Олли Ро - Воробышек

РАНО!

Слишком рано они вернулись!

Двигатель заглох. Двери поочередно открылись и наружу вышли отец и Женева, тихо переговариваясь.

- И чтобы больше никаких фокусов, Женева, - холодно отчитывал ее папа.

- Ты сам настаивал, Вениамин, получилось очень символично, не находишь? - безэмоциональным тоном отвечала ему невеста.

Отец грубо развернул Еву к себе, ухватив за локоть. От сильного рывка голова девушки откинулась назад, а волосы прилипли к шее.

К ее тонкой, изящной, красивой шее прилипли мокрые волосы.

- Я не шучу, девочка! Предупреждаю в последний раз, держись подальше от Егора, хоть одно слово еще, хоть намек…

- И что? Что будет если, он узнает? Как ты вообще столько лет прожил с семьей и ни разу не прокололся? Откуда у тебя вообще сын? А мать его ты так же, как меня любил?

- Заткнись! Иначе мы можем продолжить, - лицо отца источало гнев и… как будто страх. Неужели Вениамин Гусь может бояться? Кого? Вот этой девочки?

Впрочем, за сегодняшний вечер я имел много возможностей посмотреть на отца под другим углом.

И теперь больше, чем уверен, что Еву не возили ни на какой полиграф!

- Зачем? Кажется, ты все спросил и переспросил десять раз. Доволен результатом? Простишь мне Егора? Других, как ты понял, не было.

- И не будет! Не забывайся, Женева. Я редко даю вторые шансы. Третьи не даю никогда.

- Вернешь меня на этап?

Опять этот гребаный этап! Что вообще это значит?!

- Ты знаешь, что будет, – цедит сквозь зубы отец, крепко сжимая пальцами девичье плечико, - Догадываешься уж точно. И на твоем месте я бы не испытывал мое терпение.

Бледное лицо Женевы и вовсе потеряло всякие краски. В холодных отсветах воды и бледных фонарей, утыканных вдоль дорожки, девушка отражала лишь оттенки серого и казалась привидением. Как невзрачная моль на цветочной клумбе. Как монохромная фотография среди сочных полотен художников.

- Я хочу побыть одна, Вениамин. Можно?

- Побудь. Но недолго. Я пока все подготовлю. Буду ждать тебя в постели. Не задерживайся.

- Прошло слишком мало времени, Вениамин! Мне надо восстановиться!

- Восстановишься. В ближайшие две недели я буду весьма занят. Все. У тебя пятнадцать минут.

- Хорошо.

Усиленно вслушиваясь в негромкий их разговор, стараясь не дышать, из-за страха упустить хоть одно слово, лишь теперь я ощутил в руках покалывающую боль, оказывается, все это время с невероятной силой сжимались мои кулаки.

Отец ушел в дом, а Ева, пошатываясь, прошла вперед по усыпанной шишками тропинке и ступила на поскрипывающий пирс. Медленно оседая на темные доски, девчонка вдруг расплакалась, содрогаясь всем своим тоненьким телом.

Ее слабость и отчаяние затопили мое сердце разрывающей на части болью, жалостью, сочувствием, сожалением и стыдом, ведь я сам причастен к ее страданиям.

Стоять в стороне, пока одинокая и несчастная Ева роняет слезы в мутные воды, я не мог. Слишком остра была потребность утешить ее, поддержать, успокоить. Забрать себе хотя бы часть мучительной агонии.

Вообще анализировать и разбирать на атомы свои собственные чувства и эмоции я не собирался. С первым же душевным порывом в два шага оказался на пирсе и сгреб в охапку дрожащую фигуру.

ЕВА

Цунами из беспомощности и жалости к самой себе накрыло меня с головой. Все так нелепо, что верится с трудом. Это было простое задание, операция протекала строго по плану и близилась к завершению, пока на пути не появился этот чертов Гусь!

И все. Абсолютно все вышло из-под контроля.

Начальник таможни решил поиграть в спасителя.

Только вот его спасение мне на хрен не сдалось!

Поначалу я думала, что кто-то слил информацию, и Гусь целенаправленно вывел крота из партии таким деликатным способом, чтобы в случае чего его репутация не пострадала.

Вот только от одного его взгляда на моей голове зашевелились волосы, словно сама смерть выдохнула на затылок. Настолько страшным казался загоревшийся в мутных глазах азарт.

Знает ли хоть кто-нибудь из наших, что меня сняли с этапа? Поймут ли, где я? Или мне суждено сдохнуть в мерзких холодных лапах этого старого извращенца.

Кто такой этот Коротков и можно ли ему доверять? Да, он сказал пароль, но по большому счету нет никаких гарантий.

Да и с Гусем у него давняя дружба.

Я представила боль, которую вскоре опять предстоит испытать и, не в силах больше сдерживать эмоции, расплакалась, так горько и отчаянно, так по-настоящему, как не плакала уже много-много лет.

Всего несколько минут на слабость.

Эта тварь достаточно сегодня напилась моих слез. Сейчас кровью умоется и успокоится.

Сазонов может мной гордиться.

Надо теперь только найти в себе силы, чтобы встать с колен.

Внезапно чьи-то сильные руки подхватили меня и, зажав рот, потащили в сторону.

- Тише, Ева, это я! – щекочет ухо знакомый голос.

Егор.

Наивный слепой котенок, который только все портит! Хотя, пожалуй, сегодня стоило сказать ему спасибо. Как оказалось, парнишка единственное слабое место у своего папаши. Даже хорошо, что Егор рассказал о том, что мы с ним спали. Легенде большого урона это не нанесло, а вот Вениамин сорвался и перестал себя контролировать, чем облегчил мне работу.

Попытки вырваться из загребущих лап ни к чему не приводят, Егор настойчиво прижимает меня к своей груди, гладит по спине, путает пальцы в волосах. Мой нос прижат к мягкой ткани толстовки, насквозь пропитавшейся запахом геля для душа, немного сигаретным дымом и ароматом молодого чистого тела.

- Егор, пожалуйста, отпусти меня, - шепотом взмолилась я, а тело-предатель противоречиво прижалось сильнее в поисках тепла и защиты.

- Что он сделал с тобой?

- Ничего.

- Ты врешь мне. Он пытал тебя.

- Егор, пусти. Он не должен нас видеть вместе, - но парень лишь присел на землю, утянув меня на свои колени.

- Прости меня, Ева. Прости, пожалуйста. Я такой дурак… Я не хотел… Я не думал, что он вообще способен на такое.

Егор шептал признания в мою шею, крепко сжимая в объятиях. От его слов слезы побежали быстрее, капая на вздымающуюся частым дыханием упругую юношескую грудь. Еще ни одна жалость на всем белом свете не смогла остановить чей-либо плач. Как только ты ощущаешь чужое сочувствие, сопереживание и поддержку, организм с утроенной силой извергает новые рыдания. С каждой секундой в руках Егора моя минутная слабость грозила перерасти в истерику.

- Пусти, Егор! Ты делаешь только хуже. Мне пора идти, пусти… пусти, пожалуйста…- твердила я, повторяясь, словно заезженная пластинка, но продолжала сидеть на его коленях, наслаждаясь тонким ароматом, исходящим от мягких, слегка влажных волос.

Большие пальцы бережно утирали мои слезы, оставляя после себя едва уловимый шлейф табака. Опять курил.

Синие глаза Егора в темноте ночи напоминали две луны в затмении – черные дыры, обрамленные светлой каемкой радужки. Они смотрели с неподдельной тревогой и раскаянием в самое мое сердце, сражая наповал искренностью. На самом их дне еще плескалось благополучное детство, которого у меня самой никогда не было.

Милый мальчик, не знавший ни боли, ни отчаяния, ни одиночества. Такой красивый. Такой вкусный. И такой лишний в этой истории. Его хотелось пить, как чистейшую родниковую воду, бьющую из самых недр земли, наполняться им до краев, растворять в его здоровье и  бушующей молодости свои горькие воспоминания и верить, что даже я рождена на этот свет не только для боли.

Мягкие губы Егора вдруг стали осыпать мое зареванное лицо нежными поцелуями, шепча бессвязное «прости». И эта бережная ласка могла сломать меня с куда большей вероятностью, нежели пытка удушением, потому что к боли и страданиям я давно привыкла, а любовь за все двадцать лет так и осталась неопознанным чудом, любое проявление которого обезоруживало, выбивало из колеи, заставляя сомневаться в любой мелочи.

Разве достоин настоящей любви человек, которого даже собственная мать оценила в стоимость дозы второсортного героина?

- Егор! - собрав все силы, оттолкнула парня и выпуталась из плена его теплых рук. – Пусти, сказала!

Смотрит на меня озерами своими. Такой виноватый. Такой растерянный. Такой наивный, что я даже завидую. И недоумеваю. Как же тебе вообще удалось вырасти таким нормальным с рядом с Вениамином? И сколько еще пройдет времени, прежде чем ты сам начнешь превращаться в монстра?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Однако, каким бы ни казался Егор раскаивающимся, не стоит ему доверять. Пожалуй, во всей этой истории он самый ненадежный элемент! Никогда не знаешь, что выкинет в следующую секунду. Лучше держаться от парнишки подальше.

Гусь просто перережет мне горло и утопит труп в озере, если заподозрит в очередной связи с сыном.

- Пожалел он меня! Себя пожалей! – вытираю ладонями лицо, - Целует, обнимает, а через пять минут побежит к папочке сдаваться. Только Егорку по головке погладят и отпустят, а Еве придется доказывать, что она не верблюд.

- Ева…

- Ты, кстати, можешь не переживать, не крот я, папа убедился. Надеюсь, мы все выяснили? Никаких больше претензий ко мне ты не имеешь? Хотелось бы знать заранее, к чему готовиться.

- Я хочу знать, что, блядь, здесь происходит! – выпалил он, а затем, уже чуть мягче добавляет, - Расскажи.

Теплые пальцы аккуратно переплетаются с моими, посылая электрические разряды в сердце, что и так бьется через раз рядом с этим голубоглазым гусенком.

Ох, котенок, если бы я только могла тебе довериться… Но это неоправданный риск.  Я уже усвоила, что рядом с папочкой явно проигрываю, ведь в твоих глазах он едва ли не бог. Как же было проще, пока ты не приехал!