Марьяна прищуривается, подается в мою сторону. Прижимается ко мне всем телом, я чувствую своей грудью ее острые соски. Дыхание тяжелеет. Не шевелюсь, боюсь спугнуть инициативу Адаменко, пусть сама меня берет в оборот.

— Скажи мне, друг любезный, - пьяно улыбается. Три бокала дают о себе знать. – Тебе нравится, как ты живешь? Вот эта правильность, занудство, сдержанность – это твое или всего лишь маска? – приподнимается на носочках, кусает меня за подбородок. Шарахает сильно, мощно. Сжимаю кулаки.

— Мы обязательно поговорим о моих изменениях, когда ты будешь трезвая, - забираю бутылку, ставлю ее на столешницу. Марьяна пользуется моей отвлеченностью, просовывает свои руки под футболку.

— Ты же не такой, - шепчет, целуя подбородок, царапая мне спину.

Что же она творит, черт побрал! У меня силы воли совсем немного. Смотрю в ее глаза, они темные, манящие. Пучина. Меня потряхивает от сдерживаемого желания схватить ее за волосы и заставить опуститься на колени, чтобы потом вогнать в ее сладкой рот свой каменный член. Рука уже начинает тянуться к ее голове, как Марьяна усмехается. Смотря мне в глаза с расширенным зрачком, превращая свой взгляд в бездну, сама ползет вниз к моим ногам. Жадно втягиваю в себя воздух сквозь зубы.

— Марьяна...

Как жалко звучит мой голос в попытке быть «правильным». Ради нее пытаюсь вогнать себя в приличные рамки, соответствовать каким-то моралям. А ведь это не я... точнее не настоящий я. Настоящий Соболь смотрит на свою женщину в ногах голодным похотливым взглядом, мечтающий загнать в ее приоткрытый рот свой член. И вытрахать ее до слез. Потом подхватить на руки, разложить на столе и дальше выбивать из нее охи и ахи.

— Будь собой, Герман, - горячо шепчет Марьяна, хватается за резинку штанов, выпуская на волю член. От ее горячего дыхания вся кровь моментально устремляется в пах.

Прикусываю изнутри щеку, сдерживая в себе грубые слова: «соси, сучка». Просто смотрю на свою малышку в ногах потемневшим взглядом, усмиряя внутри себя вырвавшихся на волю демонов.

Быть собой? Ох, она не понимает, о чем просит. Ведь ослаблю над собой контроль, потом с трудом его верну обратно. Мне итак приходится бороться с самим собой при вспышках гнева, чтобы не грохнуть кого-то из своих сотрудников за тупость, за невыполнения моих поручений.

Ее язык медленно скользит по всей длине, сильнее стискиваю кулак, не дыша смотрю на Марьяну снизу. Прекрасна. До невозможности прекрасна, убийственно очаровательна. Из-за таких вот женщин возникают войны, ссорятся мужики между собой, возникают разборки не на жизнь, а на смерть.

Кровожадно думаю о том, что с большим удовольствием сверну шею Реду, перережу горло Кевину и пусть другим будет не повадно приближаться к Марьяне. От этих мыслей даже дышать становится легче.

Резко двигаю бедрами, голубые глаза широко распахиваются. Удивленно на меня их вскидывает. «Соси, детка» - мысленно приказываю, а сам придерживаю рукой ее голову. Осторожно начинаю двигаться, с удовольствием наблюдая, как появляется и скрывается член между розовых губ. Еще чуть-чуть и можно сорваться в обрыв своего удовольствиям. Только это сейчас ни к чему.

С сожалением покидаю горячий, влажный рот. Она смотрит на меня влажными глазами, но тут же растягивает губы в призывной улыбке, облизнув нижнюю языком. Сучка.

Осторожно тяну за локоть, заставляя встать на ноги. Обхватываю Марьяну за талию, усаживаю на столешницу, припадаю к ее губам в жадном поцелует. Сразу же отвечает, словно только и ждала, когда наши языки переплетутся. Жарко. Жарко между нами. Жарко внутри нас. Жар этот растекается по венам со скоростью лесного пожара. Крепче сжимаю ее ягодицы, впечатывая ее в себя. Еще теснее.

— Герман. Герман, - шепчет между поцелуями, прикладывая свои ладони к моим небритым щекам. Мои руки нетерпеливо обхватывают два полушария под тонкой майкой. Выдыхает весь кислород мне в рот.

Мне хочется ее проглотить целиком, но, как диабетик, приходится надкусывать маленькими кусочками, чтобы сахар не подлетел до критических небес. Мало ее губ. Хочу все ее тело. Хочу ее пробовать не только губами, но и языком. Всюду и везде. Взаимное возбуждение пьянит сильнее, чем выпитое вино.

Сорвать на фиг одежду с ее тела, но вместо этого торопливо отрываюсь от ее припухших губ, чтобы стянуть сначала ее майку, потом свою футболку. Вновь прижимаю к себе, чтобы почувствовать кожей кожу. Да, как же кайфово, как же это нужно и необходимо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Кровь шумит в голове. Я задыхаюсь от своих чувств, от невозможности взорваться на миллиарды осколков прямо сейчас. Мне тесно в собственном теле. Еще один дикий поцелуй, торопливо стаскиваю с ее бедер шорты вместе с трусиками. На секунду замираю, безумным взглядом смотря на раскрасневшуюся Марьяну. Она часто дышит, не сводит с меня темных глаз, опирается руками на столешницу позади себя и разводит ноги максимально широко. Опускаюсь на колени, подрагивающими руками оглаживаю ее ноги. Слышу, как оглушительно стучит мое сердце, как шумно дышит Марьяна, прикусывая губу, чтобы громко не застонать.

— Герман... О, боже... Да... – дергает бедрами навстречу моим губам, языку, сгребает мои волосы на макушке в кулак. Дрожит. Безумно кончает.

Встаю, подхватываю ее на руки, несу к столу. Я сейчас подобен людоеду, готового приступить к вкусному ужину. На ужин у меня аппетитная Марьяна.

— Держись, - глухо командую, убедившись, что она удобно стоит коленями на стуле и хорошо опирается об стол. Оглядывается через плечо. Провожу членом по влажной промежности, без предупреждения резко толкаюсь. Широко распахивает свои голубые глаза, сложив рот в эротичное «о». Удерживая ее взгляд немигающим взглядом, наращиваю темп. Марьяна прогибается в пояснице, подстраивается.

Красивая. Чертовски красива. Ведьма. Без нее сдохну, как брошенная псина на пустыре с переломанными конечностями. Она моя. Никто не имеет права на мою женщину. Не останется добровольно, заставлю. Найду способ заставить сменить фамилию, носить обручальное кольцо, быть рядом со мной вместе с дочерью. Найду способ.

— Мы же не предохраняемся! – не совсем и пьяная, раз вспомнила о контрацепции после того, как вновь словила волну удовольствия.

 С грозным шипением резко отстраняюсь, добиваю себя рукой. Она опять поворачивает голову, смотрит через плечо. Глаза довольные, сытые. Завороженно рассматриваю свою сперму на аппетитной заднице Марьяны.

Несколько секунд выравниваем дыхание, пытаемся вернуться в реальность. Подаюсь в ее сторону, сгребаю волосы в кулак, тяну на себя. Впиваюсь в ее губы все еще голодным поцелуем. Наш спонтанный секс это всего лишь прелюдия к предстоящей ночи.

— Выходи за меня замуж, - озвучиваю то, что давно должен был ей сказать еще несколько лет назад.

Марьяна улыбается уголками губ, целует, прижимается лбом к моей щеке. Не спешит соглашаться, но и не отказывается. Что ж, у меня как минимум восемь часов убедить ее дать мне положительный ответ.

_______

43 глава

(Марьяна)

Проснуться от жарких поцелуев, а потом зажмуриться от того, что с тобой нежно занимаются сексом – я о таком и не мечтала, летя на родину.

Прикусываю губу, выгибаюсь, стараясь подстроиться под неспешный темп. Это все так знакомо, все так желанно. Как же мне не хватало его сильных рук, его требовательных губ, его желания мной обладать.

Глушу стон в подушке, скребясь ногтями по его руке, оставляет борозды. Герман сильнее меня прижимает к себе, да так сильно, что мне становится немного больно. Расслабляется и отпускает меня. Сразу же поворачиваюсь к нему лицом.

— Доброе утро, - шепчет, целуя меня в губы.

Улыбаюсь, наблюдая, как он встает. Диван жалобно скрипит под его весом. Натягивает на голое тело трико, выходит из комнаты, я продолжаю неподвижно лежать на диване.

«Выходи за меня замуж» - это не вопрос, даже намека на вопрос не было. Скорей выгодное такое предложение. Если к нему подойти с трезвой головой, отбросив в сторону все чувства и сантименты, брак к Соболем может быть вполне выгодным и успешным. Останавливает то, что я люблю его, а вот он – любит или нет – без понятия. Он скорей всего исходит из того, что со мной ему комфортно, удобно, дочь рядом. Все его приличное поведение, легальный бизнес – все это ненастоящее, ему в тягость эта правильная жизнь.

— Если тебе так тяжело быть правильным, зачем ты себя ломаешь? – задаю вопрос, как только Герман возвращается с гостиную с костюмом и рубашкой.

— Ты же хотела семью? – аккуратно развешивает одежду, устремляет на меня немигающий, пробирающий до мурашек, стальной взгляд. – Все ради тебя, Марьяна. Подумай хорошенько, каждый ли мужик, готов ради женщины перевернуть свою жизнь. Потом дашь свой ответ. Я по-прежнему предоставляю тебе право выбора.

Если бы усмехнулся, я бы улыбнулась и посмеялась, но Соболь секунду удерживает на мне свое внимание, потом опять выходит. Лихорадочно анализирую каждое его слово.

Для меня? Все, что сейчас его окружает, чем занимается, все ради меня? В это сложно поверить, почти невозможно, но факт остается фактом.

Я помню его другим, помню ту мрачную ауру, которая за ним шлейфом следовала. До сих пор помню привкус пороха на языке и оглушительные выстрелы, разрывающие барабанные перепонки. По-прежнему иногда во сне ощущаю, как по мне течет теплая кровь, а обмякшее тело меня придавливает сначала к полу, потом к холодной земле. И зажмурившись, вспомню глаза Германа: холодные, безжалостные, равнодушные до чужой жизни. Ему раньше не составляло большого труда оборвать чье-то дыхание, кошмары по ночам его не мучали, совесть спокойно спала.

Так какой мне нужен Соболь? Вот этот успешный бизнесмен, который если и темнит, то только ради уменьшения налогов перед государством. Или тот убийца без тени улыбки на надменных губах.