— Береги ее, сынок. У тебя очень любящая и преданная невеста, - тихо произносит Виктор Николаевич, когда с Марьяной оказывается рядом со мной. Марьяна смущается. Ее сейчас легко смутить, довести до слез, а также разозлить.

— Буду беречь до конца своих дней, - шаблонно отвечаю.

— Будем молиться, чтобы эти дни настали очень скоро. Надеюсь, завещание ты уже составил, – Адам никак не хочет брать себя в руки. Я начинаю злиться. Марьяна смеется, ласково поглаживая мои костяшки.

— Не злись, - шепотом просит моя без пяти минут жена. – Он специально.

— Желание свернуть ему шею с каждым днем только крепнет.

— Диана тебя не простит, если ты оставишь ее молодой вдовой с тремя детьми на руках.

— Главное, чтобы ты меня простила и прощала впредь.

— Ты опять накосячил? – прищуривается, я смеюсь, сжимая ее пальцы. Сокращаю между нами расстояние, тянусь к губам.

— Соболь, ты еще клятву верности не дал, а уже лезешь с поцелуями. Давай уже не нарушай годами установленный сценарий свадеб. Расстояние быстро увеличили между собой, кому я сказал, - веселится Тайсум, увещая нас грозным голосом.

— Я его сейчас придушу! – шиплю сквозь зубы, вызывав смех у Марьяны.

Через двадцать минут я произношу трепетные для сердца слова любви и верности и с волнением в груди, но без дрожащих пальцев, надеваю обручальное кольцо на безымянный палец моей любимой. Теперь Марьяна Адаменко официально Марьяна Соболь. И мне кажется моя фамилия ей больше подходит, чем девичья.

* * *

— Документы взяла, косметичку взяла, бандаж взяла. Ощущение такое, что что-то забыла, - Марьяна оглядывается по сторонам, трет поясницу и, как большой медвежонок, ковыляет в сторону гардеробной.

— Зачем ты берешь огромную сумку вещей, когда у нас с роддомом заключен контракт? Там тебе выдадут все, что пожелает душа.

— Я последнее время брезгую пользоваться не своими вещами, - сначала появляется живот, потом Марьяна. Морщится, придерживает живот снизу. Он большой. Я не думал, что беременный живот бывает такой огромный, словно там не один ребенок, а минимум двое.

Беременность Марьяны протекала без патологий и ровно. И без капризов, которые бы выводили из себя. Может в первую беременность без меня и были какие-то выкрутасы, никаких значительных изменений я не увидел. Живот только каждый месяц рос, появились шевеления малыша. Было забавно наблюдать, как временами волной ходил живот, как мою ладонь кто-то изнутри пытался спихнуть. Близость между мной и женой стала нежнее.

Еще мне нравилось наблюдать за Кэтрин. Она разговаривала с малышом, пела ему песенки, наглаживала и целовала. Дочь ждала сестричку, подружку себе. Мы с Марьяной ждали ребенка. Здорового ребенка без привязки к полу. Поэтому, когда на третьем узи нам сообщили, что будет мальчик, радости больше всего было у Виктора Николаевича, чем у нас. У меня не было пунктика по поводу наследника, я просто любил этого ребенка, как люблю дочь.

— Что-то начинаю волноваться. Вроде не впервые, а боюсь, - ищет в моих глазах поддержку. Будь моя воля, я бы всунул ей свою уверенность, свое непоколебимое спокойствие, которое сейчас со мной.

— Все будет хорошо. Я же буду рядом, - подхожу к Марьяне, обнимаю ее и целую в лоб. Живот мешает теснее ее прижать к себе.

— Ты уверен, что твой отец справится с Кэтрин?

— Не переживай ты так, в доме находится Роза Кирилловна, - добиваюсь от жены улыбку.

Роза Кирилловна у Виктора Николаевича вроде экономки с постоянным проживанием в доме. Довольно милая женщина. Сдается мне, что между стариками есть какие-то чувства. Причем настоящие чувства, которые идут от самого сердца. Когда встал вопрос по поводу того, с кем оставить Кэтрин, пока Марьяна будет в роддоме, отец предложил малышку взять к себе. Я бы с удовольствием спихнул дочь в руки Дианы, но там и без моей дочери хватает забот. Две недели назад Тайсум вновь стал отцом. Второй сын.

Я не присутствую на родах, но нахожусь в роддоме. Врач меня заранее предупредила, что этот процесс может растянуться на несколько часов, предложила поехать домой. Я отказался. Дома пусто. Дома никого нет. Дом без Марьяны холодный.

День плавно переходит в вечер, а потом незаметно в ночь. Последние два часа мои нервы на пределе. От моего пристального взгляда стрелка на часах быстрее не двигается, а врача с хорошей новостью все нет. Пару раз появляется медсестра, с улыбкой сообщает, что все в процессе. Никогда не думал, что рождение ребенка — это настолько долго. Сердце начинает покалывать от переживаний. Мысль о том, что где-то все идет без моего контроля, накручивает и без того накрученные нервы.

— Герман Александрович? – звенит звонкий голосок медсестры, заставляя меня обернуться возле окна. – Поздравляю, у вас родился мальчик. Через час можете зайти к жене.

В глазах влажно. Прикладываю пальцы к щеке, она почему-то мокрая. Не сразу соображаю, что это мои слезы. Терпеливо жду час, мне разрешают войти в палату к Марьяне. Замираю на пороге, пытаясь сглотнуть, но сухо в горле. На больничной кровати с распущенными волосами полулежа смотрит на меня Марьяна. Она мягко улыбается и манит к себе. Не сразу удается двинуться в ее сторону на ватных ногах.

— Ну чего ты такой нерешительный, - журит, похлопывает ладошкой по кровати возле себя. Я не могу оторваться от нее взгляд, настолько она сейчас прекрасна, светится изнутри, словно не рожала, а проходила какой-то таинственный ритуал.

— Ты меня пугаешь, Герман, - протягивает руку в сторону, привлекая мое внимание к пластмассовой прозрачной люльке. - Правда, он чудесный? – голос ее подобен журчанию ручейка. Я никогда не слышал, чтобы Марьяна так нежно ворковала.

— Он маленький, - рассматриваю сына, похожего на темного котенка. Смуглый и темноволосый. Как его в руках то держать? И можно ли таких деток держать? Может им целый месяц положено в этой люльке лежать?

— Возьми его на руки, не бойся.

— Я не уверен, что это нужно.

— Да не бойся ты, - улыбается, как-то ловко и осторожно берет на руки ребенка и передает мне.

Я держу его на двух руках, чувствуя, как меня немного потряхивает. Он совсем крошка и такой беззащитный. Полностью зависит от взрослых. Чем пристальнее я его рассматриваю, тем сильнее сжимается в груди сердце, грозясь вот-вот разорваться на куски.

Теперь я никогда и ни за что не совершу свои прошлые ошибки: не отпущу никуда Марьяну. Ведь оказывается только один человек имеет право дотрагиваться до твоей души горячими ладонями, целовать сухие губы и заставлять тебя звереть от бесконечной нежности. Любить без условностей, без присказок, без договоренностей. Просто любить. И тут же в голове возникает вопрос: можно любить сильнее? Можно, но не весь мир, а конкретных людей. В моем случае я безгранично люблю свою жену и наших детей. И порву каждую тварь, кто только посмеет обидеть или причинить боль моим близким людям. Потому что за свою семью я стану горой.

— Герман... – слышу тихий голос Марьяны, поднимаю на нее глаза. Улыбаюсь, тихо произношу:

— Спасибо тебе за семью.

КОНЕЦ