Боже, он просто убивал меня.

— Что тебе приглянулось? — спросил Брэдли.

Микки Донован, но это я не ответила.

— Мне нужна минутка, — сказала я, и он поднял голову, глядя на меня. — Просто мне нужно немного освежиться. Ты не возражаешь? — спросила я.

— Нет, Амелия, — ответил он, и его лицо смягчилось. — У тебя есть столько времени, сколько нужно.

Он был хорошим человеком.

А я была полной идиоткой.

Даже зная это, я не удержалась от того, чтобы схватить клатч и вскочить со стула, возможно, немного слишком поспешно для того, кто только что намекнул, что ей нужно в уборную, но в основном для того, чтобы поправить свою помаду.

Затем я пронеслась через зал ресторана в коридор и спустилась вниз.

Коридор был длинный, а в конце его еще один в форме буквы «Т» справа которого была надпись «Туалеты», а слева — «Только для персонала».

Я пошла направо, проходя мимо мужского туалета (почему мужской туалет всегда был первым? Раздражающий факт), а затем дамского, направляясь в самый конец, где стоял Микки, скрестив руки на груди и хмуро глядя на меня.

Я сунул клатч под мышку, снова подняла обе руки, топая в его сторону, но на этот раз задала свой вопрос вслух:

— Что?

Я подошла к нему вплотную.

Затем меня больше не было в коридоре, меня впихнули в боковую нишу, которая, вполне возможно, в зимние месяцы была местом для вешалок для пальто, но прямо сейчас здесь было темное пространство, полностью удаленное от всего.

— Микки, — прошептала я, наполовину в шоке, наполовину испытывая нечто-то совершенно иное.

— Ну… нет, — сказал он раздраженно и озадаченно.

— Что нет? — спросила я, глядя на него снизу вверх, не веря, что нахожусь в каком-то темном месте, удаленном от ресторана, где сидели его дети и мой кавалер, и меня прижимал к стене агрессивный, необъяснимо злой Микки Донован.

— Нет, — повторил он, но меня потрясло до глубины души, когда он поднял палец и провел им от самого начала ложбинки моего декольте вниз, слегка погружаясь в него.

Хотя от его прикосновения мои соски мгновенно затвердели, я подняла руку и вынула его палец, продолжая его держать.

— Что ты делаешь? — прошипела я.

— Подтяни свое чертово платье, — отрезал он.

— Ты что, с ума сошел? — продолжала я шипеть.

— Этот парень, гребаный Брэдли, это что, шутка такая? — спросил он.

Я не знала, что это значит.

Но это не помешало мне резко ответить:

— Нет.

— Эми, даже твой бывший хрен не такой большой придурок, как тот придурок за твоим столом.

О, Боже мой!

— Брэдли вовсе не придурок, — возразила я.

— Брэдли — придурок, и ты щеголяешь своим декольте перед придурком, которому позволишь сходить с тобой на пару ужинов, а потом дашь ему под зад, когда поймешь, что он придурок.

— К твоему сведению, сегодня вечером я порву с Брэдли, но не потому, что он придурок, это не правда. Он очень милый. Потому что у меня с ним ничего не получается.

Выражение лица Микки внезапно омрачилось.

— И ты выставляешь свои сиськи, чтобы показать ему то, чего он не получит?

Я почувствовала, как мое лицо запылало, но не так, как обычно это происходило из-за Микки.

А из-за того, что я была в бешенстве.

— У меня есть декольте, потому что у моего платья есть декольте, Микки.

— Подтяни платье, Амелия.

Я в притворной панике огляделась по сторонам, потом снова посмотрела на Микки, отпустила его палец и судорожно схватила его за лацканы пиджака.

— О Боже! — воскликнула я. — Неужели я не заметила, как попала в машину времени? Неужели мы вернулись в 1818 год, когда мужчина может затащить женщину в нишу в ресторане и потребовать, чтобы она прикрылась?

Микки не ответил, и то, что у него не было готового ответа, удивило меня достаточно, чтобы обратить на него более пристальное внимание.

И я увидела, что он смотрит на меня сверху вниз, его лицо было грозным, челюсть сжата, будто он мог легко убить кого-то, мучительно и кроваво.

И самым ближайшим к нему человеком была я.

— Микки, — прошептала я, разжимая пальцы, чтобы разгладить его пиджак, а затем с надеждой выскользнуть и убежать.

Но так далеко я не продвинулась.

Он коротко пробормотал:

— К черту.

А потом он стал меня целовать.

Микки Донован целовал меня!

Сначала я застыла в полном недоумении.

Потом его язык коснулся моих губ, я открыла рот, и он скользнул внутрь…

И я попробовала Микки на вкус.

Это был самый прекрасный вкус, который когда-либо касался моего языка.

Из-за этого мне захотелось больше.

И я приняла его, получив при этом самый лучший поцелуй в своей жизни.

Он был глубоким, влажным, огненным.

Так много всего, что я забыла обо всем.

Я забыла, что нахожусь в ресторане.

Я забыла, что у меня свидание.

Я забыла, что мое свидание было в этом ресторане.

Я и забыла, что там были дети Микки.

Я забыла все.

Все, кроме Микки.

Он пожирал нас обоих своим обжигающим жаром до такой степени, что ртов и языков было недостаточно, и мы оба начали шарить друг по другу.

Я была права.

Где бы я ни дотронулась, он был твердым и горячим.

Мне это очень понравилось.

И его руки на мне, поверх моей одежды, делали со мной вещи, о которых я и не подозревала, что могу чувствовать.

Я захныкала, и он оторвался от моих губ.

Но он не ушел далеко, и я оказалась прижатой к стене твердым теплым Микки, его пальцы запутались в моих волосах, а другая рука легла мне на зад. Мои руки были под его пиджаком, одна рука сжимала сзади рубашку, другая плотно прижималась к его твердой как камень лопатке.

Мы оба тяжело дышали.

— Два варианта, Амелия, — заявил он низким, гортанным голосом, который пронесся прямо между моих ног, заставляя увлажниться еще больше, чем когда мы целовались. — Ты либо пойдешь туда и скажешь этому парню, чтобы он шел гулять, сядешь за наш столик и поужинаешь с нами в честь дня рождения Киллиана, либо пойдешь туда, заберешь отсюда этого парня, покончишь с ним, а я приду позже.

— Было бы невежливо сказать ему, чтобы он шел гулять, — сказал мой рот за меня.

— Тогда убери его задницу отсюда, покончи с ним, а я приду позже.

О Боже, что же происходит?

— Микки, — прошептала я.

Он прижал меня к стене, и его пальцы скользнули глубже в мои волосы, сжимая их, а его другая рука сжала мой зад.

То, что я промокла насквозь, было историей, теперь я боялась, что с меня капает.

— Убери его отсюда, Эми, — прорычал он.

— Хорошо, Микки, — выдохнула я.

Его взгляд упал на мой рот, и он пробормотал:

— Прямо через дорогу, черт возьми.

— Микки, думаю… — начала я.

— Если ты думаешь, что следующие три часа будешь думать о чем угодно, только не о том поцелуе и не о том парне, я поцелую тебя снова, Эми, и ты не будешь думать.

Он не мог поцеловать меня снова. Если бы он это сделал, я бы растеряла все мысли и, вероятно, все закончилось бы сексом у стены с Микки в темном алькове модного ресторана.

— Не думаю, что забуду этот поцелуй, — сказала я ему с придыханием.

— Верно, — отрезал он, и его голос прозвучал сердито.

— Ты сердишься? — спросила я.

— Ты собираешься пойти к тому парню в этом платье? — спросил он в ответ.

— Ну… да.

— Тогда, да, я злюсь.

Это еще больше сбивало с толку.

— Но почему? — спросила я.

— Поменяйся со мной ролями и представь, что я иду к женщине, которая одета в такое вот платье, — отрезал он.

Это меня не сбило с толку.

— О.

У меня было такое чувство, что моя четырнадцатилетняя дочь была права.

Микки Донован был в меня влюблен.

— А теперь ты будешь милой, и мне придется снова поцеловать тебя, что, возможно, будет настолько жарко, что на этот раз я не смогу остановиться, так что мне придется трахнуть тебя у стены в коридоре ресторана, пока дети будут ждать меня, чтобы поужинать в день рождения моего сына? Или ты собираешься тащить свою задницу к столу и уберешь этого парня отсюда?

Я тяжело дышала, когда ответила:

— Я собираюсь убрать этого парня отсюда.

— Хорошее решение.

Мы смотрели друг на друга и не двигались.

Это продолжалось довольно долго, прежде чем Микки заметил:

— Ты не уходишь.

— Ты должен отпустить меня, милый, — прошептала я.

— Черт, — прошептал он в ответ, и случилось невыносимое.

Его пальцы выскользнули из моих волос, рука упала вниз, и он отступил назад.

Я почувствовала себя так, словно передо мной открылся сундук с сокровищами, полный золота, и все оно было моим, а затем, как только я погрузила пальцы в сверкающие монеты, в мгновение ока оно исчезло.

— Иди, детка, — мягко приказал он.

Я выдержала его пристальный взгляд, облизала губы, сжала их и кивнула.

Затем я начала уходить, но остановилась, когда он тихо позвал:

— Эми.

Боже, одно лишь имя, слетевшее с его губ, сделало меня еще более влажной.

Я повернулась к нему и увидела, что он схватил забытую мною сумочку с того места, куда она упала на пол, и протянул ее мне.

Я взяла ее, прошептав:

— Спасибо.

— Иди, — прошептал он в ответ.

Я умчалась, благоразумно отправившись сначала в туалетную комнату, чтобы поправить прическу (когда я закончила, она уже не выглядела так хорошо, а потом опять же, у меня не было много времени, а мои руки дрожали).

А еще я накрасила губы помадой.