— Вот гвоздики — это самое то, а белые розы — ерунда полная, — продолжала выплескивать раздражение.

— Лида! Ты же терпеть не можешь гвоздики! Я тебе один единственный раз по молодости букет из них дарил, и вспомни, что ты сделала? Двор ими подмела!

— Вот и я о том же, пап!

Мама, как-то уж слишком бодро для умирающей, вскочила на ноги, и грозно погрозила мне пальцем.

— Не перевирай мои слова, мы говорили совсем о другом!

Отец тактично кашлянул, как бы намекая, что нельзя так стремительно из образа выходить, но она даже не заметила этого.

— Об этом, — уперлась я, — ты выкинула мой букет, потому что цитирую «такую вульгарщину только непутевым дарят».

Она вспыхнула, словно свеча, снова схватилась за сердце и хотела что-то сказать, но у меня не было сил слушать:

— Только не надо опять падать в обморок. Два раза за пять минут это уже слишком! Даже для тебя! — произнесла предупреждающе и с грохотом поставила стакан на стол, расплескав половину воды, — спасибо за хорошее утро. Завтракать не буду, сыта по горло.

Ушла к себе, но через миг вернулась, неся с собой букет от Стасика. Родители, до этого активно перешептывающиеся между собой, тотчас притихли, подозрительно поглядывая в мою сторону. Я демонстративно скомкала гадкие гвоздики и засунула их в мусорное ведро, где уже покоились мои бедные белые розы.

После такого протеста было тошно сидеть в своей комнате, да и не хотелось дожидаться счастливого момента, когда они перегруппируются, все обсудят и снова пойдут в наступление, поэтому быстро оделась и просто сбежала из дома, не сказав им ни слова.

Гуляла по улице, еле превозмогая желание позвонить Антону, но под конец пришла к выводу, что не стоит навязываться и мешаться, у него вполне могут быть свои дела. В результате ушла к подружке и провела у нее весь оставшийся день.

***

На следующий день я столкнулась с родителями на кухне. Они вели себя так, словно накануне ничего не произошло. Ни слова, ни пол слова о том, как погибли мои несчастные цветы, про скандал тоже не вспоминали. Все у нас хорошо, весело и нарядно.

Ну и ладно. Я тоже не стала усугублять, надела сдержанную дочернюю улыбку и, быстро позавтракав, ушла на работу.

Там ждал аврал. Катастрофа местного масштаба.

Едва я переступила порог офиса, как на меня оглушил чей-то истеричный вопль:

— Сервер упал!

Куда упал и кто его уронил, я выяснить не смогла, потому что угодила в самую гущу суматохи. Программисты, мельтешили по залу, судорожно лупили по кнопкам, что-то вопили про резервные копии и откаты.

Я ничем не могла помочь и только путалась под ногами, поэтому поспешила удалиться к себе и взяться за ту работу, что мне по силам.

Северного видела всего пару раз и то мельком, от этого было грустно. Хотелось еще раз поблагодарить его за субботний ужин, да и просто пообщаться.

По-моему, я умудрилась соскучиться по Антону.

Сей факт меня озадачил, и даже немного поднапряг. Не рановато ли я по нему скучать начала? Если не брать во внимание наш провальный школьный опыт, то мы знакомы с ним без году неделя, друг о друге практически ничего не знаем. Одна встреча только в неофициальной обстановке была, и ту свиданием не назовешь. Глупости.

Тем не менее, каждый раз, когда он оказывался в поле зрения, я провожала его долгим, задумчивым взглядом.

Похоже я запала на Тюленя.

Расстройства по этому поводу не было, стыда тоже.

А что такого? Я девочка большая, и никому ничего не должна.

За весь день мы с ним не обмолвились и десятком слов. Он носился, как угорелый, решая проблемы с сервером, а я кропотливо и сосредоточенно выполняла свои обязанности. Когда настало время уходить Антон все еще был поглощен работой.

— Пока, — произнесла, в нерешительности перетаптываясь с ноги на ногу на пороге его кабинета.

— Пока, — кинул, не отрываясь от экрана.

Конечно обидно, но я понимала, что на Северном лежит ответственность за работу всего офиса. Ему не до телячьих нежностей.

Вздохнула грустно и пошла прочь.

— Дина! — донесся голос из-за спины.

— Что? — встрепенулась я, едва не подпрыгнув на месте.

— Родителям привет передавай! И инвалиду труда!

— Обязательно! — рассмеялась и дальше пошла, чувствуя, как настроение медленно ползет наверх.

На улице шел первый в этом году крупный снегопад. Дороги замело, прохожие, оказались не готовы к буйству стихии, поэтому спешили по домам, одна я только не торопясь брела по улице и блаженно улыбалась.


К сожалению, вся неделя выдалась такой: суматошной, нервной, напряженной. Сотрудники усердно корпели над восстановлением утраченных данных, и Северный старался больше всех. Вдобавок ему пришлось ехать в головной офис в Москву, так что наше общение по-прежнему было минимальным, но я больше не кисла по этому поводу. Все наладится, стабилизируется, а там уж и поговорим.

Но на выходные все равно уходила с тяжелым сердцем, поэтому несказанно удивилась, когда телефон запиликал еще до того, как успела выйти из здания. На экране — номер Антона, и сердце тут же тут же побежало вскачь.

— Привет, — поздоровалась, хотя всего пару минут назад мы прощали.

— А ты куда сбежала? — спросил он подозрительно.

— В смысле? Домой пошла. Шестой час уже.

— Мы с тобой планировали куда-нибудь сходить. Не забыла?

Еле сдержалась, чтобы не начать прыгать посреди холла. Конечно, я помнила об этом всю неделю, и была уверена, что это у него из-за проблем все из головы вылетело.

А оказывается нет!

 Он про меня не забыл! Свиданию быть!

— Конечно нет, — растеклась в блаженной улыбке.

— Тогда предлагаю встретиться завтра. Днем. Чтобы твои родители потом не учинили допрос, с кем это ты по вечерам не пойми, где слоняешься, — усмехнулся Северный, а я смутилась. Потому что он прав.

Всю эту неделю, стоило мне задержаться на полчаса, как начинались звонки. Где я, что я, с кем я, когда приду домой, и снова с кем я.

Такого тотального контроля не припомню с младших классов.

Видать сильно предки напряглись оттого, что на горизонте появился Северный. Поняли, что их любимый Стасик меркнет, тускнеет и теряется на фоне «матерого ПТУшника». Я устала. Раньше как-то внимания не обращала, а сейчас просто сил нет. Сначала из-за работы мозг компостировали, теперь из-за Антона. Сколько можно? Точно перееду.

— Ты опять отключилась? — поинтересовался Антон, и я поняла, что пока предавалась самоанализу, он что-то увлеченно вещал.

— Нет… да!

— Эх, Кулакова! Уволю я тебя за несобранность. — рассмеялся грозный начальник, — повторяю вкратце, для самых тугих. Настоящая зима началась, каток в парке залили, поэтому предлагаю завтра покататься на коньках.

— Отлично! — выпалила я, — с удовольствием.

— Вот и хорошо. Давай в двенадцать?

— Замечательно!

— Тогда пока. До завтра.

— До завтра, — я так и осталась стоять посреди холла, с телефоном, прижатым к уху и синтетической улыбкой.

Парк — это действительно хорошо, коньки — вообще шикарно. Проблема только в том, что я ни черта не умела на них кататься. Даже стоять не могла, ноги самовольно расползались в стороны, а пятая точка настойчиво тянулась ко льду.

И как с такими входными данными очаровать Северного? Как сразить парня, если я буду похожа на корову на льду?

С перепугу согласилась на его предложение, а теперь не знала, как быть. Не отказываться же в самом деле?

***

К парку пришла ровно к двенадцати. В полном параде — штанах дутых, зеленой спортивной куртке, шапке, из которой только нос и торчал. Вся такая собранная, деловая, полная стремления научиться стоять на коньках, а в идеале еще и передвигаться на них. Ну или хотя бы план минимум выполнить — не убиться в первую же минуту, и не уйти с катка с огромным рогом на лбу.

Антон встретил меня радостной улыбкой, но тут же нахмурился, скользнув взглядом по моей амуниции.

— Такое чувство, что ты не кататься пришла, а приготовилась к длительному марш-броску через горные перевалы.

— Очень смешно, — проворчала, шапку пониже натянула, и бросила тоскливый взгляд в сторону катка, где рассекали счастливые люди, радуясь зимней забаве.

Я не радовалась. Я напрягалась. Очень сильно, и Антон это заметил:

— Ты чего? — Северный бросил на меня косой взгляд, — не хочешь кататься.

— Хочу, но не умею, — призналась я, — все мои попытки заканчивались шишками.

— Да, ладно тебе, — он беспечно отмахнулся, — там же все легко. Идем, я мигом тебя научу.

Ну-ну, наивный. В общем, мое дело — предупредить.

Мы зашли в маленький домик, где выдавалось оборудование на прокат. Антон назвал свой размер, я — свой, и через минуту у нас на руках было две пары потертых, видавших виды коньков.

— Запаковывайся! — скомандовал он, и начал переобуваться.

Я пыхтела от усердия, пока боролась со шнурками, пока заталкивала ногу в ботинок, пытаясь удержать непослушный язычок, норовивший нырнуть внутрь.

Потом начала завязывать. Намотала кое-как на крючки, затянула, бантик закрутила.

Северный, уже в полной боевой готовности, молча наблюдал за моими потугами.

— Плохо завязала, — наконец изрек задумчиво и покачал головой, — или щиколотку вывернешь, или развяжутся твои морские узлы и навернешься.

— Нормально! —— упрямо засопела и попыталась подняться.

Действительно неудобно. Ноги вихляют.

— Давай, переделаю, — решительно шагнул ко мне.

— Не надо, — попробовала отказаться, но куда там!

— Надо! — На плечи бесцеремонно надавил, усаживая обратно на лавку, опустил передо мной на колени, как истинный рыцарь, и принялся распутывать то макраме, что я наплела.