– Ты не обязана ходить за мной следом.

Она подошла ближе. Вопли Уита и Девона сделались почти неслышными.

– Я хотела.

Вот тут он взглянул на нее, и глаза его сверкнули странным, неземным светом.

– Почему? Я не такой, как они.

Не такой. Хоть эта троица и родилась в один день от одного отца, растили их разные матери. Эван не был сиротой, как Девон. Но ему не читали книжек и не сулили надежду на образование, как Уиту.

Первые десять лет жизни он провел в борделе Ковент-Гардена, его воспитывали отвергнутая герцогом любовница и дюжина других женщин, которые заботились о нем, когда его мать в дорогих нарядах и с усыпанными драгоценными камнями шпильками для волос шла работать.

Их она не сохранила, но его уберегла, а только это и имело значение, Грейс-то знала.

Грейс знала и благодарила его мать и Господа каждый день.

Они провели вместе восемнадцать месяцев – достаточно долго, чтобы узнать историю друг друга. Точнее, чтобы Грейс узнала их истории. У нее самой истории не было. Во всяком случае, достойной того, чтобы ею поделиться.

Ее история началась, когда мальчики переступили порог Бергси-Хауса. А этого высокого, белокурого она всегда считала чуть ли не волшебником, ведь он сумел в одно мгновение завоевать ее единственной улыбкой. И он руководил их безмолвной битвой с человеком, считавшим, что их судьбы в его руках.

Однако в тот день он был другим. Более серьезным. И Грейс почувствовала, как что-то надвигается, хотя в точности знать этого не могла.

Она опустилась перед ним на колени, их обволакивал богатый аромат земли и травы.

– Ты победишь.

Он резко взглянул на нее.

– Ты этого не знаешь.

– Знаю. – Она кивнула. – Знала с самого начала. Ты сильный и умный, и выглядишь так, как надо. Девон слишком злой, а Уит слишком неуверенный. Это будешь ты.

Старый герцог хотел наследника, и им должен стать Эван.

И это случится скоро.

– Это я злой, – огрызнулся он. – Я неуверенный.

– Но ты этого не показываешь, – ответила она, чувствуя, как все в груди сжимается.

– Не могу, – прошептал он совсем по-взрослому. – Я не могу.

Она потянулась к нему, провела пальцами по высокой скуле.

– Со мной сможешь.

Он сделался суровым, затем и вовсе принял грозный вид, так что она сразу забыла про светившее где-то за деревьями солнце. Он схватил ее за руку, отвел от своего лица.

– Я не хочу показывать это тебе. Вообще не хочу, чтобы ты это видела.

Она растерялась.

– Почему?

Пауза, затем он перестал отталкивать ее руку. Наоборот, подтянул ее к себе и встал перед ней на колени. Уткнулся лбом в ее лоб, и они простояли так целую вечность. Сердце Грейс колотилось тем таинственным образом, каким бьются только юные сердца, обещая что-то, что невозможно назвать, с надеждой на что-то, что даже вообразить нельзя.

А затем он ее поцеловал. Или она его.

Не имело значения, кто кого поцеловал. Этот поцелуй просто случился. Да только он преобразил их так, как могут лишь первые поцелуи, и превратился в воспоминание, которого уже никогда не утратить.

Оно обрушилось на нее сейчас, двадцать лет спустя, в этом зале, словно созданном исключительно для воскрешения этого чувства, и теперь казалось, что все случилось только вчера. Всего несколько мгновений назад. Словно происходило прямо сейчас.

Она сделала глубокий вдох, радуясь, что может укрыться в гуще людей, и благодаря небо за парик и маску, сделавшим ее неузнаваемой – впрочем, даже если бы ее узнали, никто в этом зале не проговорился бы. Завсегдатаям дома номер 72 по Шелтон-стрит ни к чему было обнаруживать свое знакомство с хозяйкой сомнительного заведения.

– Что, сегодня мы играем в брюнетку? – проговорил кто-то прямо над ее ухом.

Какая ирония! Стоило ей подумать о собственной анонимности и… Впрочем, этот вопрос вырвал ее из тягостных мыслей о прошлом. Оно и к лучшему…

Она повернулась к подошедшей женщине, темные глаза которой блестели сквозь прорези искусно расшитой переливчато-синей маски, украшенной павлиньими перьями, одновременно убеждаясь, что ее собственные маски, как материальная, так и эмоциональная, снова на месте. Грейс мгновенно узнала герцогиню Тревескан, которая и раздобыла ей приглашение.

– Неужели меня так легко узнать?

Герцогиня улыбнулась.

– Я взяла себе за правило знать всех.

Чистая правда. От внимания герцогини не мог укрыться никто, что делало ее как могущественным врагом, так и сверхценным другом.

– Парик просто фантастический, – похвалила герцогиня, легонько подергав коричнево-красный локон из тех, что были искусно уложены на макушке Грейс. – Французский?

– Французский.

Привезенный на одном из кораблей ее братьев две недели назад.

– Полагаю, в вашем случае естественность выдала бы вас полностью. В любом случае, приобретение просто божественное.

– Могу сказать то же самое о вас. – Грейс чуть наклонила голову и с легким удивлением добавила: – Я так редко вижу вас в маске.

Герцогиня засмеялась и тряхнула юбками великолепного платья. Сине-зеленые, темно-синие, голубые, пурпурные блестки замерцали в нежном свечении из-под лиственного полога, взметнулись павлиньи перья, украшавшие костюм.

– Вы редко видите меня в маске, потому что мы регулярно встречаемся там, где внешность менять не нужно, как вам отлично известно. Мужчины не имеют обыкновения скрывать свою личность, когда посещают частные клубы. Почему же я должна?

Это было не совсем верно, но Грейс не могла отрицать, что коль скоро дело касалось половой принадлежности и удовольствий, возникали двойные стандарты. Тем не менее она невольно огляделась, убеждаясь, что их никто не подслушивает.

– Не волнуйтесь, – улыбнулась герцогиня. – Абсолютно никому не интересно, о чем мы разговариваем.

Прежде чем Грейс успела ответить, герцогиня продолжила:

– Должна признаться, поскольку я никогда не видела вас по эту сторону Пикадилли, то весьма удивилась, когда вы попросили приглашение. – Она раскрыла свой громадный веер из павлиньих перьев и добавила: – Вы расскажете мне, откуда такой острый интерес именно к этому приему?

– Я, видите ли, в некотором роде дендролог.

Герцогиня расхохоталась.

– Остроумно! Однако позвольте предположить, что это как-то связано с матримониальными поисками Марвика.

Грейс позволила себе приподнять уголок рта в усмешке.

– Нет. Как я уже сказала, я очень люблю мох, а где еще вы найдете столько мха в этих каменных джунглях? – Смех ее собеседницы сменился иронической улыбкой, когда Грейс добавила: – Дубовые деревья в доме – какое наслаждение! Разумеется, я охотилась за приглашением.

Герцогиня похлопала ее по руке своим нелепым веером и пообещала:

– Я ведь все равно выясню правду, можете не сомневаться.

Грейс позволила себе таинственно улыбнуться.

– Нет, не выясните, ваша светлость, но мне будет любопытен ход ваших мыслей.

Карие глаза собеседницы заблестели в прорезях причудливой личины.

– Принято.

Прежде, чем Грейс успела ответить, атмосфера вокруг них изменилась, предвещая что-то новое и возбуждающее. Не что-то.

Кого-то.

Она обернулась, и ее обдало жаром, едва взгляд упал на высокого красивого мужчину в идеально сшитых черных брюках и фраке, дополненном белым галстуком, накрахмаленным до совершенства. Простое черное домино, представлявшее собой всего лишь дань празднеству и не предназначенное для того, чтобы скрывать свою личность, – впрочем, в этом зале он бы этого утаить и не смог.

Герцог Марвик, которого она не видела целый год с тех пор, как поставила на колени и вышвырнула на улицу, стоял не более чем в десяти футах от нее.

Шесть футов.

Три.

Дыхание перехватило (до чего это отвратительно!), когда она рассматривала его, а он подошел так близко, что при желании она могла бы к нему прикоснуться. Достаточно близко, чтобы заметить, как он изменился. Высокий, худощавый и красивый, он стал более массивным, чем раньше, более мускулистым, щеки казались не такими запавшими, хотя скулы, не прикрытые маской, по-прежнему оставались идеально высеченными.

Она не могла бы ошибиться при виде этих красивых глаз цвета виски, опушенных темными ресницами. И эти полные, красивые губы были его, и только его.

Грейс восхищалась его красотой у себя в клубе год назад, но сегодня… он превзошел самого себя… в прошлом.

Однако больше, чем физически, он изменился в других смыслах – движения сделались более вальяжными, улыбка более непринужденной.

Грейс поняла, что он провел этот год хорошо.

С трепещущим сердцем она наблюдала, как Марвик ленивой походкой приближается к герцогине.

– Удивительное дело, милорд. Вы – и разгульное веселье! Казалось, эти вещи несовместимы, – нараспев произнесла герцогиня, подавшись к нему ближе – настолько близко, что в Грейс что-то взбунтовалось.

– Видите ли, миледи, прежде у меня не было такой обворожительной компании, – ответил он, и губы его изогнулись в потрясающей улыбке, а Грейс на секунду показалось, что она сходит с ума. Но тут он повернулся, поймал ее взгляд и… весело подмигнул!

Он ее не узнал.

Через мгновение разочарование сменилось облегчением.

Не важно. На самом деле так даже проще.

И все же потрясение не отступало, хотя ей следовало бы радоваться – в конце концов, разве не этого она хотела? Спрятаться от него, оставаясь на виду? Разве это не являлось частью ее плана, который она обдумывала снова и снова, густо подводя глаза и подкрашивая губы? Надевая маску Далии?

Она больше никогда не появится перед ним как Грейс.

Особенно здесь, в его доме в Мейфэре – доме, принадлежащем поколениям герцогов. А даже если бы и появилась – даже если бы он надеялся на встречу, – в таком виде он ее точно не ждал. Только не в платье, маске, с прической и макияжем, как у леди из высшего общества. В облике женщины, получившей лучшее образование, имеющей батальон камеристок, богатство, превышающее пределы разумного, жизнь, полную привилегий, и ни на что не жалеющей средств.