь, из кожи вон лезет, чтобы открыть свое дело и наконец начать зарабатывать достойные деньги. Судье важно, что говорит Виктор: ей заплатили, чтобы дочь жила в чужом доме. И неизвестно, какие цели преследовала она и Вороновы. После одной лишь фразы дело повернулось каким-то совсем уж неприличным образом.

– Что ж, это очень похоже на злоупотребление родительскими правами, – многозначительно изрекла судья. – На сегодня заседание закрыто.


Ужинали у Зениной.

– Думаю, дело мы выиграли, – сказал юрист. – Я, конечно, человек осторожный, загадывать не люблю и с выводами не спешу. Могу допустить, что прав не лишат. Но ограничат. Ограничение прав – тоже урон ощутимый. А в сочетании с молвой, сплетнями и подозрениями это почти победа.

– Дай-то бог! – сказала Зенина и тут же опомнилась: – Бедная девочка…

Виктор сначала не мог оценить серьезность предприятия. Его грела мысль о мести и льстила поддержка такой влиятельной в местных масштабах особы. Он не очень задумывался, к чему это может привести. И это было странно: вроде и дочь он любил, и полностью безответственным назвать его было нельзя. Скорее он был ленивым эгоистом и самодуром и, конечно, получил удовлетворение от первой, острой реакции Киры. И несмотря на то что он, разогревая себя обидой, отселился в отдельную комнату, ему вдруг стало не хватать семейного тепла. Виктор всегда был фанфароном и безответственно относился к словам. Но именно они повернули дело в неожиданном направлении. Виктор это понял из слов судьи и испугался. Поэтому все попытки Зениной поговорить о возможном совместном будущем натыкались на его раздражение.


Кира не отпускала дочку ни на шаг. Она, словно бы впрок, на будущее, старалась передать ей всю свою любовь. Оказавшись перед лицом мужниного вероломства, она поняла, что разлука с дочерью будет для нее катастрофой.

– Может, он и любит ее, но какой же он гад! – говорила Кира.

Они сидели в крохотном саду Вороновых и наблюдали за игравшими детьми.

– Не хотелось бы тебя расстраивать, но ты должна знать, – Люда посмотрела прямо Кире в лицо, – у него шашни с Зениной.

– Кто это? – удивилась Кира.

– Чиновница. Каким-то отделом заведует. Наша, местная. Правда, живет за рекой, в Уваровке. Дом у нее большой.

– Ты откуда знаешь?

– Мне муж говорил. А ему в управлении рассказали.

– Зачем ей чужой ребенок? Зачем ей чужой муж – понятно, но – ребенок?!

Люда пожала плечами:

– Не знаю. Не удивлюсь, если они сами этого не понимают. Подлость ради подлости.

– Господи, не говори так! Я даже представить себе не могу…

Кира не могла произнести то, чего боялась больше всего.

– Успокойся, Воронов постарается помочь….

– Что преступного мы сделали? Мне отец рассказывал, что он до одиннадцати лет рос в семье двоюродного дяди – родители на заработки уезжали…

– Кира, успокойся! Пока еще ничего не случилось! Мы будем бороться за твою дочь!

Когда Кира шла домой, у нее в груди клокотала злость. Ей казалось, она задушит Виктора. Это была ненависть к ограниченному человеку, который был убог своим непониманием человеческого страдания. Еще издали Кира приметила фургон Виктора. «Он дома!» – подумала она и сказала дочери:

– Подожди меня здесь, на скамеечке. Я сейчас, только переоденусь, и мы пойдем в магазин, купим чего-нибудь вкусненького.

Кира влетела в дом.

– Ты знаешь, кто ты? Ты скотина! Ты мелкая, подлая душонка! Ты все последние годы жил за мой счет! И экономил на нас с дочерью! А сейчас ты нашел другую кормушку! Так иди туда, не мешай нам с Леной жить! Я ненавижу тебя, и дочь возненавидит, когда подрастет! Она не простит тебе того, что ты творишь!

– Ревнуешь? – ухмыльнулся Виктор и облизнул ложку.

– Тебя нельзя любить. Поэтому тебя невозможно ревновать. И твоя новая тетка это скоро поймет…

– Я же говорю – ревнуешь!

– Я ненавижу тебя. И знай, ты когда-нибудь ответишь за все причиненное тобой горе!

– Ой как страшно, – хмыкнул Виктор.

Кира почувствовала, что еще минута – и она грохнется в обморок от бессилия, от невозможности изменить что-либо. Не помня себя, она взяла со стола пакет молока и опрокинула на голову мужу. Молоко побежало быстрыми ручейками по полу.


Магазин стоял в конце главной улицы, и там, как всегда, толпились люди. Кира поздоровалась со знакомыми, купила груши, мороженое и большой кекс с изюмом.

– Праздник, что ль, какой у тебя?! – услышала Кира за спиной. Кира ничего не ответила, только улыбнулась. Но, свернув за угол, не удержалась и заплакала.

– Мам, ты чего? – спросила Лена.

– Все хорошо, просто я немного устала, – ответила Кира и оглянулась на внезапный визг тормозов.

Рядом с ними остановилась машина. Из нее никто не вышел. Окно опустилось, и водитель спросил:

– Подскажите, как найти дом Киры Стрельцовой?

Кира вытерла слезы и ответила:

– А зачем она вам?

– Вы дорогу подскажите, пожалуйста, мы уже полчаса крутимся на одном месте, – вежливо сказал водитель.

– Я не покажу вам дорогу, пока не скажете, зачем она вам нужна. – Кира взяла дочь за руку и напряглась. – Вы из опеки?

– Нет… – сказал водитель.

– Кира Стрельцова – это я, – призналась Кира.

После этих слов из машины вышел человек.

– Значит, мы к вам, – сказал он и добавил: – Давайте мы вас подвезем.

– Нет, спасибо, – отказалась Кира, – мы вышли погулять, девочке нужно дышать воздухом.

– А как же нам поговорить? – спросил он таким тоном, что Кире стало его жалко.

– Могу предложить вам проехать к моему дому и подождать нас. Мы будем там минут через десять-пятнадцать.

– Хорошо, – быстро согласился мужчина. Он сел в машину, и та исчезла в зелени главной улицы.

Кира вытащила мобильник.

– Люда, – говорила она Вороновой, – ко мне какие-то незнакомые люди приехали. Наверное, это проверка или комиссия какая-нибудь. Представляешь, наткнулись прямо на меня и спросили дорогу. Я сказала, что, пока не погуляю с ребенком, никуда не пойду. Пусть ждут, раз приехали.

– Правильно, – одобрила Люда, – пусть ждут. Только ты будь спокойной, выдержанной, улыбайся, не нервничай и не раздражайся. Пусть видят, что ты адекватная мать. Мало ли, с какой целью они пожаловали…


Через двадцать минут Кира подошла к дому. Картина, которую она увидела, была скорее забавной. У ворот стояла машина, за рулем сидел водитель, а тот мужчина, который приехал для разговора, прогуливался вокруг дуба, словно кот из известной сказки. Поодаль маячил Виктор. Он делал вид, что чинит велосипед, но самом деле не выпускал из поля зрения неожиданных гостей.

– Вот мы и пришли, – сказала Кира, улыбаясь. Она помнила наказ Люды.

– Да, хорошо, – сказал мужчина.

И Кира вдруг увидела, что под глазами у него синяки, что лицо бледное, а узел галстука ослаблен.

– Мы можем остаться одни? – Мужчина посмотрел на Киру, и она вдруг поняла, что где-то уже видела эти глаза.

– Мы не встречались с вами раньше? – спросила она вместо ответа.

– Нет, не встречались, – нетерпеливо сказал тот.

– Значит, мне показалось. В доме не очень удобно, – Кира оглянулась на мужа, – давайте пройдемся. У вас такая миссия… Для нормального человека – крайне неприятная. Посмотрите на мою дочь. Она любит меня, как и я ее. Она одета, обута, накормлена. Веселая, развитая девочка. И психолог это подтвердил… – Кира почувствовала, что слезы выступили на глаза. – Понимаете, девочке будет тяжело, а я… Я просто погибну, если это случится…

Кира махнула рукой и полезла за салфеткой.

Мужчина взглянул на Киру:

– Вы о чем?

– О суде… о заявлении…

– Ничего не понимаю… И, простите, я не могу сейчас обсуждать что-либо, кроме своих проблем…

– У вас тоже есть дочь?

– Да! И она в очень тяжелом состоянии. Очень. Именно поэтому я здесь.

– Теперь я ничего не понимаю… – растерялась Кира.

– Моя дочь Майя пыталась покончить с собой.

– Майя! – воскликнула Кира.

– Да, ее успели спасти. Она ни с кем не разговаривает. Я боюсь, что будет еще одна попытка суицида – врачи предупреждают об этом же. Посоветовали отвлечь чем-то, но это совершенно невозможно. Она молчит. Не реагирует ни на что.

– Бедная девочка… Но чем я могу помочь?

– У меня большая просьба: навестите ее. Побудьте несколько дней рядом, попытайтесь разговорить ее. Может, вы как-то сможете повлиять на ситуацию.

– Да, но… Конечно, обязательно я поеду к ней. В какой она больнице? – Кире вдруг стало неудобно. – Извините, я вам тут лишнего наговорила… У меня тоже сложная ситуация…

– Простите, меня так волнует Майя… – прервал ее мужчина.

– Вас же зовут Андрей Александрович? Мне Майя много о вас рассказывала. И все только очень хорошее. – Кира вдруг покраснела, вспомнив историю развода родителей Майи.

Андрей Александрович с симпатией посмотрел на Киру:

– Она лежит в частной клинике в Цюрихе. Я бы перевез ее в Питер, но мама Майи распорядилась иначе, а спорить с ней невозможно.

– Это правильно, – машинально кивнула Кира и тут же спохватилась: – Я не могу никуда ехать. Понимаете, у меня суд, второе заседание.

– А что-то серьезное? – осторожно спросил Крылов.

– Дальше некуда: мой муж пытается лишить меня родительских прав.

– Что за бред! – Крылов в отчаянии стукнул кулаком по стволу дерева.

– И потом, есть и другие обстоятельства, о которых говорить неудобно, но скажу: денег на дорогу у меня нет.

– Я все оплачу, это не проблема.

– Послушайте, у меня жизнь рушится. Мне сейчас безумно трудно – я не знаю, чем все закончится. Я вас понимаю – вы отец. Но… Я не могу сейчас уехать. Давайте я позвоню Майе по телефону, напишу письмо.