Нет, он был чертовски полезен, но сейчас он был лишним. Что бы сказала бабуля? Незавершенный гештальт, сублимация, уход от проблемы? Что там еще?

— Ивонна Си..

— Слушай, — резко прервала я, но потом заткнулась. Не стоит на парне вымещать свое раздражение. — Идем, — вышла первой из машины.

Леша увидел меня и улыбнулся, но потом его взгляд наткнулся на вышедшего следом Ботаника, и брови сошлись в недоумении на переносице.

— Что-то случилось? — спросила у него.

— А зачем ты его к себе притащила? — кивнул Леша на Ботаника, который деликатно стоял в стороне, рассматривая, наверное, невероятно интересный асфальт под ногами.

— Хотела заняться с ним сексом. Еще вопросы?

Скулы бывшего напряглись так, что я уж решила, что сейчас увижу зубную крошку. Потом он снова метнул взгляд в Ботаника. Ошиблась. Скорее, пострадают зубы ни в чем не виноватого парня.

— Могу предложить свои услуги, — вдруг улыбнулся Леша, остыв. — Проверено, качественно.

— Захотелось чего-то новенького.

Как бы не хотела, но не язвить не получалось. И мы уже за день скатились с расследования до выяснения отношений. Что же дальше будет? Забудем про Лешину карьеру и смерть Лебедевой и продолжим склоки?

— Извините, — подошел к нам Ботаник. — Вы кота в машине забыли, а на улице почти тридцать градусов.

Вот черт! А еще Таньку ругала. Если бы не парень, то мне бы осталось утром только завернуть Тимошу в лаваш и продать на вокзале.

— Ладно, — щелкнула я брелком. — У Лебедевой были родственники?

— Да, — быстро ответил Ботаник. — Мать-пенсионерка и сестра. Адрес я запомнил.

— Тогда поехали, — махнула я головой. Лучше пообщаться с малознакомыми женщинами, чем с Лешей. А вот он как раз и пригодится. Бросив через плечо ему ключи, я не сомневалась, что он их поймает, и коротко отчеканила: — Приехал, так побудь шофером. Я пока дело полистаю.

Устроившись на заднем сидении рядом с начавшим нервничать Тимошей, открыла папку.

Мать — Лидия Аркадьевна Лебедева. Сестра — Карина Сергеевна Лебедева, инвалид первой группы. Младше Марины на полтора года. Адрес, место работы, допросы. Допрашивали почему-то только мать, может, сестра немая или что там еще бывает с инвалидами, что они не могут давать показания. В показаниях матери ничего существенного не было, но попытка не пытка, как говорится.

— Приехали, — сказал Леша, заглушив мотор.

— Не стоит нам всем идти к пожилой женщине с дочкой-инвалидом, — внес разумное предложение Ботаник.

— Да, — согласилась с ним. — Поэтому я пойду одна. А вы поговорите с ними, — кивнула на всезнающих бабулек во дворе дома, которые уже косились в сторону незнакомой машины и переговаривались. От таких редко что ускользает.

— Но… — хотел возразить Леша, но я уже выпорхнула из машины, сделав им ручкой.

Старый дом, сломанный домофон на двери подъезда, погнутые почтовые ящики, запах мусоропровода — все это не вязалось с образом ухоженной журналистки. Скорее, здесь можно задешево поселить приезжих таджиков.

Я остановилась у двери, обитой старым советским дермантином, и нажала на кнопку звонка. Прошло не меньше минуты, прежде чем я услышала звук поворачиваемого ключа и увидела полную седую женщину с усталым лицом.

— Простите?

— Вы Лидия Аркадьевна? — улыбнулась я как можно добродушнее.

— Да, — отступила на шаг назад. — А вы?..

— Меня зовут Ивонна. Я работала вместе с вашей дочерью.

Да, врать плохо. Но, представься я адвокатом, пришлось бы долго объяснять, что я пытаюсь помочь следователю, поэтому и интересуюсь. А менты не нашли убийцу ее дочери, да еще и замяли дело, хотя мать вряд ли об этом знает.

— С Мариной? — удивилась она. — А что вы от меня хотите? — вышло довольно резко.

— Поговорить можно?

Она сделала еще два шага назад, пропуская меня в квартиру. Я зашла и едва сдержалась, чтобы не поморщиться. Такой запах… Так пахнет безысходность, и он часто присутствует в квартире инвалидов — лекарства, моча, затхлость… И что-то еще, очень тяжелое и давящее на грудь.

Мы прошли на кухню, и Лидия Аркадьевна спросила, как говорится, без прелюдий:

— Тоже сенсации ищете? Не пишется вам о мужиках, тряпках и косметике?

— А Марина искала сенсацию? — даже из вопросов можно почерпнуть немало информации.

— Искала, а нашла свою смерть, — женщина с грохотом поставила кастрюлю на плиту и зажгла газ.

— Вы думаете, это связано с работой? Может, маньяк или грабитель?

— Кто теперь разберет… Ты ведь не журналистка, — повернулась ко мне с усмешкой. — Хотела лгать, так хоть бы имя другое придумала.

— Вы меня знаете?

— Марина же писала о криминале. И как-то упоминала об известном адвокате, о тебе. Только как-то без особой приязни.

— Всем нравиться не можешь. Вон прокурор наш подкараулил бы меня уже где-нибудь в темном переулке, да вот только Уголовный кодекс останавливает… Извините, — остановила неуместный юмор. А это все общение с Лешей за сегодняшний день.

— Язва ты, — беззлобно сказала Лидия Аркадьевна. — Марина говорила, что разносишь всех и вся, красивая, хваткая, стервозная и умная.

Немного покоробило, что мой ум поставили в иерархии качеств на последнее место, но ладно. Только вот еще больше меня цепляло — почему Лебедеву так заинтересовала моя персона.

— Она обо всех адвокатах вам рассказывала?

— И об адвокатах, и о следователях, и о судьях… Она же писала о вас. Заинтересовалась этим, когда Карина… — запнулась Лебедева-старшая. — Впрочем, это не имеет значения.

Заметка: узнать, что случилось с сестрой.

— Расскажите, чем занималась Марина перед гибелью.

— А вот тут тебе, Ивонна, не помогу. В последнее время ни статей не писала, ни разговаривала со мной. День где-то носится, полночи в компьютер смотрит. Задумчивая стала. Только в день смерти сказала: «Мама, скоро справедливость восторжествует». Поцеловала меня, Карину, хотя раньше особых нежностей за ней не наблюдала, и улетела куда-то. А домой так и не вернулась. Только на выходе я услышала, как она позвонила какому-то Вадиму.

— Вы не знаете, кто это?

Лидия Аркадьевна пожала плечами:

— Я знала в ее окружении только одного Вадима, но вряд ли это он. Был у нее в школе друг, она ему все помогала сочинения писать, — лицо ее немного разгладилось, когда начала вспоминать те беззаботные дни. — Я думала, что у них первая любовь. Ан нет! Нашла ее дневник. Честно думала, что тетрадь, — прижала руки к груди, как будто я ее сейчас собиралась осудить. — Влюбилась моя девочка в старшего брата Вадима, о чем красочно написала. Это она умела. Да тот не обращал на нее никакого внимания, считал маленькой. А она страдала, мечтала — все, что так присуще подросткам. Потом он уехал учиться вроде в Москву, а для подростков — с глаз долой, из сердца вон. Марина школу закончила, парня нашла, вот и прошла любовь.

Обычная история, для любителей мелодрам, может, и интересная, но никак не пролившая свет на убийство главной героини.

— Как фамилия Вадима, не помните?

Женщина улыбнулась впервые за время нашего разговора:

— Помню. Тут уж было грех не запомнить. Гусев он, — а потом снова погрустнела: — Мне надо дочку кормить.

— Извините, — поднялась я. — Уже ухожу.

— Найдите эту тварь, — попросила Лидия Аркадьевна уже в дверях.

Я не давала обещаний, которые не могла выполнить, поэтому отделалась банальным:

— Мы постараемся сделать все, что возможно.

Даже раскаленный воздух улицы показался мне невыносимо свежим после квартиры Лебедевых. Леша с Ботаником уже стояли возле машины.

— Все вопросы потом, — пресекла я их. — Мне просто необходим душ и холодное пиво.

— Могу составить компанию и в одном, и во втором, — улыбнулся Леша.

— Хватит умничать. Все в машину, дома поговорим.

— Ээээ, — протянул Ботаник. — Я как бы не пью, так что не буду вам мешать.

— А парень молодец!

— Так, ты, — ткнула пальцем в бывшего, — прекращай свои пошлые шуточки. А ты, — теперь в Ботаника, — не реагируй на его остроты.

Глава 6

Адреналин и усталость? Совместимо?

Tak jistě.

Так точно в смысле.

Хоть никто в машине и не понял, что я сказала, но оба, нет, даже трое поняли, что надо замолкнуть и не рыпаться. Я, кажется, даже уснула, поглаживая Тимошу. Вот же антидепрессант!

Проснулась оттого, что было жарко, очень жарко.

— Кондер сломался, что ли? — спросила, приоткрыв один глаз.

— Нет, — повернулся Ботаник. — Алексей Владимирович пошел в магазин, просил немного подождать.

Хлопнул багажник. Я не услышала — почувствовала. Леша открыл водительскую дверь и сказал:

— Можем ехать.

Я опять задремала. Что мне приснилось?

Do pekla psychoanalýza[1].

…Он мне нравился так же сильно, как и раздражал. Не привыкла я к такому, но это меня и повлекло подняться за ним на один лестничный пролет вверх. Опять вспомнила бабулю с ее психологией! Он не подал мне руку, не спросил, какой кофе я люблю — типичный мент.

После преодоления лестничного пролета он понял, что семенить до его кабинета еще долго, поэтому, только покачав головой, подхватил меня на руки под недоуменные взгляды коллег и понес через весь второй этаж.

Сопротивлялась ли я? Нет. Мне понравился его запах. В нем не было этой синтетической отдушки от дешевого одеколона, только едва уловимый запах геля для душа — видимо, успел домой, пока я с клиентом и молодым следаком развлекалась — и собственного тела.

— Слушай, меня тут пол-отдела знает, — все-таки решила я не сдаваться так просто. — А ты таскаешь меня на руках. Что подумают?