Яна Егорова - Воспитатель

— Молодцы, действительно молодцы. А самих террористов не поймали?

— Нет, — смахивая слезы с глаз, дрожащим голосом ответила Лившиц, — нет, не пишут ничего об этом.

Изюм? В «Оливье»? Нет, все равно не понимаю. Надо будет попробовать, это ж надо…

Завершив безумно длинный день на работе, в конечном итоге покинула садик и отправилась домой. Уговорила себя не думать о том, о чем не надо и мысленно погрузилась в мысли о Новом годе. Люблю этот праздник, всю жизнь жду его, как самое главное событие года, которое обязано принести что-то новое и хорошее. Правда, не всегда так получается, но за два года, это как минимум, я уже готова зуб отдать. Первый — когда появился на свет мой любимый сын Сашенька. И второй, ага, вы правильно догадались, второй, когда я впервые заглянула в глаза своей доченьки Лилии. Мои дети — мои лучики света в темном царстве. Когда плохо или грустно, я всегда стараюсь думать о них. Вспоминать моменты из их детства. Когда и кто начал ходить, как сказали первое слово.

Сашка, например, очень долго отказывался нормально разговаривать. Что только нам с ним ни пророчили! Куда только не отсылали. И к логопедам, и к психотерапевтам, проверяли глаза, уши, все. А в результате, он заговорил в тот момент, когда сам того захотел. И заговорил очень хорошо, к тому же сразу на нескольких языках. Это его особенная черта, вдруг взять и пока никто не видит, начать изучать что-то новое. Как выяснилось, мальчишка нашел в компьютере отца программы по изучению языков (даже не смотря на возраст) и тихо в них играл. Так ребенку казалось. Папа думал, что сын играет в танки, а он языки изучал, благо программа создана в форме игры. И Лилька моя молодец. Не знаю, чтобы делала, если бы не ее появление. Малышка спасла маму, сама того не ведая. Муж мне давно уже изменял, не сразу это вскрылось, но чувствовала-то я это уже давно. Рождение дочери еще на какое-то время оттянуло развод. Глядя на то, как она росла, как впервые сказала «папа», как первые годы тянулась к нему — я прощала мужу все. А не стоило бы.

Окунувшись в свои размышления, каким-то чудом оказалась в магазине возле полки с изюмом. Зачем я сюда пришла? Думала об изюме и… А с другой стороны! Все равно вечер испорчен. Нет, не моими детишками, а моими дурными мыслями о том, о ком пора уже забыть. Он, небось, отсыпается весь день на груди у какой-нибудь брюнетки. Или… Снегурки!

Вот эта картинка мне совсем не понравилась! Даже думать не хочу о том, как полуголый или… совсем голый Белявский, обнимает…

Так! Мне срочно нужен изюм! Две пачки! И… и корицу, а еще мака упаковку, нет, две! Будет сегодня большой пирог и классный фильм. К черту его. Все, Катя, думай о пироге. И об «Оливье». Да, о чем я там? Изюм и «Оливье». Все, чем дальше, тем больше меня начинает захватывать эта идея. Сделаю «Оливье» с изюмом на Новый год!

И пусть у меня следующий год будет самым изюмительным! Назло и вопреки всем и вся!!! Я шлепала по снегу и представляла себе радужное будущее, насколько могла, представляла его радужным, пока не подошла, наконец, к своему дому, где возле самого тротуара… меня чуть было не сбила машина!!!

Запомнила только оглушительный звук тормозов и черный капот, словно вороной, запыхавшийся от бешеной скачки конь, замерший у самых моих ног! А из этого «коня» через мгновение появился… кто бы вы думали? Угу, он самый. Нет, не Дед Мороз с мешком подарков за спиной. А загоревший, сияющий, с расстегнутым воротом рубашки, которую я с него вчера лично срывала, Белявский! Мешка с подарками не было, но штук пятнадцать длиннющих алых роз в руке он держал.

— Катенька! — прорычал ненормальный и направился ко мне.

По дороге поскользнулся и не подошел, а в буквальном смысле слова врезавшись, подхватил меня на руки и… мы вместе с розами, изюмом, маком и корицей дружно рухнули в снег!!!

— Умм… — издала непонятные звуки я, когда сумасшедший зажал мой рот в поцелуе!

Да что же он делает, прямо под моими окнами?! Там же Сашка с Лилькой! Вот же, идиот какой-то!!!

— К…Константин! — замолотила по нему кулачками, но разве ж эту скалу пробьешь? В одной тонкой рубашке, в отличие от меня, а силы в нем… А еще… еще температура его тела зашкаливает, как у настоящего волка. Объясните мне, как это возможно, что он, почти голый, на морозе, горячее, чем я в своем пальто? — Константин Викторович, отпустите меня немедленно! И помогите мне встать!

— Ой, Катенька, я же не специально, но не смог отказать себе в удовольствии насладится твоими губками, моя красавица!

Подлец улыбался так обворожительно, что мой праведный гнев был готов спрятаться и позорно отступить еще до того, как меня поставили на ноги. Белявский отряхнул коллегу, а потом собрал со снега все, что мы с ним только что уронили. Вот, опять! Ну, почему? Почему он появился вдруг из ниоткуда и опять стал самым идеальным мужчиной на свете? За что мне это? Добить хочет? Исчез с самого утра, пропадал неизвестно где, и одно из этого «неизвестно» был солярий. Других вариантов и предположений у меня нет. Где еще в России за день можно получить настолько яркий загар?

— Вот! Все собрал! — радостно сообщил мне потрясающий мерзавец.

А какой еще? Не удивляйтесь. Здоровенный, загорелый, ворот рубашки нараспашку, оттуда торчит… бог мой, кусочек его оголенной кожи, сам небритый, глаза горят (и я теперь знаю, что значит этот огонь, предвестником чего именно он является в интерпретации Белявского) а от его фигуры в свете уличных фонарей, видно, как поднимается пар! Это не мужчина, это атомная бомба для женского сердца.

— Пойдем наверх? — без намека на шутку, спросил невозможный тип. — Я очень голодный. Вот, не поверишь, с самого утра маковой росинки во рту не было. Весь день думаю о твоем омлете…

Он стоял передо мной с протянутыми в руке розами, которые я не спешила принять.

— Зачем о нем думать, если его можно было съесть? — холодно парировала я, вздернув подбородок и, однозначно, представляя себя в тот момент Снежной Королевой. Никак не меньше.

— Катенька! — брови Белявского взлетели вверх, словно он не ожидал, что я могу отреагировать на его бесцеремонный уход плохо. — Я виноват! Прости меня, дурака! На службу вызвали, надо было срочно уехать!

Не успела отреагировать, потому что махина наплевав на свои супер дорогие брюки… прямо под моими окнами, прямо перед всеми соседями, прямо на улице… бухналусь вместе с цветами передо мной на колени и прижала меня к себе так, что его огромная дурная голова оказалась у меня на животе.

— Катюша, идиот, каюсь, прости меня! Но я очень, очень голодный! Приюти неразумного, а я все… Все, что хочешь…

— Катька! — я вздрогнула, услышав голос высунувшейся в окно соседки с первого этажа.

Раиса Федоровна уже давно на пенсии и никогда не пропускает ни одного события, которое могло бы случиться у нашего подъезда.

— Катька! — повторила Раиса Федоровна и погрозила мне кулаком. — А ну, веди мужчину домой, чай замерзнет, по снегу в брюках-то ползать! Эко, королева, тоже мне! А вы, мужчина, если эта дура таки вас прогонит, заходите ко мне, я вас с внучкой познакомлю… — хищно улыбнулась старушка беззубым ртом.

— Мам! — а вот этот знакомый мальчишеский голосок, раздавшийся из окна третьего этажа, окончательно вогнал меня в краску. — Веди его домой, я суп разогрел!

— Да, мам! — а это уже Лилька. — Костя, поднимайся к нам! — заверещал тонкий голосок моей дочери.

Да они что все, сговорились что ли?!

— Мужчина, слышите меня, — не унималась Раиса Федоровна.

— Ладно, — процедила сквозь зубы этому нахальному любимчику судьбы, — идем наверх. Но в последний раз! Ужинаете и уезжаете домой! Без вариантов!

— Катенька, как прикажешь! Как скажешь, сладкая! — Белявский обрадовался, словно ребенок, и поспешил за мной в подъезд.

Однако не успела за нами захлопнуться дверь, как невыносимый подлец уже начал:

— Но, если что, я могу на диванчике на ночь пристроится… На кресле… На стульчике в углу…

Мой вечер в результате. Все поужинали. Некоторые, форменным образом игнорируя мое недовольство, а некоторые без аппетита, потому что кое-кто, не будем показывать пальцем, завладел моим домом, моими детьми и даже моими соседями! А ведь, завтра же опять пропадет! Ни на секунду в этом не сомневаюсь.

Сашка, мой Сашка, разлил по тарелкам горячий суп, а моя дочь, этому проходимцу, лично намазала несколько кусочков черного хлеба маслом! Подумать! Представить — и грохнуться без чувств. Мир сошел с ума. Мои дети так за родным отцом не ухаживали. Что в нем такого? Сумасбродный, неуравновешенный, сам себе на уме.

— Костя, а ты где так загорел? — во время ужина, Лилька озвучила один из вопросов, которые не давали мне покоя с момента его появления.

Самое странное, что в солярий я уже не верю. Потому что, для того, чтобы вымыть руки, наглец закатал рукава достаточно высоко, и я к своему несчастью заметила, что его загар заканчивается довольно быстро. В солярии частями не загорают. Так, где же он был сегодня днем?

— Как загорел? — не слишком-то убедительно удивился Белявский и украдкой (с явной опаской) посмотрел на меня. И мне это очень не понравилось.

— Ну, вот же, вот, — дочка уверенно прикоснулась пальчиком к его небритым щекам и рукам.

— Это? Это еще с лета осталось, — хмыкнул наш гость, отломав добрый кусочек черного хлеба.

— Неправда! В прошлый раз ты был не таким! — возразила малышка и хихикнула в кулачок.

— Ты просто не заметила, — подмигнул невозможный тип моей дочери и та… не возражая, приняла его версию! Он что? Гипнотизирует детей? Вообще людей, скорее. Как еще объяснить то, что все, кто его видит, встают на одну сторону. Сторону Константина Белявского?!