Эндрю догнал меня первым. Он подхватил меня сзади за талию, и я отчаянно заболтала ногами в воздухе. Потом нас догнали Мика и Лэнс, и я получила свою порцию торта прямо в лицо.

– Не круто! – Я стерла крем с лица рукой. Лэнс и Мика устроили небольшую тортовую дуэль, гоняясь друг за другом между столами.

– Пусти, – сказала я.

– Опусти ноги, – сказал мне в ухо Эндрю.

– О. Точно. – Я поставила ноги на землю, и он отпустил меня.

В следующий момент зажужжал чей-то телефон. Эндрю достал из кармана мобильник и провел пальцем по экрану. Я снова заметила, что он непроизвольно стиснул зубы – как в тот раз.

– Кто тебе пишет? – спросила Мика, подходя ближе. Она, должно быть, не заметила, что он не рад новому сообщению. Эндрю заставил себя улыбнуться.

– Просто моя мама, – ответил он.

Его мама. Я смутно припоминала слова Эндрю: его мама ушла из семьи, когда карьера его отца подошла к концу или что-то вроде того. Тогда я подумала, что она вовсе перестала выходить на связь и исчезла из его жизни, но, видимо, была неправа.

– Передавай ей привет от нас, – радостно ответила Мика.

Я переводила взгляд то на Эндрю, то на Мику. Она знала его лучше, чем я. Может быть, Эндрю помирился с мамой или в принципе никогда с ней не ссорился. Может быть, злость в его глазах мне только померещилась. В конце концов, он же улыбался.

Эндрю встретился со мной взглядом, как будто молчаливо спрашивал, не хочу ли я чего-нибудь добавить, будто ждал, что я скажу что-то и тем самым позволю ему снять маску фальшивой улыбки. Я вспомнила тот разговор в фургоне, когда он признался, что ему тяжело заводить друзей, впускать людей в свою жизнь, раскрывать им душу. Он боялся сближаться с кем-то, потому что постоянно переезжал из города в город. Он не мог остаться. Такая у него была жизнь. И не мне было вмешиваться в то, как он обычно с этим справлялся.

– Ага, – сказала я. – Передавай привет маме.

С неизменной, преувеличенно радостной улыбкой он уставился в телефон и начал набирать сообщение.

Теперь все было официально. Я по-прежнему вела себя, как сволочь. Что же такого было в Эндрю, что все самое худшее во мне вылезало наружу?

Глава 18

День независимости

Городское барбекю


ГВОЗДИКА

Цветок с ярким ароматом и уникальной формой, заработавший себе дурную славу как самый популярный выбор всех скряг мира. Дарить кому-то гвоздики – все равно что нарвать одуванчиков на обочине дороги. Но самим гвоздикам неважно, какая у них репутация. Эти маленькие упрямые цветочки очень выносливые. Долгих лет цветения гвоздикам!


Кончики пальцев окрасились разными оттенками синего и красного. Всю прошлую ночь я потратила на то, чтобы покрасить белые гвоздики пищевыми красителями. Процесс был не особенно сложный: подрезать стебли под водой, потом добавить краситель. Цветы легко напитывались краской, и цветные кончики лепестков выглядели очень эффектно. Потом связать вместе несколько красных, синих и белых гвоздик – и вуаля! Мгновенный американский патриотизм.

– Тут вот это считается озером? – спросил Эндрю, подсаживаясь ко мне за столом, на котором я устроила небольшую лавку. – В нем водятся аллигаторы? – добавил он, неумело изобразив южный акцент.

– Эндрю, – кивком поприветствовала я его. – За тот месяц, что мы не виделись, я почти успела забыть, насколько ты очарователен.

– Мое очарование не так просто забыть, – ухмыльнулся он.

– Аллигаторов тут нет, – сообщила я, поправляя гвоздики в вазе. – Юг Алабамы им нравится больше.

Я окинула быстрым взглядом его наряд. На нем была синяя рубашка поло с поднятым воротником и клетчатые шорты, которые ни один местный парень не надел бы и под страхом смерти: они были выше колена.

– Как славно! – воскликнула Мика, подходя к нам. – Выглядите, как парочка, принарядившаяся для фотосессии. – Она поставила на стол огромный стеклянный лимонадник. Я злобно зыркнула на нее и опустила взгляд. Она оказалась права: на мне было летнее платье из почти такой же клетчатой ткани, что и шорты Эндрю.

– Чудесно, – буркнула я.

– Как твоя нога? – спросил меня Эндрю.

Я не сразу вспомнила, что, когда мы виделись в последний раз, я напоролась ступней на осколок. Было лето, и с того дня мало что происходило: я работала во «Всяком случае», ездила с Микой на показы фильмов под открытым небом в автомобильном кинотеатре, таскала Ганнара в закусочные и прогулки по озеру – но все равно создалось ощущение, что свадьба Джанет была уже очень давно.

– Нормально, – ответила я. – Зажила. – И остался очень крутой шрам. – Как там… всякие дела, которые ты делаешь, когда исчезаешь?

– Хорошо. Мне удалось выбраться из города на несколько недель и, наконец, заняться чем-то интересным в интересной компании.

Я закатила глаза.

Мика махнула рукой в сторону озера.

– Зато теперь ты можешь насладиться жизнью. Без шума и суеты.

Озеро (во всяком случае, то, что мы им называли) не особенно оправдывало свое наименование. Оно больше напоминало лужу или яму с водой. В нем можно было плавать и ловить рыбу. Сейчас на поверхности воды виднелась парочка надувных кресел, в которых их гордые владельцы спасались от жары. Зайдет солнце – и озеро опустеет, а парк вокруг него наполнит толпа людей, ждущих ежегодных фейерверков. Хэнк традиционно организовывал барбекю, а мистер Уильямс (и в этом году Джетт Харт) – закуски. «Всякий случай», разумеется, занимался поставкой цветов.

– Разве это настоящая жизнь? – спросил Эндрю, пристально рассматривая озеро. – Или ты просто говоришь так, потому что тебе не с чем сравнивать?

Мика вскинула брови.

– Поездка явно не пошла тебе на пользу. Может, стоит окунуть тебя в озеро – это святое крещение смоет с тебя мрачность?

Эндрю закрыл глаза, сделал глубокий вдох, потом снова посмотрел на Мику.

– Ты права. Извини. Плохой день.

– А в другие дни у тебя какое оправдание? – спросила я.

– В основном ты, – ответил он.

Я хохотнула. Почему бы и не оценить остроумную реплику.

– Что ж, – заявила Мика, выпятив грудь, – у меня вот сегодня будет отличный день. Знаете, почему?

Мы с Эндрю молча ждали, когда она закончит.

– Спросите меня, – потребовала она.

– Почему? – спросил Эндрю.

– Потому что вы только гляньте на меня. На мне нормальная одежда. – Мика нацепила джинсовые шорты и красную футболку вместо стандартной униформы официантки. – И мне сегодня не нужно работать. Люди сами будут брать еду. Мне просто нужно будет иногда выкладывать ее на тарелки, если те опустеют. И Софи тоже ничем не занята. Всего-то положить цветы на каждый стол и ждать указаний Кэролайн. Мой любимый праздник!

– Что ж, – протянул Эндрю, – мне-то по-прежнему нужно фотографировать, так что не сыпь соль на рану.

– Ой, я тебя умоляю, – сказала Мика. – Ты делаешь слишком много фотографий. На сайт в итоге попадают максимум десять. Отдохни уже от погони за совершенством.

– Мой отец просматривает их все до единой.

– Правда? – спросила я. – Но на Дне святого Валентина ты их опубликовал еще до того, как праздник закончился.

Эндрю провел рукой по густой копне темных волос.

– Он оценивает их и иногда заставляет меня поменять несколько.

– В такие моменты полагается говорить: «Пап, ты давай готовь, а с фотографиями я разберусь», – вставила Мика.

– Ты его отца вообще видела? – хохотнула я

– Он просто перфекционист, – как обычно, встал на защиту отца Эндрю.

– Это так у нас теперь называется «главный говнюк города»? – осведомилась я. – Откуда уж мне, неотесанной деревенщине, знать такие тонкости.

– Ты невыносима, – бросил Эндрю. С этими словами он развернулся и пошел прочь.

Мика молчала.

– Что? – спросила я. – Он сам сказал, что сегодня какой-то мрачный.

– Ты лучше не сделала.

– Не моя вина в том, что он позволяет своему отцу вытирать об себя ноги и при этом даже не осознает, что это происходит.

– Софи! Просто веди себя подружелюбнее.

– Обещать не могу.

* * *

Вечеринка была в полном разгаре. Люди ели и смеялись, играли с фрисби и в футбол; многие толпились вокруг гигантского барбекю Хэнка. Оно было настолько большое, что стояло на отдельных колесах, прикрепленное к багажнику. Ребрышки и стейки шипели на гриле; к небу рвались клубы дыма. И Мика была абсолютно права: нам с ней было нечего делать. Так что теперь мы сидели на шезлонгах и смотрели, как мой брат бросает камушки в озеро. Я вытащила телефон и читала образец заявки на сайте одной из дизайнерских школ Нью-Йорка.

– Уникальное, – произнесла я.

– Чего? – рассеянно – по понятным причинам – переспросила Мика.

– Это уже третий раз, как они описывают образцовое портфолио словом «уникальный».

– Ага… ну и?

Я отмахнулась от мошкары, зудящей над ухом.

– Я поняла, что мои работы вовсе не уникальны.

Мика покачала головой.

– Очень даже уникальны. Это же твои работы, оригинальные! Как могут они не быть уникальны?

Я прищурилась, потом открыла на телефоне фотографию.

– Как тебе вот этот набросок? – спросила я. На фото был эскиз юбки, которую я придумала пару недель назад. Мика внимательно вгляделась в картинку.

– Он шикарный. Обязательно включи его в портфолио.

– Ну а вот этот? – Я открыла следующую фотографию. Мика прищурилась.

– Очень похоже на первый, но тоже красиво.

– Это не мой, – произнесла я, снова, как неделю назад, чувствуя, как неприятная тошнота подступает к горлу. – Я нашла его на одном дизайнерском сайте, который мне нравится. И вот тогда-то я начала замечать слово «уникальный» чуть ли не в каждом описании образцовой заявки, которое мне попадалось. Они что, вчера дружно решили везде вставить это слово?

Мика не знала, что сказать. По ее лицу было видно, что она ищет слова ободрения, но не может ничего придумать.