На следующий день мы с парнями оккупировали ее комнату. Читали записи из ее дневника и ржали как ненормальные, а она колотилась в дверь своей же комнаты. А когда Чиж начал зачитывать, как над ней измывалась мать, я, сам того не желая, пропустил это все через себя, пережил каждый момент, словно это происходило со мной. Она писала как ей не хватало материнской любви, и я вспоминал, как не любила меня моя мать, она писала как ее били, и я вспоминал как били меня, она писала, что у нее никогда не было друзей кроме Юры, и я вспоминал, что у меня тоже раньше не было друзей. А дальше все как под копирку: получила за не вымытую посуду, была заперта в комнате, измеряла синяки на теле…

И в тот момент чертово колесо резко остановилось и медленно поехало в обратном направлении. Я сидел на подоконнике и чувствовал, как каждое слово Чижа проникает под кожу словно лезвие ножа. Чиж продолжал читать, за дверью плакала та, которая больше не казалась похожей на Лизу. У нее была совсем другая жизнь. И эта жизнь очень схожа с моей. Я начал осознавать, как ее ранит каждое слово произнесенное Чижом и каждое воспоминание о прошлом. Выгнал всех из квартиры и вернул ей дневник. А потом день за днем пытался хотя бы просто заговорить с ней, но теперь она и близко не подпускала к себе. Еще бы, после всего, что я с ней сделал, мне будет очень сложно заслужить прощение.

В тот день, когда я отогнал от нее ротвейлера, она впервые назвала меня по имени. Не могу передать, что я тогда испытал. Наверное, мне еще никогда не было настолько приятно слышать собственное имя. На секунду показалось, что у меня есть шанс заслужить прощение, и Люда когда-нибудь сможет доверять мне. Но через несколько дней меня выцепили ее дружки с бритоголовыми подружками и снова наваляли. А в конце передали привет от Люды. Значит, не простила.

Я знаю что такое кирпичная стена внутри, и мне хорошо известно, как сложно ее разрушить. Люда выстроила эту стену и теперь мне предстоит найти способ, чтобы через нее пробиться. Остается только рассказать ей обо всем с самого начала. Ну, почти обо всем. Она не должна знать, что у моего отца не было проблем с бандитами, которые якобы отобрали у него хату, и не должна знать, что мы скоро уедем из города. Отец просил держать язык за зубами, иначе нам придется жить на улице.

Я прихватил из дома фотографию Лизы. Начну рассказ с нее.

Ночью, когда санитарка покинула пост, я вышел из палаты со своим одеялом и отнес его в самое красивое место в этой больнице, которое открыл для себя еще с предыдущего пребывания здесь. Мне показал его сосед по палате, который частенько бегал туда курить. С крыши двенадцатиэтажного здания открывался потрясающий вид на город, особенно ночью, когда на улице было тихо и по всему городу горели огни. А воздух там такой свежий, что невозможно надышаться им после палат и коридоров, в которых пахнет спиртом и хлоркой. Нарочно положил одеяло на самый маленький выступ и пошел за Людой.

Зашел в отделение травматологии и беспрепятственно проник в ее палату, которая была почти у самой двери, а пост находился в другом конце коридора. И он тоже был пуст. Разбудил Люду и, прихватив с собой ее одеяло, повел на крышу. Я еще не знал, как она отреагирует на то, что я хочу с ней объясниться. Но мне очень хотелось, чтобы она меня выслушала. Может, узнав мою историю, она, наконец, поймет, почему я вел себя как бессердечное животное. Может, она сумеет простить меня. Может… даст мне шанс все исправить.

Я шел на крышу как на исповедь и впервые держал Люду за руку, отчего волновался еще сильнее.

- Так нормально? – спросил я, укутав ее в одеяло. – Не холодно?

- Нет, - улыбнулась она, сидя на выступе как воробушек.

- Если замерзнешь, сразу скажи, о`кей?

- Хорошо. Но пока мне тепло, - снова мило улыбнулась она.

Я сел рядом с ней. Специально привел ее на этот маленький выступ, чтобы быть как можно ближе. Сунул руку под одеяло, залез в карман олимпийки, и тут опомнился, что забыл в палате фотографию Лизы. 

- Люд, подождешь пару минут, ладно? Я кое-что забыл взять, - вставая с выступа, сказал я.

- Конечно, куда же я денусь. Ты так меня закутал, что сложно теперь даже пошевелиться, - посмеялась она.

Меня очень радовало то, что она согласилась уделить мне время, и то, какое у нее было настроение. Наконец она не сопротивлялась поговорить со мной.

Зашел в отделение и, удачно преодолев пустующий пост, тихонько прошел в самый конец коридора. Зашел в палату, нашел в тумбочке фотографию и поспешил обратно. Дернул за ручку металлической двери, и тут меня ждал сюрприз: дверь была закрыта на ключ. В панике побежал к посту – никого, постучался в сестринскую, но и там никто не открыл. В поисках медсестры прошелся по всем палатам, но ее нигде не было. Оставалось только закричать на все отделение, чтобы она пришла. Вернулся к посту, пошарил на столе, подумав, что она могла оставить тут ключ, но кроме бумаг и пробирок ничего не было.

- Царев! – я вздрогнул от голоса за спиной. – Ты опять взялся за старое? Опять на крышу ползал? Я когда зашла в палату и бнаружила, что тебя нет, так и подумала, что ты туда отправился! Крадется он обратно на цыпочках, думает, я слепая! Думает, он тут самый умный!

- Откройте дверь, пожалуйста! Мне нужно на пять минут выйти, - говорил скороговоркой я.

- Я на твою тумбочку поставлю табличку с больничным режимом, чтобы он всегда был у тебя перед глазами! – громким шепотом строго проговорила она. – А ну быстро иди в палату! У тебя утром операция, а ты на крышах покуриваешь! Вот твой отец придет, я ему все расскажу.


- Да не курю я, и никогда не пробовал. У меня личная жизнь сейчас решается, понимаете? Там, на крыше, девчонка ждет…

- Ой, Царев! – покачала головой медсестра. – Знаю я твои шуточки. В прошлый раз тебя на крыше вертолет ждал, на котором ты собирался полететь к обезьянкам Африку.

- Я же шутил тогда. А теперь правду говорю! Девочка замерзнет, если дверь не откроете.

- Угу, угу, - медсестра уткнула руки в бока. – Да хоть сам президент тебя сидит и ждет на этой крыше, все равно не открою! И сторожу уже позвонила и сказала, чтобы запер эту крышу на амбарный замок, чтоб никто не шастал туда. Всё! Спасть иди! А не то сейчас все отделение мне перебудишь! – она развернулась и пошла в сестринскую.

 - Да будьте же вы человеком! – крикнул я на весь коридор. – Откройте эту чертову дверь! Там девочка на крыше мерзнет, слышите!

- А ну-ка не ори мне тут! – рявкнула медсестра. – А не то сейчас вколю тебе успокоительное!

Медсестра зашла в сестринскую. Я выхаживал по коридору не зная что делать. Может, здесь есть еще какой-нибудь выход? Но я впустую оббежал все отделение, так и не найдя способа выбраться.

Если Люду заперли на крыше, то она точно подумает, что это сделал я…

Я выманил ее на крышу, сделал вид, что мне нужно отлучиться и запер ее. Зимой. На крыше. В одеяле и тапочках. Отлично. Хорошее начало наших дружеских отношений. Слов нет.

Глава 33. Тысячи разноцветных фейерверков

Когда он пришел за мной в палату и, взяв за руку, повел на крышу, у меня не было ни единой мысли, что это всего лишь продолжение его жестокой игры. На крыше он сказал, что что-то забыл и, пообещав, что вернется через пару минут, ушел. Я сидела на маленьком выступе и ждала его, вдыхала прохладный воздух, и с высоты смотрела на далекие огоньки, на машины, которые словно игрушечные двигались по мосту, а под мостом шел поезд, нарушая городскую тишину.

Прошло минут десять, а его все не было. Я не подпускала к себе мысль, что он бросил меня на крыше. Может, ему просто не удалось вернуться обратно? Может, его заметила медсестра? Я решила спуститься на технический этаж, чтобы дожидаться его в теплом месте. Дошла до другого конца крыши, где была дверь, через которую мы сюда попали, дернула за ручку, и от неожиданности вниз живота упал булыжник. Дверь была закрыта. Скинула одеяло и в панике побежала по крыше в поиске другого выхода. И он был. Точнее их было несколько, но все двери были заперты.

Я поняла, что меня заперли на крыше, и в этот момент мое горло сжала невидимая рука, настолько сильно, что я начала задыхаться от слез и злости на себя - наивную дуру, которая решила, что Царь изменился и вышел из игры, что в нем есть хоть капелька человечности.

Тело горело, несмотря на холод обволакивающий меня с ног до головы. Закричала так громко, что с крыши спорхнули вороны и взвились в воздухе. Так громко, что заискрились провода, тянущиеся над трассой. Я снова позволила ему обмануть себя... И от этой мысли мне стало очень больно. Так больно, словно мое тело насквозь прошито пулями.

А затем в мое затуманенное сознание ворвался голос:

- Эй, а ну давай сюда скорее!

Я обернулась и увидела пожилого мужчину, стоящего у выхода, через который мы сюда пришли. Подняла одеяло и бросилась к нему.

- А я думаю, какая девочка тут? – подав мне руку, чтобы помочь спуститься ворчал мужчина. - Я перед тем, как замок повесить, выглянул сюда, никого не заметил. Если бы он не позвонил, то ты бы тут так и просидела, милочка!

- Позвонил? Кто позвонил? – запыхавшись, спрашивала я, спускаясь по железной лестнице.

- Кто-кто, друг твой! – прикрикнул мужчина. – Звонит мне на пост охраны, кричит, что девочку на крыше заперли. Додумались они, по крышам лазить! Вот, теперь никто не прокрадется! Даже мышь! – защелкнув большой амбарный замок, сказал сторож.

- А где он сам? Ну, тот, кто звонил.

- А он в отделении, милочка! Там, где и должен находиться больной! Дверь, говорит, закрыли, сам выйти не могу, откройте крышу, а не то девчонка замерзнет!

Еще громче ворчал сторож, пока мы шли к лифту. А я шла за ним и светилась как новогодняя елка от мысли, что Макс ни в чем не виноват.