— Омакасе. По-японски это означает «полагаюсь на Вас». Приготовление пищи для одного заказчика, — объяснила я. Зазвонил мой телефон, и, взглянув на экран, я сразу узнала номер Антона. Палец сам собой ткнул в картинку сброса, и мелодия прекратилась. Я поставила телефон на беззвучный режим и продолжала: — Омакасе — это кулинарный шедевр. Картина, которую создает шеф-повар лишь один раз и лишь для одного клиента. Уверена, женщины толпой ринутся, чтобы шеф обслужил их лично. Цену назначает клиент, а блюда выбирает сам повар. Чем выше цена, тем сногсшибательнее будут блюда. Превратим банальную потребность человеческого организма в искусство.

— Перейдем на японскую кухню?! — всполошился Лёлик.

— Совсем нет, Алексей Аркадьевич, — успокоила я. — Не обязательно ограничиваться японской кухней. Мы просто возьмем метод на вооружение.

Я говорила это Лёлику, но смотрела на Богосавеца, а он смотрел на меня. И как смотрел! В серых глазах плясали золотистые искорки, как будто он с трудом сдерживал смех. И было еще что-то — безумие, сумасшедшинка, как когда он собирался поцеловать меня. И еще — понимание. Он сразу понял идею и — принял.

— Как так — блюда выбирает повар? — Лёлик удивленно завертел головой между мною и шефом. — То есть обед вслепую, получается?

— Так и есть, — подтвердила я. — Обед-сюрприз. Обед-феерия. Только нам нужна хорошая реклама — и на телевидении, и на радио.

— Ну, рекламу-то мы обеспечим… — пробормотал Лёлик. — Честно говоря, впервые о таком слышу.

— Так мы же новаторы, — сказал Богосавец и подмигнул мне. — Значит, всё получится.

И в самом деле, всё получилось.

Обед в стиле японской омакасе произвел фурор в среде гурманов. В первый же день мы получили около пятидесяти заказов, и заказчики, желавшие получить шедевральную трапезу от шеф-повара, платили не скупясь.

Мы подавали совершенно безумные блюда — телячьи мозги на хлебе с соусом чили, тающий во рту гратен из картофеля и сморчков, «разбитый» клубничный пирог, представлявший живописную мешанину кусочков песочного теста и ягодной начинки на тарелке, с вкраплениями белых капель взбитых сливок. Еще мы придумали делать фальшивые виноградные гроздья с «ягодами» из фуа-гра в желейной оболочке из красного вина. Фальшивый виноград украшался чипсами из виноградных листьев и был совершенно неотличим от настоящего. А за «конфеты», сделанные из тончайшего теста «фило», с начинкой из морских гребешков и квашеной капусты, томленой с апельсинами, ресторан получил хвалебную статью в блоге кулинарного критика Боровикова, который спел им настоящую любовную оду.

Как и предсказывал Богосавец, скандал пошел нам на пользу — в ресторан толпами ходили женщины разных возрастов и категорий. Они беззастенчиво флиртовали с шефом и пожирали его глазами с такой же жадностью, с какой уничтожались поданные им на тарелках блюда из меню омакасе. Богосавец настоял, чтобы я помогала ему и во время подачи — мы по очереди представляли блюда, рассказывая, из чего они приготовлены и что послужило вдохновением для их создания.

— Клиентам нравится слушать, что они едят, — учил меня Богосавец. — Настоящий повар соблазняет не только вкусом, видом блюда и его запахом. Надо еще уметь так рассказать, чтобы даже веган захотел попробовать оленину-гриль или пирог из форели.

Мне нравились эти страшные и великолепные минуты, когда мы с шефом подавали блюда, которые никто никогда раньше не пробовал и не должен был пробовать в течение полугода после подачи.

Понравится или нет? Удастся нам поразить заказчика? Ударить кулинарным искусством не только по вкусовым рецепторам, а прямо в сердце?..

Но все же больше мне нравилось придумывать блюда для очередного обеда-омакасе. Сначала мы с Богосавецом закупали продукты, потом обсуждали меню — стиль, подачу, количество блюд, а потом приступали к репетиции. На репетиции надо было сделать пробные блюда, которыми полагалось поразить клиента. Мы с шефом могли спорить до хрипоты, решая, с каким соусом лучше подать равиоли с начинкой из взбитых в пену желтков с добавлением желатина и сыра — с классическим белым или соусом из куриного бульона и белого вина.

Репетиции мы устраивали уже ночью, когда ресторан закрывался, потому что никто не отменял напряженного дня, когда надо было сражаться за свежайшие и редкие продукты, за качество блюд и быстроту подачи. Поставки по новым каналам стабилизировались, хотя иногда случалась неприятность в виде перекупленной под самым носом говядины или морского языка. Новый режим к полуночи доводил меня до состояния зомби, но утром я вскакивала, не позволяя себе понежиться в постели лишнюю минутку. Идеи так и фонтанировали, и даже во сне мне снились креветки, мидии и зеленый базилик.

Как-то так получилось, что мы с Богосавецом не говорили о том, что произошло в его кабинете до появления Лелика. Будто оба решили сыграть в игру «этого не было, это показалось», взяв таймаут на время очередного нововведения в «Белой рубашке».

Один только раз, когда мы с шефом весьма бурно обсуждали, надо ли добавлять слайсы из трюфелей к тушеным бобам и вареной спарже, или достаточно будет трюфельного сока, Богосавец сказал, наклонившись к моему уху, хотя в кухне мы были одни и услышать нас могли только ножи да сковородки:

— Дашка, ты меня доведешь. Тогда точно сверху буду я. Вот устаканится немного…

Я не успела ни дослушать, ни ответить, потому что бросилась спасать шалот, который грозил сгореть через пару секунд.

Да, сердце мое сладко екнуло, когда я услышала эти слова. И взгляды шефа распаляли меня сильнее, чем жар от плиты, но сейчас и в самом деле не было времени ни на что личное. Бешеный темп ресторанной гонки захватил нас, завертел каруселью.

Повара «Белой рубашки» воспринимали наше новаторство, как очередное безумие. Иногда мне казалось, что они молчат только потому, что идея удалась и приносила деньги. Будь все иначе — на кухне точно поднялся бы бунт. Им было трудно — поварам. Потому что сейчас от них требовалось нечто большее, чем безукоснительно следовать рецептам от шефа Богосавеца. Надо было включать фантазию, импровизировать на ходу — а это удавалось не каждому. Ринат страшно психовал, когда испортил карпаччо из говяжьей вырезки, в которое добавил пряности на свое усмотрение, потому что Богосавец в тот момент был занят в зале. Петар стал особенно молчаливым и пробовал готовые блюда с некоторой опаской, больше и тщательнее, чем раньше. А Йован перед каждой нашей поездкой на рынок взял за обыкновение молиться. Я уже немного понимала сербский и однажды разобрала, что Йован просит «послать нормального лосося, а не всю эту дерьмовую рыбу за сто динаров».

Я нервничала, ожидая, что ребята сорвутся с минуты на минуту, и только Богосавец сохранял спокойствие. Каждый заказной обед он встречал клиентов ослепительной улыбкой, в белоснежной рубашке, красивый, уверенный в себе. Он мог просто стоять и дышать, а люди тянулись к нему, чувствуя эту самую уверенность. И я тоже тянулась, и все повара. Потому что мы все знали, мы верили — пока шеф говорит, что всё хорошо, то всё и в самом деле будет хорошо.

Мы пережили очередной приезд съемочной группы, получили отличный отзыв от критика Бессмертнова, который побывал в нашем ресторане инкогнито, и на десятый день после открытия омакасе получили фантастический заказ на обед для двух человек и предоплату в пятьдесят тысяч.

— Люди свихнулись, — резюмировал Петар, когда мы все собрались в кухне перед началом рабочего дня. — Пятьдесят тысяч, чтобы тебя накормили неизвестно чем.

— В этом и прелесть, — не согласилась я. — Это все равно, что взять напрокат «Мону Лизу», повесить в своей гостиной и любоваться ею.

— Согласен, — буркнул Петар. — У богачей свои причуды. Только почему он не назвался? Деньги перевел, время назначил, а имя почему-то скрыл. Может, к нам Президент придет?

Да, это было немного странно — клиент пожелал остаться неизвестным. Но я рассудила, что тому, кто за один обед готов расстаться с такой суммой, можно позволить любое чудачество. Ну не хочет человек афишировать — кто он и с кем придет. Это его право.

— Не нравится мне это, — с нажимом повторил Петар, но тут дверь открылась и вошел Богосавец.

— Хватит ворчать, — скомандовал он, и все мигом разбежались по рабочим местам. — Петар, Даша, едем на рынок, Ян — за старшего.

— Есть, шеф! — бодро отозвались мы, и очередной день ресторана начался.

Меню для щедрого и таинственного клиента мы продумывали особенно тщательно и спорили особенно горячо, чем его удивить. Ужин был назначен на семь вечера, в приватном кабинете, и к шести тридцати мы с Богосавецем уже были готовы встретить гостя.

— Думаете, кто придет? — спросила я, делая последние приготовления перед сервировкой. — Какой-нибудь толстый дяденька с моделью под ручку? Решил произвести на нее впечатление, я так думаю.

— Кто бы ни пришел, мы должны встретить его, как короля, — ответил Богосавец, разворачивая меня к себе и поправляя ворот моей рубашки. — Закуску будешь представлять ты. Я в этот раз на подхвате.

— Я?! Ой, начните вы, пожалуйста!.. — взмолилась я. — А я понесу второе блюдо…

— Начнешь ты, — сказал шеф тоном, не терпящим возражения. — Привыкай, Даша Иванова. Ты — повар, а не заяц в кустах.

— Душан! — в кухню влетел Петар, обслуживавший сегодня гостей в зале вместо шефа. — Випы в привате!

Это означало, что заказчики омакасе уже зашли в приватный кабинет и пора подавать закуску.

— Смелей, — подбодрил Богосавец и незаметно для остальных подшлепнул меня ладонью пониже спины.

— Эй! — я погрозил ему пальцем, но шеф только улыбнулся и взял поднос с закуской, а мне кивнул на бутылку шампанского в серебряном ведерке со льдом.

Мы прошли через запасной вход, обойдя общий зал, и остановились перед дверями приват-кабинета.