— Это был долгий день, — шепчу я, проходя мимо, и иду в свою комнату так быстро, как могу, уже чувствуя, как слезы рвутся наружу. Выпускаю их только закрыв за собой дверь.

Я кладу руки на живот и сползаю по двери. Я хотела этого ребенка, хотя и понимала, что не время. Да и мужчина был не тот. Но как бы ни была слепа, я верила, что ребенок сможет все между нами уладить. Семья означала бы, что я никогда больше не буду одна. Как иронично, что теперь я не хочу ничего больше, чем жить в одиночестве.

С Джорджем. И, возможно, с Лиамом. Но даже если он все еще верит, что все было не по моей вине, то, как и все остальные, в какой-то момент поймет это. В конце концов, страх выпустить все из-под контроля, страх остаться в одиночестве, потеряв кого-то, сокрушит меня, и он увидит женщину, которой я действительно являюсь. Женщину, которую я показала Марку.

Марк ошеломил меня своей жизнерадостностью, и когда захотел жениться на мне, это было обещание никогда больше не быть одной. А потом он изменился, и я просто не могла позволить себе потерять его. Страх сделал меня личностью, которую я глубоко презираю.


Лиам


— Это все, чему ты выучился на флоте? — смеется Рамин, хватает меня за руку и бросает через плечо на пыльную землю в центре лагеря.

Вокруг нас смеются несколько мужчин. Они сидят на территории лагеря, чистят оружие, балагурят и смеются. Если бы не наличие оружия, то можно было бы подумать, что находишься в туристическом лагере, полном людей, которые просто сидят вместе и наслаждаются отпуском. Ладно, одежда отличается от той, что я привык на родине: шире и бесформеннее. Брюки выглядят почти как детские подгузники из ткани. Но я уже привык к их виду.

— Иди сюда. Я покажу тебе, чему выучился, — говорю я Рамину, слегка наклонив торс вперед, и бегу к нему. Я сбиваю его на землю, и мы оба валимся в грязь. Рамин освобождается из захвата, отталкивая меня от своего тела, и громко смеется.

— И это то, что изучают морские котики?

— Мы можем так еще в младенчестве, и никто не учит нас этому, — кричит Амрин и небрежно машет мне, когда я оглядываюсь на него.

Я смеюсь и поднимаюсь с земли.

— Этому учат, играя в футбол, — говорю я. — Я не буду выдавать вам наши маленькие секреты.

Амрин, командир этой группировки, смеется.

— Мы все их уже знаем.

Я гримасничаю, когда он напоминает о моих пытках, и бессознательно поглаживаю шрам на ключице. Они постоянно, так или иначе, напоминают мне, что я все еще их пленник. Я здесь уже больше года, многое узнал о жизни, которую они ведут. Я даже делю эту жизнь с ними. Не всё, но многое. И иногда послабления позволяют мне забыть о том, что они сделали со мной. Лучше научить их бейсболу, чем подвергаться избиениям. Но я не должен позволять себе забываться, потому что должен сбежать отсюда. Иногда удобнее позволить театру, который я играю, выглядеть настоящим. Просто отпустить и сделать вид, что это теперь и мой мир. Больше ни о чем не беспокоиться. Не испытывать страха. Я должен. Они мне не друзья.

— Отведите его обратно в камеру, — говорит Амрин, вставая.

Для его почти шестидесяти лет мужик находится в отличной форме. Подтянутый, иногда серьезный, устрашающий, но очень умный. И всегда внимательный. Он подмечает малейшее изменение в моем настроении. Как и сейчас.

— В ближайшее время мы получим товар.

Я поворачиваюсь к Рамину и мимоходом киваю, медленно идя к хижине, где живу. Товар может означать что угодно: оружие, еду, лекарства... женщин, новых заключенных. Я надеюсь, что не последние два пункта. В настоящее время в лагере проживают пять женщин. Временами их количество доходило почти до пятидесяти. Понятия не имею, куда их доставляли. Но опасаюсь худшего. И если они не мертвы, то были перепроданы. Эта мысль все еще вызывает мерзкие ощущения.

Я вхожу в свою хижину. Рядом с матрацем стоит ящик с несколькими вещами, которые принадлежат мне.

— Увидимся позже, — говорит Рамин, понимавший меня лучше всех. Он учился в США. Он знает нашу западную жизнь, и все же он здесь. В совершенно другом мире. Я потираю лицо ладонями. Я устал.


Лиам


Проснувшись, ощущаю теплое, мягкое тело, прижимающееся к моей спине. Я задерживаю дыхание еще до того, как, промаргиваясь, открываю глаза. Солнце еще не взошло, и в комнате по-прежнему царит полумрак. Единственный свет исходит от маленькой лампы на крыльце. Если она горит, значит Джордж уже в конюшне, чтобы позаботиться о животных. На мгновение этот свет кажется недавним воспоминанием. На протяжении всего моего детства этот свет сопровождал меня, и я всегда знал, что это означает медленное пробуждение нового дня на ранчо. Когда закрываю глаза, воспоминание ускользает, уступая место крикам, раздающимся из грузовика, прибывшего после того, как Рамин запер меня.

Затем маленькая, нежная ладошка, лежащая на моем животе, опускается на несколько дюймов по моей коже и останавливается у пояса моих трусов. Эта ладонь, эта рука, нежно обнимающая мое тело, и мягкий матрац подо мной, дают мне понять, что я вне опасности. То, что человек, обнимающий меня, не причинит мне вреда. Тем не менее, это ощущается странным. Прошло так много времени с тех пор, как кто-то прикасался ко мне подобным образом. Долгое время прикосновения ассоциировались только с болью.

Я не смею шевелиться, наслаждаясь моментом. Но, тем не менее, какая-то часть меня хочет сбежать. Не желает допускать подобной близости, потому что это не принесет ничего хорошего. Однажды так уже было, и я не люблю вспоминать последствия. Тогда та ошибка повергла весь город в хаос. Но ощущение ее кожи на моей...! Как будто горячий пустынный ветер пронзает каждую клеточку моего тела и разрушает баррикады, которые я построил для своей защиты.

Я с разочарованием выдыхаю и пытаюсь сосредоточиться на том, что важно: немедленно прекратить все это. Глубоко вдыхаю и игнорирую дрожание моего тела, вызванное расшатавшимися нервами. Проскальзываю под рукой Тессы и встаю. Она лежит в моей постели, и от увиденной картины у меня учащается пульс и нервно порхает в животе. Черт, она такая красивая. Ее разметавшиеся светлые волосы, лицо, которое во сне выглядит еще более невинным, чем в бодрствующем состоянии. И на ней ничего, кроме коротких шорт и обтягивающего топа. Нет бюстгальтера, я вижу это ясно.

Смотрю на нее и думаю о том, что она рассказала мне вчера. Не могу поверить, что она чувствует себя виноватой в смерти своего ребенка. И очевидно, что все, здесь в городе, продолжают поддерживать ее в этом убеждении. Хуже того, они заставляют ее верить, что неудачный брак с Марком — ее ошибка. Это вызывает во мне гнев. На всех, потому что они-то должны знать. Если кто-то виноват, то это я.

Когда Тесса с тихим стоном открывает свои веки, мой член дергается, я закрываю глаза и быстро отворачиваюсь. У меня не было женщины целую вечность. Не знаю почему меня раньше не напрягало отсутствие секса, потому ли что все эти годы вокруг меня происходило столько ужасного, и женщины кричали от боли, или из-за того, что случилось до того, как я ушел на флот. Похоже, сейчас мое тело решило, что с перерывом покончено.

Нужно покинуть комнату как можно скорее, чтобы она ничего не заметила. Я хватаю рваные джинсы и майку и спешу к двери.

— Прости, я, должно быть, уснула, — хрипло говорит она. Я слышу, как позади меня шелестит постель и оглядываюсь через плечо. — У тебя снова был кошмар.

— Ты должна перестать извиняться передо мной, — отвечаю я, стараясь не пялиться на ее грудь, которую я могу видеть еще лучше, когда она сидит. — Есть вещи похуже, чем проснуться рядом с женщиной.

Ее губы открываются и закрываются, и хоть и не могу видеть этого, но подозреваю, что цвет ее лица стал намного более темным. Тесса, кажется, не дружит с комплиментами или сексуальными намеками. Но может ли женщина с таким телом быть ханжой? Мужчины, должно быть, постоянно заигрывают с ней? Может быть, не здесь, в городе, но в другом месте точно.

— Слушай, — начинаю я, наморщив лоб. — Ты не должна обо мне заботиться. Просто не приходи, когда услышишь мой крик, — говорю я и покидаю комнату, не дожидаясь ответа.

Как бы трогательна ни была ее забота, она заставляет меня чувствовать себя идиотом. Слабаком. А я определенно не хочу так себя чувствовать. Как будто я больше не в состоянии наладить свою жизнь. Я не хочу быть слабым. Если я это себе позволю, то последние пять лет одержат надо мной победу. И тогда я больше не смогу выбросить из головы крики мужчин и женщин.

Я распахиваю дверь в ванную и принимаю душ так быстро, как могу. Мне нужно выбраться отсюда, чтобы я мог снова дышать. Закончив в ванной, выхожу через кухню из дома.

— Поешь хоть что-нибудь, — зовет меня Тесса, но я ее игнорирую.

Мне нужна дистанция. Может быть, это была самая безумная идея в моей жизни. Нет, самой безумной идеей было жениться.


Глава седьмая

Тесса


Я разочарованно смотрю в спину удаляющегося Лиама, оставаясь стоять на кухне со сковородкой в руке. Он злится на меня, и я даже понимаю его. Я посторонний человек, пытающийся навязать ему свое мнение, хотя это невозможно. Это, черт возьми, не мое дело. Нужно было оставаться в своей постели. Почему я это делаю? Почему, когда слышу его наполненные болью ночные крики, мое сердце начинает заполошно биться, в груди что-то сжимается, а в глазах печет? Почему мне не удается просто отрешиться от его страданий? Лиам не желает моей помощи. Не хочет, чтобы я видела его в подобном состоянии. Мне бы тоже не хотелось. Заснув рядом с ним, я перешагнула определенную границу.